Цепные псы пантеонов - Чубаха Игорь - Страница 56

– Вы подошли к порогу отключения! – хрипло повторяла одна из троицы, целясь каждый раз в следующего эльфа, и отключала попаданием в десятку – в кадыки, переносицы, промежности.

И вот уже нет эльфов, а есть груда ломаных конвульсиями тел, утыканных стрелами и похожих на дохлых дикобразов.

Господин Кощей из-за спин кикимор, улучив момент, метнул огненный комок в рот выкрикивающему чересчур длинное проклятие старому оберсту. И тот поперхнулся, закашлялся, сея электрические искры, упал навзничь, и пошли плясать камаринского по мертвецу огненные языки, спрыгнули на паркет и принялись жадно лизать стены коридорного тупика.

Господин Митявич отправился, подметая пол хламидой, дальше, нашел зал, где столкнулись черные морячки с бело-желтыми скелетиками. Равнодушно достал из кармана часы-луковицу на цепочке, откинул инкрустированную брегетную крышку и повернул стрелки на полный круг назад. И скелеты стали за морячков, и побежали, горохово гремя поршнями о паркет, вместе с моряками выламывать двери и выковыривать замуровавшихся там в панике подручной мебелью эддовцев. Пленных не брать.

В одной из галерей господин Митявич узрел карлика, успешно окружившего себя баррикадой трупов воронов-василисков. Птах-воевода узнал гнома по фото из досье – здешний начальник штаба. Обычные методы поединка здесь не котировались. В руке птах-воеводы появилось семь воробьиных яиц, и стал птах-воевода ими жонглировать в две руки. Пленных не брать!

Джи-Джи Олифант понял, что сейчас произойдет, и улыбнулся, надеясь, что не в последний раз, хотя шансы выжить при таком колдовстве были смешные. Крепко жалел Джи-Джи, что не успел найти второго смертного, как велел Гребаха.

Против Джи-Джи применялась «Русская рулетка». Сейчас Кощей Митявич уронит одно из яиц. Оно расколется. В одном случае из семи схватится за сердце и упадет бездыханным сам Кощей, в шести случаях из семи кончит бренный путь тот, против кого колдовство применяется.

Яйцо упало и раскололось. Джи-Джи не повезло.

А бодрые языки огня ненасытно пожирали друидское дерево, пузырился и шипел, выделяя ядовитые испарения, благородный лак панно. За какой-нибудь час-другой от «Эдды» не останется и уголька. И золы останется от лабиринтов-галерей, и тех глупцов, кто не поторопится покинуть обреченную цитадель, не больше, чем от сигареты «Честерфильд». Потом лихие морячки польют в инферн-санитарных целях метрошные мрамор и цемент тугими струями насыщенной ионами серебра воды, пожарная цистерна уже подогнана и ждет. И мирные пассажиры утром пройдутся по месту, где волхв-дивизион провел успешную операцию ликвидации одного из вражеских диверсионных центров, как ни в чем не бывало.

Эпилог

– О, дружок, если тебе доведется встретить одинокого путника, можешь быть уверенным, что он беглец. Миру, в котором живешь, можно подчиниться, можно ему противостоять, а можно от него сбежать. Приготовься, дружок, сейчас я в пятый раз скажу «можно». – Тихо бубнила боком сидящая на привинченном к полу стуле Екатерина Кондаурова.

– Миру, в котором обитаешь, можно подчмниться, против него можно восстать, и еще от него можно сбежать. Чаще выбирают нечто среднее. Человек то смиряется, то бунтует. Или – то бунтует, а то бежит в археологическую экспедицию, в коллекционирование подсвечников, в беспробудное пьянство... – говорила бывшая невольнонаемная «старшей Эдды». – Но иногда человек находит черту, из-за которой нет возврата, и полный надежды ее переступает.

Одинокий путник вышел лесной тропой к терему за несколько минут до заката и недоверчиво присвистнул. – Вещала, глядя в сторону, Катерина Кондаурова, агент дальневосточных сил по кличке Процессор. – Последний луч отразился в слюдяных оконцах под крышей, в бочке для полива у резного крыльца. Одинокий путник отразился в глазах трех дев. В голубых глазах княжны, в зеленых глазах служанки и черных кухарки.

Девы дожидались одинокого путника не одну тысячу лет. Исходя из своих вкусов и грез, он выберет партнершу на ночь. Он поплатится жизнью, но снимет с избранницы древнее заклятие. Две другие просто исчезнут, будто их и не было, даже записи в «Книге мертвых» не останется. Но они счастливы рисковать.

Одинокий путник заметил потупивших взор дев, еще раз присвистнул и пошел своей дорогой. Солнце скрылось за кронами. Девы разочарованно обернулись летучими мышами и метнулись в лесной мрак, подальше от ненавистного заклятого дома.

А лишь первый утренний луч преломится в слюдяных оконцах под крышей, княжна свесит босы ножки с пышного ложе, и служанка заплетет княжью косу. Только завтра княжной будет та, кто сегодня была кухаркой, а служанкой сегодняшняя княжна. И пусть девы способны принимать любую внешность, им никогда не соблазнить случайного гостя, того, кто ночью любви развеет проклятие над одной и сгустит над двумя другими. Ибо девам неведомо, что людские представления о женской красоте со времен наложения заклятия изменились неимоверно.

А одинокий путник брел и с грустью размышлял, что миру, в который сбежал, можно подчиниться, можно попытаться ему противостоять, и еще – можно сбежать из мира, в который сбежал...

Фелекс Ясенев, в форме с иголочки, с не успевшим потускнеть орденом на груди, налил из графина в стакан воду и подвинул стакан к допрашиваемой.

Перед героем лежал чистый лист бумаги, который скоро станет протоколом первого допроса.

– Хватит меня сказками грузить, гражданка Кондаурова. Отвечайте по существу, где и при каких обстоятельствах вы впервые вступили в контакт с представителем дальневосточных инферн-легионов?

КОНЕЦ ПЕРВОЙ КНИГИ