Подарок (СИ) - "слава 8285" - Страница 6

Малыш чувствовал себя ужасно.

В голове, как будто не переставая, гудела турбина, душное сопло. Он весь бы пропитан горячечным возбуждением, которое не позволяло ему ни расслабиться, ни взбодриться.

Когда его только привели в это здание Комитета, Малыша тут же обыскали и сняли часы Алекса. Это привело его в дикий ужас.

— Не имеете права! — выпучив глаза, кидался на сотрудников Малыш. — Это не ваше! Отдайте! Это Алекса! Это подарок! Мне нельзя это снимать! Он расстроится! Отдайте! Не ваше! Не имеете право! — бился он в крепких руках, пока не выдохся, не охрип и не затих.

Потом его привели в кабинет: тяжелый, давящий стальной куб, без окон, где усадили на неудобную лавочку.

— Вот это ты?! Как нет?! Это же ты!

Перед ним положили фото толпы каких-то демонстрантов, и крепкий палец тыкал на чье-то непонятное крохотное лицо в углу.

— Ну это же ты! Признайся! Есть свидетели, которые точно утверждают, что это ты!

И сами фото, и застывшую на них толпу Малыш видел впервые.

Он молчал, пораженный горем и ужасом, и все сильнее и сильнее сжимался, закрываясь в самом себе.

Молчал.

А незнакомые, нехорошие, чужие люди вокруг лезли с непонятными вопросами и дикими обвинениями.

В какой-то момент ему начало казаться, что существует еще один Малыш, злой, деловой и ужасный. Наверное, он овладевал его телом, когда истинный Малыш спал. Тот, другой, участвовал в демонстрациях, оказывал неповиновение полицейским, устраивал провокации, поджоги, занимался экстремизмом и кибер-терроризмом.

Малыш молчал, кусая губы до крови.

Его не били, никто не тронул его и пальцем. Оскорбляли, угрожали — да, но не трогали.

Поначалу Малыш даже думал, что без особого ущерба выберется отсюда, но быстро понял, что страдания только начинаются.

Ему не давали — и он чувствовал, что и не дадут — ни воды, ни еды. Время шло, следователи сменяли друг друга, а он все так же сидел на своей проклятой неудобной лавке, и никто даже не намекал на перерыв или обед. Впрочем, он был в таком заведении в первый раз и ничего не знал о местных порядках. Вдруг ему дадут поспать и поесть только после суда, в тюрьме? А здесь нельзя…

Он уже ничего не соображал.

Все люди — то по одиночке, то парами — что были около него, представлялись Малышу болезненными голограммами, синтетическими созданиями, и невыносимее всего было то, что он даже приблизительно не представлял, что они делают, что они хотят и что говорят. И это ужасное непонимание только увеличивалось и мучило его все больше и больше.

— Так… — закурил сигарету здоровый лысый мужик с закатанными рукавами белой сорочки. — «Я… такой-то такой-то… такого-то числа… вступил в интимную связь с наследником клана Каменный Волк… таким-то… В течение всего месяца… я участвовал в оргиях, принимал запрещенные препараты, меняющие сознание, и занимался извращенным противоестественным сексом… Так. Мой напарник… мой партнер… наследник клана постоянно подвергал жесткой критике действующею власть и лично Государя. Он призывал к свержению Государя, к насильственной смене власти, критиковал политический курс. Утверждал, что „народ зомбирован, народ кормят ложью, промывают мозги, и страну нужно срочно спасать“. Сам я поддерживал своего… партнера и соглашался с ним. Помогал разрабатывать планы государственного переворота. Вину свою сознаю. Понимаю, что был не прав, ошибался. Раскаиваюсь. Прошу простить и дать мне второй шанс, доказать, что я достойный гражданин», — кончив читать, лысый вмял сигарету в пепельницу и посмотрел на Малыша. — А теперь подпиши.

Малыш вжался в стену, словно перед ним лежал не листок бумаги, а раздавленный труп кошки.

— Подпиши и можешь идти.

— Не буду ничего подписывать… — бледнея и серея, прошептал Малыш.

— Ах ты, извращенец поганый! — вскрикнул второй следователь, гладко выбритый мордатый мужик. — Не будет он ничего подписывать! Да тебя на кол надо посадить! — он посмотрел на бородатого — Оставь меня с ним одного на часок. Ну, хоть на полчаса, хоть минут на пятнадцать! Я с ним полюбовно поговорю!

Малыш вжался в угол.

— Сядь на место! — рявкнул голос.

Малыш дрогнул и сел.

— Ладно. Это всегда успеется. Подождем еще немного. Пусть подумает, — объявил бородатый и нажал кнопку в столе. — Увести!

Малыша завели в клетку размером со шкаф, такую узкую, что в ней невозможно было сесть. Но желание поспать, просто отрубиться хотя бы на немного было так велико, что он и стоя начинал проваливаться в спасительное небытие. Но как только сладостная тьма окружала его, тут же кто-то грубо тряс его за плечо:

— Не спать! Тут нельзя спать!

И Малыш открывал глаза.

Потом, может, через десять минут, а может, через сто часов, голова так разбухла, что, казалось, вот-вот лопнет. Сесть было невозможно, а ноги уже не держали его. Вдобавок в голове его, наверное, от недосыпа и усталости, стали происходить неприятные вещи. Словно бы кто-то в самом центре его мозга баловался с громкостью. Он смотрел на двух людей, абсолютно спокойно и ровно беседовавших друг с другом, но был уверен, что в начале предложения человек еле слышно шепчет, а вторую его часть выкрикивает ужасным криком.

В глазах стало появляться все больше и больше тошнотворно-желтого цвета и ряби.

Он все чаще и чаще стал ловить себя на мысли, что ему уже все равно — все равно, что с ним будет, главное, чтобы это все побыстрее закончилось. Хорошо ли, плохо ли, удачно, не удачно — не важно. Главное, чтоб закончилось.

И как только эти мысли утвердились в его голове, крепкие руки взяли его и привели обратно в кабинет.

Теперь тут уже сидел новый следователь, какой-то блондин. Он сочувственно осмотрел Малыша и налил ему большую чашку прохладного сладкого чаю. Малыш вцепился в нее и, постанывая, выдул все. Следователь плеснул ему еще.

После сладкой жидкости в голове посвежело, сил прибавилось, и мучения поутихли немного.

— Ну вот как так-то? — вздыхал блондин, просматривая бумаги его дела. — Эти следователи ничего не поняли и все напутали. Я прямо удивляюсь! Тут и дураку ясно, что ты ни при чем. Попал в эту компанию случайно. Был просто слугой, прислужником. Никто никакие планы государственного переворота с тобой не обговаривал, да и с чего бы? Взяли тебя просто за компанию, а сам ты и не при делах. Верно?

Малыш закрыл ладонями лицо и всхлипнул.

— Держат тут уже вторые сутки. Мучают глупостями! Не знаю… не могу я на все это смотреть! Тяжко мне. Но и помочь-то тебе не легко… — блондин задумался. — Вот эта бумага… она, конечно, неправильная… по большому счету не правильная, но у нее есть один замечательный момент — это же прошение о помиловании, и не только тебя, но и твоего высокородного друга. Ее можно и даже нужно показать Государю. Что, мол, ты просишь за себя и за него, что раскаиваешься. Ведь так?

Малыш кивнул.

— Подпиши, — и блондин подсунул ему давешнюю бумагу с ручкой. — Скоро Государь будет рассматривать дело твоего Алексея, и твое прошение о помиловании будет как раз кстати. Он добрый, наш Государь. Ты его попросишь, еще кто-то попросит, еще, еще, и так, глядишь, и уговорите Государя. Ведь это же хорошее дело. Ведь Алексей этот, наследник, он же хороший человек, он заслуживает второго шанса. Так же?

Обливаясь слезами, Малыш кивнул и взял ручку.

— Сделай это не для себя, а для него, — заглянув ему в глаза, сказал блондин.

И сглотнув, Малыш подмахнул своей подписью бумагу.

После этого его надолго оставили одного. Брать тут было нечего, никаких бумаг или аппаратуры. Стол, стул и лавочка.

На душе было как-то даже радостно. Такое облегчение пришло, словно бы он освободился, прошел через страшное испытание.

Время шло, но в кабинете было тихо. И когда уже Малыш совсем отчаялся, в кабинет зашел какой-то офицер.

— Скажите… — из последних сил выдохнул Малыш. — Его уже выпустили? Пожалуйста! Наследника клана Каменный Волк… его Государь уже помиловал?

— Наследника-то? — как-то радостно усмехнулся офицер. — Так его еще утром расстреляли!