Ловцы желаний - Сельдемешев Михаил - Страница 56

— Ну и хорошо, — тихо промолвила Елизавета…

— Мы с вами не прощаемся, доктор, — сказал мне Капустин, когда мы, наконец, выбрались из экипажа. — Мы остановились в гостинице. Я сейчас начну все печатать по свежим следам. Не возражаете, если время от времени я буду навещать вас для уточнения кое-каких деталей?

Я не возражал. Мы попрощались, и я отправился к себе домой.

В течение следующих нескольких дней Капустин наведывался ко мне, чтобы восстановить кое-какие моменты моего повествования, упущенные им ранее. Также я помог ему состыковать некоторые разрозненные фрагменты его будущего произведения.

Затем я около трех дней о нем ничего не слышал и уже было подумал, что писатель завершил все свои дела и уехал.

Но вот после обеда ко мне постучали. На пороге стояла жена Капустина. Она была очень взволнована.

— Жорж пропал! — едва сдерживаясь, чтобы не разрыдаться, произнесла она.

— Когда?

— Его нет вот уже второй день. Он никогда не исчезал без предупреждения…

— Вы обращались в полицию? — спросил я.

— Да, но я не уверена, что они будут что-либо предпринимать по этому поводу, по крайней мере, еще какое-то время.

— Вы заметили что-нибудь странное в его поведении перед исчезновением? — поинтересовался я.

— Да, он был очень возбужден, хотя это бывало с ним, когда приходило вдохновение, — ответила она. — Последние дни он работал над произведением про Зеленые Камни и буквально не отходил от пишущей машинки. Ах, доктор, мне кажется, что с ним случилось какое-нибудь несчастье! — она, не выдержав, заплакала и уткнулась мне в плечо.

— Для начала давайте заедем к вам в гостиницу — быть может, Жорж уже вернулся, — произнес я ободряющим тоном.

В гостиничном номере Жоржа не было. Здесь все вызывало какую-то невероятную тоску: занавески, портьеры, сукно на полу. Их цвет подбирался как будто специально, чтобы жить в таком номере не захотелось. Елизавета бледным призраком молча ходила по комнате, заламывая руки. Ее милое лицо выражало отчаяние.

— Это его рассказ? — я взял со стола кипу листов, отпечатанных на машинке.

— Да, он почти закончил его, — ответила Елизавета.

Я наспех пролистал несколько страниц: да, это была история, которую я им рассказал. Капустин лишь приукрасил некоторые моменты да придумал нехитрые заголовки к отдельным новеллам.

В пишущей машинке оказался еще один почти допечатанный лист. Я извлек его и перечитал…

А вот это было уже что-то новое — к моему прошлому это отношения не имело.

— Вы читали это? — показал я листок Елизавете.

Она отрицательно покачала головой:

— Я не могу это читать. Извините, но ото всех этих историй я чувствую себя не в своей тарелке. Никогда раньше за собой ничего подобного не замечала.

— Кто такой Тройский? — спросил я.

— Раньше это был творческий псевдоним моего мужа, — ответила Елизавета. — А почему вы спросили — он что, снова подписался им?

Я зачитал ей отрывок с листа:

«…Минуя ступеньку за ступенькой, Тройский вскоре оказался на самом верхнем этаже Зеленых Камней. Он подошел к стене, скрывающей страшную тайну, и приложил к ней ухо. За стеной было тихо, но Тройский знал, что Медлес уже ждет его, чтобы извлечь наружу самый тяжелый грех, так опрометчиво забытый писателем. Тройский сжал кирку в обеих руках и нанес по стене первый удар…»

— Я надеюсь, вам понятно, где его следует искать? — я бросил листок на стол, схватил Елизавету за руку, и мы выбежали на улицу.

Через некоторое время мы мчались по направлению к крепости. Извозчику было обещано щедрое вознаграждение, и он не жалел лошадей, но все равно — пока мы добрались до крепости, показалось, что прошла целая вечность…

Нас встретил взволнованный Наумыч.

— Где он? — крикнул я на ходу.

— Там, внутри, — Наумыч махнул в сторону тюрьмы. — Я думал — он меня зашибет: глаза безумные, в руках мотыга…

— Не надо было ему ключи давать, — сказал я.

— А мне что, — оправдывался Наумыч. — Кому охота — пущай. А я в то проклятущее место и за штоф водки не сунусь. У меня же ружье никогда не заряжено, ты же знаешь, Михалыч. А у него — мотыга…

— Ну ладно, дай нам фонари, — распорядился я.

Мы с Елизаветой поднимались по ступеням крепости. Она бежала впереди, а я поотстал — годы давали знать о себе. На последнем этаже тюрьмы в воздухе висела пыль. Елизавета бросилась к пролому в стене. Я хотел остановить ее, но тяжелая одышка помешала мне это сделать. Немного постояв, я тоже направился к разрушенной Капустиным стене. Повсюду валялись обломки кирпичей и штукатурки. Кирка лежала неподалеку.

— Елизавета! Жорж! — я заглянул внутрь пролома. Печально известная камера была закрыта. — Откликнитесь, где вы?

— Заходи, Михалыч, — услышал я очень знакомый голос.

Я прошел внутрь пролома и осветил фонарем дальний угол. Там на полу сидел человек, опершись спиной о стену. Несмотря на полумрак и ухудшившееся в последнее время зрение, я узнал Алфимова. Он выглядел так же, как и много лет назад.

— Писателя уже не спасти, — произнес Алфимов. — Изголодавшийся Медлес добрался до него. А тебе, Яша, ходить туда не стоит. Не ходи туда ни под каким видом, ты понял меня?

Я хотел было что-то спросить, но Николай перебил меня:

— Я кое-что узнал о нем за все эти годы, Яша. О Медлесе. Он ведь раньше тоже был узником, но его грех оказался так велик, что он занял место того, кто извлек его прегрешения на свет. Теперь и сам Медлес желает избавиться от своего бремени, но для этого ему нужен еще более страшный грешник, чем он сам. Уходи из этого места как можно скорее, Яша. Забирай женщину и уходи. Ее муж уже обречен, но ее попытайся отсюда вытащить. Это будет трудно — ведь на этот раз Медлес пришел не один.

— А ты, Коля? — спросил я.

— А мы с Катюшей еще немного посидим и пойдем домой, — ответил он.

Только теперь я заметил, что он бережно держит на коленях платок с красивым темно-синим узором, внутри которого было что-то завернуто…

В этот момент двери камеры отворились, и оттуда вышел Капустин. Даже не взглянув на меня, он быстрым шагом направился прочь. Я попытался последовать за ним и услышал позади голос Алфимова:

— Тебе надо было навсегда забыть о Зеленых Камнях, а ты этого не сделал, Яша.

Не оборачиваясь, я ринулся за писателем, стараясь двигаться так быстро, как позволяли мне мои старые ноги. Но все-таки Капустин очень быстро скрылся из виду.

— Жорж! Остановитесь ради вашей жены! — кричал я, пока не сорвал голос.

Кое-как доковыляв до первого этажа, я вышел на улицу. Ко мне бросился перепуганный Наумыч.

— Ружье отнял, каналья! — запричитал он.

— Где он сейчас?

— В сторожке, — ответил Наумыч и добавил: — Там патроны.

— Елизавета выходила? — спросил я.

Наумыч отрицательно помотал головой. Твердым шагом я направился к дверям сторожки, но не прошел и пяти шагов, как оттуда грянул выстрел и на стекло изнутри брызнула кровь.

— Да что же это делается? — заголосил сзади Наумыч.

Я подбежал к сторожке и заглянул внутрь — с Капустиным было все кончено.

— Гони в город за полицией! — крикнул я извозчику.

Сам же развернулся и пошел обратно к крепости.

— Не ходите туда, Яков Михайлович! — взмолился Наумыч. — Не оставляйте меня с мертвяком!

— Дождись полицию и все им объясни, — сказал я и вошел в здание тюрьмы…

— Елизавета! — эхо моего голоса гулко отразилось от стен первого этажа.

Мне никто не отвечал. На ум не приходило ничего, кроме как камеру за камерой обыскать все здание.

Поднявшись на второй этаж, я увидел то, чего никак не ожидал: маленькая нарядно одетая девочка лет четырех бегала за солнечным зайчиком, снующим по полу тюремного коридора. Когда зайчик замер, девочка подошла и попыталась накрыть его ручонками — зайчик отпрыгнул на некоторое расстояние и снова замер. Девочка пошла за ним. Так они постепенно удалялись, пока не скрылись за углом. Я направился за ними, завернул за угол и у меня вырвался крик от увиденного: растерзанное детское тельце было разбросано по всему полу. Солнечный зайчик скакал между окровавленными останками…