Мой домашний редактор, или Мальчик и Зверь (СИ) - "Чёрный-чёрный Дом" - Страница 16

— Что так радуешься, заполучил-таки меня?

— Эх, Сашка, Сашка. Я часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо! — пафосно произносит он и хохочет.

Нет, что-то мне за компом не пишется, надо как в детстве. Я роюсь в ящике, достаю чистую тетрадь и ручку. Открываю и, вспоминая позабытое умение, от руки вывожу: «Мальчик и Зверь». В тёмном-тёмном замке, на вершине одинокой горы жил-был мальчик…

Комментарий к 7. Самое трудное

* Рисунок Криса - https://pp.userapi.com/c841333/v841333364/6c597/HzlLDxm9wsw.jpg

** Рыба с ногами - https://pp.userapi.com/c840430/v840430012/54298/EhvF_zJKmcg.jpg

*** - https://pp.userapi.com/c840430/v840430012/5429f/ZdqA52sAq28.jpg

**** Автопортрет - https://pp.userapi.com/c637329/v637329617/5e9c5/e3fpzEUJdEo.jpg

========== 8. Мальчик и Зверь ==========

В тёмном-тёмном замке на вершине одинокой горы жил-был мальчик. Ни разу в жизни не бывал он за высокими крепостными стенами и видел лишь бездонное небо над головой да серый гранит под ногами. Отец мальчика — строгий и суровый правитель — не позволял ему покидать родовое гнездо, говоря, что в мире за надёжными стенами его ожидают лишь боль, разочарование, предательство и война. Кроме мальчика в замке не было других детей, только молчаливые угодливые слуги да чопорные учителя, разговаривающие на языке цифр и заданий.

— Сколько нужно крестьян, чтобы за день собрать урожай с поля площадью в десять гектаров, если один крестьянин обрабатывает пятьдесят соток в день? — спрашивал учитель.

— Двадцать крестьян, — посчитал мальчик.

— Нет, юный господин, неверно. Нужны десять крестьян и один надсмотрщик с кнутом.

Поля пшеницы золотились далеко внизу, за городом, что раскинулся у подножия горы, а за ними зеленели заливные луга и бескрайние леса. В небо вились дымки из печных труб, и порой от реки доносились весёлые детские голоса да звонкий смех. Но учителя говорили, что этого не может быть, что ему только кажется, слишком высоко и далеко стоял замок. Но мальчик всё равно забирался на высокие стены к застывшим безголосым стражам. Каждого он знал по имени.

— Здравствуй, Джозеф! Здравствуй, Мартин! Сегодня был первый мороз, хотите, я принесу вам горячего чаю с лимоном? — Но те никогда не отвечали ему и стояли не двигаясь, словно заколдованные.

Он выглянул между зубцов, вслушиваясь в завывания ледяного ветра, что хватал за пятки, блуждая с ним по тёмным коридорам, пустым заброшенным комнатам, узким мощёным дворикам с высохшими фонтанами да сумрачным высоким галереям, увешанным пыльными старинными гобеленами кровавых сражений.

Только в одно место запрещалось ходить мальчику — в тёмное подземелье в недрах горы. Туда вела круто уходившая вниз винтовая лестница. В подземелье обитал страшный, чудовищный зверь. Чёрными холодными ночами его рёв, поднимаясь из глубин под горой, сотрясал стены замка. Внутри каминных труб осыпалась сажа, а пламя свечей мерцало и чадило.

Рёв пугал мальчика. Он с головой прятался под бесчисленными одеялами из звериных шкур и дрожал, безуспешно пытаясь согреться. От звериного воя ему делалось особенно тоскливо и одиноко. Он слышал в нём невыразимую боль, что неизменно отзывалась в сердце желанием ощутить хоть чьи-нибудь согревающие объятия.

В одну из ночей ранней зимы, когда в окна, кружась, залетали первые невесомые снежинки, мальчик свил гнездо из шкур прямо на полу возле камина. Он вслушивался в едва различимый рёв, и ему казалось, что тот становится всё более и более безысходным, словно зверь утратил последние силы и надежду вырваться на свободу и умирал, замерзая в промозглой беспроглядной тьме.

«Зверь плачет», — подумал мальчик и отбросил эту мысль, потому что чудища, по словам отца, не могут плакать и лишены человеческих чувств. Но слёзы, побежавшие из его собственных глаз, заставили его выбраться из тёплого кокона звериных шкур, взять свечу и покинуть спальню.

Ночью замок казался особенно пустым и мёртвым. Мальчик виделся самому себе последней искоркой тёплого света, затерявшейся во тьме гулких коридоров и мрачных стен. Но вскоре, чтобы не попасться страже, ему пришлось погасить свою свечу, снять сапоги с деревянными набойками — отец боялся, что кто-то подойдёт к нему незамеченным — и красться в густых тенях. Он мог бы двигаться даже с закрытыми глазами, потому что давно изучил в замке каждую ступеньку и поворот, вот только ногам, пусть и в шерстяных носках, было очень холодно от промёрзшего насквозь каменного пола, и вскоре он почти совсем перестал их чувствовать.

Чтобы миновать последний сторожевой пост, мальчик выбрался на карниз, шедший с внешней стороны галереи, и, прижимаясь к стене, двигался по узкой кромке. Нога скользнула по наледи, он потерял равновесие, взмахнул руками и понял, что сейчас упадёт в пропасть, но резкий порыв ветра толкнул его в спину, распластывая по стене и бросая за шиворот пригоршню колючих снежинок. Чтобы лучше чувствовать опору, он решил снять носки. Придавив мысок носка противоположной пяткой, он высвободил сначала одну, затем другую ногу. Дойдя до конца карниза и миновав стражу, вернулся на галерею и нырнул в арку входа. И вот уже он смотрел в чёрный провал уходящего вниз колодца лестницы. Зверь больше не кричал, и вокруг стояла мёртвая тишина склепа, даже ветер затих, и лишь мелкие кристаллики снежной пыли плавали, искрясь, в призрачных лучах лунного света из узких окон-бойниц.

В сомнении посмотрел он вниз, раздумывая, спускаться или нет.

«Этот древний зверь, — рассказывал отец, — помог нашим предкам завоевать окрестные земли, но он слишком кровожаден, чтобы жить в мире. Выпусти его на волю — и он утопит в крови весь свет. Бойся его и никогда не спускайся в подземелье».

Мальчик не знал, что заставило его сделать первый шаг вниз. Быть может, одиночество, с которым он свыкся, но не смирился окончательно, потому что где-то там, за стенами… Что именно за стенами, он и сам не знал, ведь никогда там не был, а лишь решал задачки учителей.

Мальчик зажёг свечу и аккуратно спускался по усыпанным мелкими камешками истрескавшимся ступеням, скользя по стене пальцами и считая: «Тысяча двадцать три, тысяча двадцать четыре…»

«Какая широкая ступенька», — успел подумать мальчик, прежде чем понял, что лестница закончилась и он в начале подземелья. Он не был здесь раньше и потому пошёл вдоль стены, чтобы не потеряться. Через двадцать осторожных шагов рука провалилась в пустоту, и пальцы сомкнулись на ржавом металле решётки. Он развернулся к ней лицом и прислушался. Что-то шевельнулось во мраке камеры, и взметнувшийся страх заставил мальчика отшатнуться. Громоподобный удар сотряс прутья, а раздавшийся следом яростный вой оглушил мальчика. Нос наполнился звериным духом, а свеча погасла от поднятого зверем ветра.

Мальчик сделал ещё пару шагов назад и затаился. Вокруг была непроглядная тьма, даже поднося пальцы к глазам, он не мог их различить, будто и сам превратился в часть темноты, без остатка растворившись в ней, как кусочек сахара в отцовском чёрном кофе. Немного успокоившись, он опустился на колени, трясущимися руками достал огарок свечи и три спички. Чиркнул и сломал одну, другую. Поняв, что у него остался последний шанс, он подышал на скрюченные холодом пальцы, засунул их под мышки и подержал. Чиркнул спичкой о шершавый камень, и та нехотя вспыхнула. Затаив дыхание, поднёс робкий огонёк к фитилю свечи. Треща и недовольно плюясь, тот занялся, разгораясь и раздвигая круг тусклого света. Прикрывая огонёк ладошкой от возможного сквозняка, мальчик встал с колен и с замиранием сердца поднял глаза. Но, кроме железной решётки с толстыми частыми прутьями, ничего не увидел. Тогда он сделал маленький шажок вперёд, ещё один — и заметил, как что-то огромное и мохнатое, блеснув пугающе длинными клыками, отпрянуло от света в глубину камеры.