Возрождение Зверя. Любовь за гранью 12 (СИ) - Соболева Ульяна "ramzena" - Страница 51

— Дьявол… отец…

Вырвалось нечаянно, и хватка Рино на плече стала сильнее.

Что произошло с Мокану? Что должно произойти, чтобы чьи-то глаза потеряли цвет? Какие ужасы они видели? Точнее… что могло стать кошмаром для такого Зверя, как Николас Мокану?

А потом словно обухом по голове понимание еще одной несостыковки: все это время Ник не подошел к Марианне. Не прикоснулся к ней. Все это время… этот гребаный час, что Сэм простоял на холоде, уверенный, что своим присутствием помешает отцу… помешает этим двум, между которыми всегда была связь настолько сильная, что даже их дети казались рядом с ними лишними… помешает им снова потянуться к друг другу… Но, нет. В этот раз — нет.

Все это время Мокану не сделал и шага к матери, стоя возле ее ног. Не подошел, не провел рукой по волосам, не коснулся лица. Он просто вливал в нее энергию. На расстоянии. Так, будто просто выполнял механическую работу. Так, будто его волновал только ребенок. Сэм машинально перевел взгляд на левую руку отца, которой он вцепился в перекладину кровати. И в эту же секунду дерево хрустнуло, не выдержав натиска. Почему он сдерживает себя от близости с женой?

— Что за…

"Голос Рино", — отметил краем сознания Сэм.

— Твою мааать. Влад… Зачем?

Сэм резко повернулся к брату и прикусил губу, увидев появившихся словно из ниоткуда вампиров. Много вампиров. Мужчины, женщины. Ослабленные и обозленные, они возникали словно тени из-за силуэтов разрушенных зданий. Несколько ликанов, выглядевших гораздо лучше из-за возможности питаться и днем, и ночью. Опальные волки, некогда зажиточные хозяева лесных территорий, а теперь выступившие против своего предводителя Алексея и переметнувшиеся в лагерь Влада Воронова, обещавшего им вернуть их земли.

Сэм чертыхнулся про себя, желая прямо сейчас посмотреть в глаза деду и высказать ему все, что он думал об этой подставе. Да, парень расценил заботу короля именно так. Несмотря на то, что умом понимал — Влад волнуется за их безопасность и не доверяет ни на йоту своему брату. Вот только он ошибся, считая, что Сэм станет просто смотреть, как уводят в плен изможденного отца. Он мог его ненавидеть, мог быть несогласен с ним в любых вопросах, мог не разговаривать с отцом годами и убивать того презрением. Но все это касалось только его и Ника. Противостояние, в котором рано или поздно останется только один победитель. Иногда Сэм думал о том, что простил бы Нику что угодно, даже полное уничтожение расы вампиров. Что угодно, кроме слез и боли матери.

Сэм снова уставился в окно, отворачиваясь от хищников, столпившихся за спиной. Он видел, как отец отошел к самой стене, прислонившись к ней телом. Так, словно ему тяжело было удержаться на ногах. Ник неотрывно смотрел перед собой, не обращая внимания на периодически мелькавшую в окне ликаншу. И Сэм сильнее впился клыками в губы, понимая, что отец наблюдает за матерью.

Наблюдает, но даже не думает приблизиться к женщине, только что подарившей ему еще одну дочь. Впрочем, парню пришлось одернуть себя мысленно: на этот раз трудно сказать, кто кому подарил этого ребенка, чей неожиданный и такой долгожданный крик заставил остановиться, как вкопанных, вампиров позади него.

Все же для их расы рождение ребенка всегда оставалось самым настоящим чудом, и Сэм услышал приглушенные удивленные возгласы и почувствовал, как заструилось в воздухе их сомнение: ворваться ли в дом прямо сейчас или подождать, пока все закончится.

В этот момент Ник медленно, будто ему тяжело давалось даже это простое действие, повернул лицо к старшему сыну, и в обесцвеченных глазах вспыхнула такая вселенская боль, что Сэму пришлось вонзиться ногтями в собственное запястье, чтобы не закричать.

Николас исчез с поля зрения, и Сэм встал возле входной двери, готовый защитить отца ценой собственной жизни, если понадобится. Влад, Изгой, Габриэль, Крис, Фэй… Они все там рехнулись, решив, что Сэм позволит кому бы то ни было причинить вред своему отцу.

Рядом сквозь сжатые зубы, не стесняясь в выражениях, громко матерился Рино, стараясь отогнать назад народ, видевший в том, кто должен был появиться перед ними, своего злейшего врага. Почему-то Сэм был уверен — отец не станет телепортироваться изнутри. И не только потому что отдал всю энергию матери, но и потому что… просто потому что он был Николасом Мокану и не мог отказать себе даже в такую минуту в удовольствии подразнить никчемных тварей, вообразивших, что смогут справиться с вершителем, даже истощенным.

Он развернулся лицом к вампирам. Его уверенный спокойный голос заставил их недовольно зарычать и ощетиниться, но ему было наплевать, даже если эти жалкие пародии на бессмертных кинулись бы на него. Благодарный взгляд на брата, вставшего рядом с ним и демонстративно раскрывшего ладонь с выпущенными когтями.

— Сейчас из этого дома выйдет мой отец — Николас Мокану. Нейтрал и вершитель. Вы можете ненавидеть его имя. Вы можете мечтать о его смерти или о награде, которую вам обещали за нее. Мне плевать. Я говорю вам всем и каждому: мой отец покинет этот дом целым и невредимым, покинет в любом направлении, которое выберет сам, — гул неодобрения, громкие проклятья и лязганье орудием, — Повторяю: ни один из вас не сделает даже попытки приблизиться к нему. Иначе я, Самуил Мокану, чьи регалии каждый из вас знает наизусть, гарантирую, что на этом месте будет устроена ваша общая братская могила. Нами, — он выразительно посмотрел на Рино и, дождавшись кивка от носферату, продолжил, — или теми, кто придет мстить за нас.

И в этот момент дверь распахнулась, и из нее вышел Ник с маленьким свертком в руках. Хотел пройти мимо, но Сэм удержал его за локоть, широко распахнув глаза, когда тот резко отдернул руку. Настолько быстро, будто ему было противно это прикосновение. Черт… Значит, вот что испытывал этот сукин сын каждый раз, когда-то же самое проделывал с ним Сэм? Парень тряхнул головой, избавляясь от ненужных сейчас мыслей, и хрипло спросил, глядя на крошечную тонкую ручку, выглядывавшую из куска ткани.

— Мама… как мама?

Ник лишь посмотрел на него пугающе белыми глазами, которые на мгновение, на короткое мгновение вспыхнули голубым, когда из свертка раздалось попискивание.

Сэм сдержал всхлип, рвавшийся из горла.

— Отец… отец просто скажи, как мама?

Он вдруг понял, что до дрожи боится зайти внутрь. Увидев, как Ник выносит младенца, он панически испугался войти в дом и понять, что тому просто не с кем было оставить ребенка.

Ник скривился, закрыв глаза и тут же открывая их, и хрипло, но тихо отчеканил:

— Больше никогда не называй меня отцом.

И пока Сэм пытался не подавиться этой фразой, вогнавшей его в ступор, Ник с такой всепоглощающей нежностью посмотрел на девочку в руках, замерев на долгие секунды. Так, будто прощался с ней мысленно. И Самуил затаил дыхание, так же, как и Рино позади него, когда активно шевелившийся ребенок, вдруг замолк и спокойно закрыл глаза, словно на самом деле вступил в диалог с Мокану.

А через несколько секунд по телу Ника прошла судорога, и он поспешно передал ребенка старшему сыну, чтобы, стиснув зубы, глубоко вдохнуть. И еще раз. И еще. Уронил голову вниз так, словно вмиг она стала невыносимо тяжелой… а когда вскинул ее и посмотрел прямо на ожидавших его бессмертных, сбившихся в кучку, на его лице медленно расплылась улыбка, настолько безумная, что Сэм невольно прижал сестру к груди. Отец огляделся вокруг и, словно, не замечая никого… бесследно растворился в воздухе вместе со своей жуткой улыбкой.

ГЛАВА 17. Курд. Сэм. Николас

Курд слушал равномерный голос своего осведомителя, доносившийся настолько тихо, что Главе приходилось напрягать слух, чтобы понять каждое слово. Он так и представил, как тот стоит в каком-нибудь полуразрушенном здании, прикрывая трубку рукой и нервно озираясь по сторонам, чтобы не быть пойманным кем-то из Львов, и передает информацию. Или, возможно, парень звонил прямо из подземки, где, как установил отряд Морта, пряталась королевская семья и иже с ними. В таком случае мужчина очень сильно рисковал, собственной жизнью — никак не меньше, учитывая, что Воронов и компания не прощали предателей. Но Курда, если уж быть откровенными, совершенно не заботила судьба засланного казачка. Если его вообще могла беспокоить чужая жизнь, конечно.