Пусть всегда светит солнце
(Рассказы) - Панферов Ким Федорович - Страница 27

— Не шляйся, не шляйся, — приговаривала она. — Не пропадай целыми днями…

Виталий, ловко увертываясь, избегал шлепков. Было не больно, но обидно: такие события… революция… а мать ругается, никуда не пускает.

— Сиди дома, — приказала мать, — чтобы со двора — ни ногой!

Захватив балалайку, огорченный Виталий поплелся во двор. Мать разрушила все планы. Еще вчера было договорился с ребятами идти к Смольному. И вот, надо ж…

Виталий в сердцах рванул струны, балалайка издала какой-то отчаянный, душераздирающий вопль.

— Побалуй, побалуй мне! — высунулась в окно мать. — Вот выйду, уши надеру. Будешь знать, как струны рвать.

Виталий даже головы не повернул, знал, что мать не выйдет, у нее по дому дел хватает.

А мысли бежали тоскливые, горькие: «Ребята, наверное, без меня к Смольному ушли. Мишок хвалиться будет, дразнить…»

И тут он заметил Мишку, но виду не подал, что обрадовался. Не поднимая головы, затренькал на балалайке: «Ах вы, сени, мои сени…»

— Ты что? Оглох? — остановился перед ним Мишок.

— А что? — лениво отозвался Виталий.

— Кричу, кричу, — сердито сказал Мишок. — А ты хоть бы что.

И заторопился, таинственно, с опаской поглядывая по сторонам, зашептал:

— Слышь-ка, чего я раздобыл. Отойдем в сторонку. Ахнешь!

Зайдя за помойку, Мишка с многозначительным видом запустил руку за пазуху и достал гранату.

— Во! Видал! — сказал он.

У Виталия загорелись глаза:

— У-у! Сила!

— Вот так кольцо сдернуть надо, — азартно зашептал Мишок, — и бросить. Как ахнет!

— Ну да, ахнет, держи карман шире! — презрительно возразил Виталий. — Скажешь тоже! Что я, гранат, что ли, не видел? — он лихо сплюнул сквозь зубы. — Так она у тебя без запала и ахнет.

— А я и запал раздобыл, — похвастался Мишка и предложил: — Давай, Витек, на Неву смотаемся. Там и кинем. Рыбы, знаешь, сколько добудем — уйму!

— Лодку надо, — солидно, со знанием дела проговорил Виталий. — Без лодки рыбу не соберешь.

— А мы у деда Михея выпросим. Он даст. Он добрый. Я у него сколько раз брал, — заверил Мишок. — Айда!

За этим сговором и застал их Фомин, рабочий с Путиловского. Проходя двором, он заметил подозрительную возню мальчишек и подошел к ним.

— А ну, дай сюда! — сказал он Мишке, протягивая руку.

— Дядя Саша, — заныл тот, с поразительной быстротой успев спрятать гранату. — Да мы просто так… С Витькой вот разговариваем.

— Знаю я эти разговоры, — строго проговорил Фомин. — Кому сказано — дай сюда гранату!

Видя, что Мишка собирается улизнуть, он положил ему руку на плечо:

— Ну?

Зная, что с дядей Сашей шутки плохи, Мишок неохотно протянул ему гранату.

— М-да, ничего себе игрушечка, — хмыкнул Фомин и требовательно уставился на Мишку: — Ну?

— Больше нету, дядя Саша, ей-богу, нету, — заторопился Мишка, надеясь спасти хоть запал.

Фомин усмехнулся:

— Не крути! Давай запал!

Мишка быстро огляделся — удрать было невозможно: Фомин загораживал единственный выход. Чуть не плача, Мишка достал завернутый в обрывок газеты запал.

— А теперь пошли! — приказал дядя Саша.

— Куда? — испуганно шмыгнул носом Мишок.

— Там узнаешь — куда, — многозначительно пообещал Фомин.

— Дядя Саша, — заныл и Виталий, — мне мамка не велела никуда со двора уходить.

— Ничего, — успокоил Фомин, — скажешь, что со мной ходил.

В завкоме Путиловского, куда Фомин привел перетрусивших ребят, за некрашеным, в масляных пятнах столом сидел пожилой, лысоватый мужчина. Подняв очки на лоб, он вопросительно уставился на вошедших.

— Вот, полюбуйся, — проговорил Фомин, выкладывая на стол гранату.

Предзавкома опустил очки на переносицу, опасливо, пальцем дотронулся до гранаты.

— Видишь, чем ребята играют? — спросил Фомин. — А почему? Да все потому, что сами себе хозяева. Долго ли до беды? И себя покалечат, и других.

— Что же нам с ними делать? — спросил предзавкома. — Не пойду же я к ним в няньки.

— В няньки и не надо, — раздался голос откуда-то из угла комнаты. — Я давно говорю — надо при школе создать художественную студию. Вот и займем ребят, не до баловства им будет.

Фомин повернулся. На табуретке с развернутой газетой в руках сидел учитель Плотников.

— А-а, — протянул, подходя к нему, Фомин, — тебя-то я и не заметил. Здравствуй, Михаил Александрович.

— Здравствуй, Александр Андреевич, — отозвался учитель. — О какой студии ты тут говоришь?

— Да вот, предлагаю, — сказал Михаил Александрович, вставая и подходя к столу, — организовать заводскую художественную студию. Будем в ней наших ребятишек к музыкальной культуре приобщать да учить на разных инструментах играть. А то ведь вот, — он взял из рук Виталия балалайку, — бренчат на балалайке, на трехрядке наяривают, а ни нот, ни хорошей музыки не знают.

— Постой, постой, загорелся Фомин, — студию, говоришь? А ведь это дело. Как смотришь, председатель?

— Где же мы им помещение найдем и инструменты? — неопределенно отозвался предзавкома. — Рояли там разные да пианина?

— Достанем, — уверенно заявил Фомин. — Неужели для такого дела Советская власть какой-нибудь буржуйский особняк не подберет? Да и роялей от буржуев сколько осталось… Пошли, учитель, в райисполком.

Забыв про ребят, Фомин ушел вместе с Плотниковым.

Мишок тихонько потянул Виталия за рукав, юркнул за дверь.

— Пронесло, облегченно вздохнул он, — давай скорее мотать отсюда.

Выбежав из проходной, ребята увидели в конце переулка Фомина и Плотникова. Они шли неторопливо, и Фомин что-то доказывал учителю, азартно размахивая руками.

— Айда с ними, — предложил Мишок.

— А мамка? — заколебался Виталий. — Ругаться будет.

— Не будет, — убежденно сказал Мишок. — Скажешь, что с дядей Сашей ходил.

В райисполкоме председатель, выслушав Фомина, сказал:

— Поддерживаю целиком и полностью. Действуйте, товарищи.

А вот из наробраза они вышли растерянные и немного обескураженные. Молча дошагали до завода, прошли в завком.

— Ну как? — спросил предзавкома. — Разрешили?

Александр Андреевич сдернул с головы картуз, бросил на стол.

— Жди, разрешат… — сердито проворчал он, усаживаясь на скамейку. — Бюрократы!

— Да ты не кипятись, расскажи все толком, — попросил предзавкома.

Михаил Александрович беспомощно развел руками:

— Говорят, сейчас еще не время о студии думать. В стране разруха, враг под стенами Петрограда. Велели зайти через годок.

— Через годок! — грохнул кулаком по столу Александр Андреевич. — Этак, если мы все будем откладывать, что же у нас получится?

— А все же, видимо, придется примириться. Через голову, говорят, не прыгнешь, — сказал Плотников, устало присаживаясь на табуретку и вытягивая ноги.

— Смириться?! — закричал Фомин. — Никогда! Революцию совершили, буржуев свергли… А тут с какими-то чиновниками из наробраза не справимся? С этими саботажниками? Да я их…

— Не шуми, Фомин, — поморщился предзавкома. — Криком да стуком по столу тут не поможешь.

Он старательно свернул козью ножку, засыпал махорку и прикурил.

— А может, — сказал он, выпуская изо рта дым, — может, действительно надо годок подождать? А?

— Никогда, — вскочил на ноги Фомин, — никогда я на это не соглашусь! В Смольный пойду, к Ильичу. Вот увидите, он во всем разберется и поддержит нас.

— Правильно, — одобрил предзавкома, — Ильич во всем разберется.

— Пошли, Михаил Александрович, не будем откладывать, — решительно проговорил Фомин, вставая.

— И мы с ними, — тихо шепнул Мишок, — только на глаза не попадайся, а то прогонят.

Идя в отдалении от взрослых, ребята незамеченными дошли до Смольного.

— Теперь не отставай, — предупредил Мишок, пристраиваясь за спиной Михаила Александровича.

Но часового провести не удалось.

— А это кто такие? — спросил он, загораживая винтовкой перед ребятами проход. — С вами, что ли, товарищи?

Фомин повернуло!.