Подарок (СИ) - "слава 8285" - Страница 7

Стальной пол почему-то рванулся вверх, вздыбился, как дикий конь, и так сильно ударил Малыша по лицу, что он провалился во тьму.

========== Глава 6 ==========

Когда Малыш пришел в себя, у него на голове опять был мешок. Его мучительно долго куда-то везли. В каком-то стальном темном кузове.

Когда машина встала, он по инерции завалился на пол. Мешок с него содрали и выволокли на улицу. Бросили на каменистый песок. Фургон зашуршал колесами и поехал прочь, оставив его одного.

Малыш еще долго не мог разлепить глаза. Над бровью тупой болью ныла шишка.

Когда он смог приоткрыть глаза, то увидел грибок автозаправочной станции и стальную «сигару» придорожной закусочной с большой красивой вывеской «Атомный бургер». Вдалеке подрагивало сероватое марево мегаполиса.

Он стоял, тяжело дыша, но воздух был так горяч, что им невозможно было надышаться.

Заплакав, он, с трудом переставляя ноги, пошел вглубь пустыни, прочь от дороги. Что-то решило в нем, что он будет идти до тех пор, пока не упадет, и будет лежать до тех пор, пока не умрет. Он слышал, что так иногда делали монахи в древности, и это не считалось самоубийством. Но ему уже было все равно, самоубийство это или убийство.

Он чувствовал в себе так много мерзости, которая вошла в него от этих людей и допросов, что жить он не мог и не хотел.

Смерти он не боялся. Он устал, и бояться уже не было сил.

И он побрел в пустыню.

И когда его окликнул знакомый голос, он только еще пуще заплакал, но не обернулся и не замедлил шаг.

Крепкие руки обхватили его со спины и прижали.

— Живой! Живой! — горячо шептал голос. — А мне сказали, что убили! Сказали — убили! Умер! Но это так… так! Это чтоб только помучить лишний раз! А он у меня живой!

Руки развернули Малыша, но он не мог поднять голову, не мог стоять и завалился на колени.

— Сказали… — Алекс был дикий, взъерошенный, с глубокой царапиной над бровью. — Сказали… — он принялся убирать волосы с его лица, чтобы получше разглядеть. — Что отдали тебя в камеру к насильникам, — голос Алекса дрогнул. — Что они тебя все толпой мучили… и убили… тебя… а ты же у меня такой нежный! Ты же только меня любишь! Меня одного! — и Алекс опять стиснул его в объятьях.

Малыш был как неживой, позволяя трепать себя, но вдруг ожил, стал трепыхаться и бить Алекса по груди, словно бы долбясь в дверь.

— Все-все-все! — шептал Алекс, поглаживая его по голове. — Все наврали, скоты, чтобы было больнее! Чтобы помучить лишний раз! Но я знал! Я верил! Хотя могли! Конечно, могли! Могли и убить!

Малыш обессилел и заплакал у него на плече.

— Ну, теперь все. Теперь все будет нормально. Теперь я уже до такого не допущу!

Алекс опять надолго вжался в него.

— Пойдем, — после долгого молчания произнес Алекс. — Меня тоже здесь высадили. Я закажу машину. Пойдем в эту забегаловку. Я жрать хочу! Вставай, миленький, хватит реветь, глупышка. Ну, помурыжили тебя на допросе — но не калечили же, не посадили. Неприятно, знаю, но ничего — сильнее будешь! Да и мне урок! Пойдем, милый! — он поднял Малыша на ноги и обнял за плечи. — Мой мальчик, милый, глупенький, мой красавчик, моя плакса, пойдем!

На первых порах в закусочной было как в морозилке. Но вскоре Малыш привык и понял, что здесь очень даже комфортно. С одной стороны, где была кухня, тянулась барная стойка с сидушками, а с другой стороны у каждого окна были диванчики со столиками.

Высыхающими от слез глазами Малыш разглядывал черно-белую шахматную плитку на полу и трогал красную блестящую обивку сидений.

Алекс сначала кому-то долго звонил, а потом заказал поесть.

Вскоре Алексу принесли огромный многоэтажный бургер, а Малышу — мягкие вафли с сиропом и молочный коктейль.

— Я все подписал… — прошептал Малыш, бездумно двигая бокал с коктейлем. — Все их поганые бумаги.

— Я знаю! — уплетая бургер, кивнул Алекс. — Я тоже. Не парься. Ты не виноват. Это только в кино люди выдерживают давление и пытки и не соглашаются работать со следствием. А в реальной жизни — если ты попал в Комитет, то оттуда ты выйдешь либо предателем и стукачом, либо тебя вынесут сразу на кладбище.

Малыш замолчал, потыкал вилкой стопку вафель, заплакал опять и пересел к Алексу.

— И что теперь? — всхлипывая, спросил Малыш.

— Да теперь ничего… — отпив пива, вздохнул Алекс. — Я в опале, Государь мной недоволен. Меня отправляют в ссылку на нашу родовую виллу на берегу моря. Пока Государь не сменит гнев на милость, мне запрещено жить в столице. Запрещено видеть семью… Мне можно только выбрать себе небольшую личную охрану и прислугу.

— А я? — дрожащим от слез голосом выдохнул Малыш.

Алекс убрал волосы с его лба:

— Ну, и ты тоже. Как же я без тебя? Ты же сойдешь за прислугу?

Малыш лег на диванчик и положил голову ему на бедра.

— Там такой небольшой трехэтажный дом, его даже не видно из-за деревьев. И чтобы выйти на пляж, нужно пройти парк. И там еще такая скала высокая. И еще гора есть, а гора вся покрытая лесом… — Алекс замолчал, допивая пиво. — Ты умеешь плавать?

Малыш отрицательно покачал головой.

— А я тебя научу. Знаешь, как меня учил плавать мой отец? Он просто выбросил меня из лодки, и я поплыл. Орал от страха и барахтался, а он просто плыл рядом на лодке… — Алекс откинулся на спинку диванчика и вздохнул. — А еще там рыбалка очень хорошая…

Вскоре к закусочной подъехали три огромных черных машины. Алекс с Малышом сели во внедорожник, и машины тронулись. Как выяснилось, до виллы ехать нужно было еще шесть часов.

Малыш недолго лежал с открытыми глазами, но потом тишина салона, мягкость бежевой кожи и присутствие спокойного довольного Алекса усыпили его, и он уснул.

Уснул сладким сном. Как ему казалось — впервые за тысячу лет.