Подземные дворцы Кощея
(Повести) - Маципуло Эдуард - Страница 31

«И зачем это знать студентам и прокурорам?» — удивился Кощеев. И начал читать отмеченные галочками абзацы. Подивился тому, что родственниками в Риме считались все, подлежащие власти патерфамилиас («пахана, должно быть»), даже чужие с точки зрения кровных связей. Такие родичи назывались агнатами.

— Надо запомнить, — произнес Кощеев. — Агнаты. Сказать старшине, что мы с ним агнаты, обалдеет. Или обрадуется?

С мыслью о своем родственнике Барабанове наконец заснул. Но потом пришел старшина, будто притянутый мыслями Кощеева, и сел на соседнюю кровать. Скрежет и визг пружин разбудили Кощеева.

— А? Что? — испуганно вскочил он, хватаясь за винтовку.

— Да нет, ничего, — мрачно сказал старшина. — Ты это… ремень сдай… Обмотки, шнурки тоже. И отдыхай дальше.

Кощеев силился сообразить:

— Арест, что ли?

— Не совсем… Не буду я грех на душу брать. Отправлю к комбату, пусть разбирается. Старый хрен, Чень этот, как сдурел, требует без остановки, чтобы тебя, значит, сильно наказать. Ченгфа да ченгфа — все уши прожужжал. По-китайски это будет — наказание. Даже расстрел потребовал. Чем-то ты уязвил его в самую печенку. Дурной ты, Иннокентий, все тебе неймется… — И почти без паузы: — Дай пару конвертиков из твоих запасов, почту с той же оказией отправляем. Да и ты напиши письмецо. Есть куда?

«Дать или не дать?» — размышлял вяло Кощеев, ничему уже не удивляясь. Конвертики-то замечательные — узкие, глянцевые, с золотым тиснением в виде загадочных знаков. Пачку таких нашел в «подземке», думал в Россию увезти, чтоб хвалиться перед девками, но уже раздарил половину.

— Ну, не жидись. Для своего же командира…

— А мы с тобой, оказывается, агнаты, Барабанов… Ты знаешь? — сказал Кощеев.

Старшина обиделся.

— Ну, зачем же оскорблять? Какой же ты занудливый, рядовой Кощеев. И не нужно мне от тебя ничего. — Он ушел, прихватив винтовку Кощеева и все остальное.

— Вот зараза! — восхитился Кощеев. — Мне по морде надавал, и я же виноват!

Жмотом его в жизни еще никто не называл, поэтому он кликнул дневального и отдал ему всю пачку конвертов.

— Раздай народу. И чтоб непременно старшина видел.

Он опять пытался заснуть, но волнующе запахло подгоревшей гречкой и шкварками. В двери просунулась ликующая физиономия Лю Домина.

— Чифан! — И поднял повыше котелок, окутанный паром.

— Хао, хао! — обрадовался Кощеев. — Почифаним, брат!

Следом за Лю появился Хакода с куском лепешки и большим помидором в руке, а затем и старик с Чжао. Все улыбались, особенно шеньши Чень. Будто наступил самый светлый китайский праздник. «Замазывают грехи, однако, — решил Кощеев. — Неужели Барабанов расхрабрился, хвост им накрутил?»

Шеньши Чень, держа руки за спиной, с благоговением смотрел, как ест Кощеев. Потом, будто фокусник, «подвесил» перед носом Кощеева японский конверт — аккуратно держа его пальчиками, как прищепками.

— Нада показывай, где взял.

Кощеев в двух словах объяснил, откуда конверты.

— Обманывай не нада, — сиял дед, — обманывай — плоха! Мы тама ходи-ходи. Хоси нету.

— Хаосе — завещание смертников, — любезно пояснил Хакода, стоя у окна. — Такие конверты специально сделаны для смертников Даютая.

— Ну и что? — Кощеев продолжал работать ложкой. — Пусть специально, я-то тут при чем?

— Они хранились в главном подземном складе вместе с имуществом смертников. Вы нашли его, Кощеев-сан, и никому не сказали. Вы и про первый склад никому не хотели говорить. Вы очень хитрый человек.

Кощеев зло расхохотался, стреляя крупой.

— А чего темнили, про гуманизм толковали? Бункер вам нужен! Самурайский арсенал!

— Говори нада, — улыбался старик. — Юани получай, доллары получай. Много фацай! Хорошо живи буди.

— Только честно, зачем вам бункер?

— Торговые дела, — сказал Хакода. — Есть покупатели на любые вещи. Народ бедный, все купит.

— Хао, — кивнул старик, пряча конверт во внутренний карман. — Купи-купи все.

Кощеев внимательно посмотрел на каждого мирно-делегата.

— Вы, должно быть, пронюхали, что там полно всякого оружия. И из кожи лезете, хотите все заграбастать.

— Что такое заграбастать? — спросил Хакода, не меняя любезного тона.

Кощеев и не думал отвечать. Он наслаждался своей проницательностью. Он понял, что попал в точку.

— С кем же собираетесь хлестаться? Может, скажете?

— Хуту! — Чень показал на него напряженным пальчиком. — Гулупый!

Это был, по-видимому, сигнал для Чжао, сидевшего на корточках возле Кощеева. Сильные пальцы сдавили горло красноармейца, а на руках и ногах его повисли Лю и Хакода. И вот уже Кощеев извивается на полу, скользком от раздавленной каши, но потом затих, опутанный тонким шелковым шпуром. Звать дневального на помощь как-то не пришло в голову, а потом уже невозможно было и выкрикнуть…

— Говори нада, — сказал буднично старик. — Мала-мала буди живи.

Острие ножа подперло подбородок Кощеева. Надвинулось, как глыба, плоское лицо Чжао. Над уголками губ — редкие черные волосинки. Глаза злые, азартные, и ноздрями, как конь, шевелит. Бандит и есть.

— Один был склад и тот взорвали, — с трудом проговорил Кощеев. — Ей-богу, не вру. Скажи ему, Хакода!

— Вас может спасти только второй склад, — ответил Хакода, тяжело дыша после схватки.

— Спросите того самурая! — хрипел Кощеев. — Которого я взял в бункере! Вы же можете его найти? Где-нибудь работает на строительстве с военнопленными… Спросите его, он должен знать, где второй…

— Мы уже спросили. Он не знает.

— Как не знает?! Значит, плохо спрашивали! Денег дайте! Жратвы! Билет в Японию купите…

— Он настоящий смертник, — голос Хакоды стал тоном выше. — Его долг перед императором — взорваться вместе с тем складом, с первым, если кто-нибудь найдет его.

— Ну вот, видите!..

— Если бы взорвался, все бы подумали — главный склад уничтожен, и перестали бы искать. Но вы поймали его в плен, а мы пришли на склад и увидели, что он не тот. Там много было шлепанцев, противогазов, но не было самого нужного. Малый Дракон не успел закрыть собой Большого Дракона.

— Но я в Малом Драконе нашел конверты!

— Если даже это так, то все равно вам никто не поверит. Потому что всем хочется, чтобы Кощеев-сан нашел конверты в Большом Драконе.

Пока продолжалась эта типовая военно-азиатская беседа, Лю сбегал за водой и шлангом. Он сноровисто привязал к спинке кровати большую воронку для заливки ГСМ.

— Что вы хотите делать? — испуганно просипел Кощеев. — Я же честно все выложил!

Чжао придавил его грудь тяжелым толстым коленом, схватил пятерней за волосы и умело ввернул конец шланга ему в ноздрю. Другой конец был уже присоединен к воронке, в которую текла вода из ведра. Лю от усердия даже высунул кончик языка. Пахнущая бензином вода хлынула в Кощеева, он забился, попытался кричать… И вот уже, раздутый, как бурдюк, он тихо стонет, боясь шелохнуться, чтобы не лопнул желудок вместе с кишками и прочими внутренностями. Слышал он рассказы о жутких японских пытках, но как-то не верилось, что такое может быть на самом деле. «Привирают, конечно». И вот получил именно такое, будто в отместку за недоверие к мукам сотен и тысяч военных жертв…

— Говори нада, — как сквозь вату, доносился голос Ченя.

— Гады, сволочи, мать вашу… — Кощеев едва ворочал языком. — Пусть сдохну, но наши отомстят! Обязательно! И под землей вас найдут… Смерши возьмутся за дело, хана вам тогда… — И слезы сами собой лились в три ручья, затекая в уши. Или это накачанная в него жидкость нашла такой ненормальный выход?

Чжао положил на его вздувшийся живот обломок дверцы от ружейной пирамиды и встал на нее обеими ногами. Из Кощеева хлынули мутные фонтаны, и он потерял сознание. Но его тут же привели в чувство зверскими пощечинами, от которых зазвенело в голове.

— Не знаю я ничего! Не знаю! — зарыдал он, — Ну как вам еще говорить? Сволочи!

И снова высунутый от усердия язык Лю Домина, плеск воды в черной воронке… После третьей пытки Кощеев прошептал: