ДСВ. Книга 2 (СИ) - Аэзида Марина - Страница 36

— Не стоит, — Ашезир остановил его взмахом руки. — Мне все равно с ней беседовать, так пусть сама и говорит. Сильно вы ее покалечили? На лице следы остались?

— Увы, — воин понурился. — Пришлось слегка… покалечить. А иначе она отказывалась. Скала гранитная, а не женщина.

— Так я и думал… Что ж, пусть скроет лицо покрывалом, чтобы никто не увидел следов, и придет ко мне.

Ожидание было мучительным. Время не летело и не шло, а плелось. Наконец на пороге появилась Шиа. Застыла у входа, и лишь когда Ашезир велел подойти ближе, сделала несколько шагов вперед, заметно хромая.

Ей просто ушибли ногу, или сломали, или вывихнули?

Ашезир, не вставая с кресла, вытянул руку. Женщине пришлось еще приблизиться, чтобы припасть к ней в поцелуе. Сделала она это через силу, но не потому, что не хотела — по выражению лица было видно: ей просто больно. Сама виновата. Не стоило с ним играть, даже пока он был принцем. Отец вот доигрался…

— Говори, — велел Ашезир. — Что тебя связывает с отступницами? В чем ты меня обманула?

Она молчала, но недолго.

— Только в том, что моей расплатой с отступницами была не жизнь моего сына… Наоборот: за его жизнь я заплатила тем, что передала тебе напоминание… о твоей собственной клятве… И за это меня так… — она указала на свое лицо в кровоподтеках, затем обнажила ноги в еще более жутких кровоподтеках.

Ашезир содрогнулся. Уж он-то знал, каково быть избитым и униженным, но ничем не выдал ни легкого сочувствия, ни понимания. Император должен владеть своими чувствами, ну или убедительно притворяться, что владеет.

Он брезгливо поморщился и, махнув рукой, бросил:

— Не свети передо мной своими ляжками. Единственное, что меня волнует — правда. Именно ты рассказала мне о дочерях ночи… Не думай, что я поверю, будто твоя расплата была только в том, чтобы напомнить мне о моей. Слишком уж легко для тебя. Давай, говори правду, если хочешь жить и… может быть, даже сохранить свое положение.

— А такое возможно? — Шиа попыталась усмехнуться разбитыми губами.

— Все возможно… Менять верховную жрицу не очень удобно: нужно искать преемницу, нужно все объяснять народу… Я бы хотел сохранить прежнюю верховную… если она сама захочет.

На лице Шиа читалась борьба между надеждой и недоверием. Жрица явно сказала палачам не все: на то она и жрица — многие муки способна вытерпеть. Однако до крайности доводить не хочется, ведь эта женщина еще может пригодиться, причем как союзница, пусть и вынужденная.

Ашезир поднялся с кресла и, мягко сжав плечо Шиа, усадил ее на обитый сукном стул.

— Тебе тяжело быть на ногах и разумно мыслить в таком состоянии. — Он улыбнулся. — Может, сидя, ты лучше поймешь, что я предлагаю? А ведь я предлагаю все! С тебя же требуется лишь правда.

Женщина раздумывала лишь несколько мгновений — понятно, выбор-то невелик.

— Обещай… клянись… Если я скажу всю правду, то ты не тронешь моего сына. За себя, как видишь, не прошу…

— Конечно. Обещаю… Ну и клянусь, да. Говори.

Жрица вздохнула несколько раз, посмотрела в стену и наконец повела рассказ.

— Мой сын заболел… Ему тогда было всего одиннадцать зим. Он задыхался, он кашлял кровью… иногда ногтями раздирал горло… Магия Ихитшир не помогала. Тогда я тайно отправилась к отступницам. Они дали мне снадобье… и они не назначили цену. Они сказали: придет время — мы придем за услугой…

Она умолкла, закрыла лицо руками. Ашезир прикрикнул:

— Ну! Дальше!

— Дальше? — она горько поджала губы. — А дальше десять лет от них не было ни единого известия. Я уж и думать забыла. А потом сон… Они сказали, что время расплачиваться. Сначала я не поверила — вдруг всего лишь сон? Да только на моего сына снова напала та болезнь. И на моих внуков тоже… — снова она замолчала и опустила голову.

Если не лжет, то сложно ее не понять. Даже его, Ашезира, матушка сделала бы, пожалуй, ради сыновей многое, хоть и находилась столько лет вдалеке. Однако ни искорки понимания жрица не должна углядеть в его взгляде.

— Ну и? Ты все еще не перешла к сути.

— К сути… Да… — пробормотала жрица. — Только знай, что мой сын ни при чем… он ничего не знает.

— Ладно-ладно, давай уже говори.

— Отступницы сказали, что я должна привести к ним принца-наследника. Как угодно, а привести. Я и привела…

Ашезир потерял дар речи. Он уже знал ответ на вопрос и все же спросил:

— Как бы ты меня привела, если бы Данеску не отравили?

Шиа глянула на него с вымученной усмешкой и шепнула:

— Потому ее и отравили…

Ашезир хоть и догадался, но все равно, услышав признание, не выдержал. Звон оплеухи взрезал тишину, голова жрицы мотнулась назад, стул чуть не опрокинулся.

Смысл? Ее уже били и долго. Зря Ашезир не унял ярость.

— Прости, не сдержался. Но мы все еще можем договориться. Ты отравила Данеску?

— Не лично… нашла людей. Но да…

— А если бы я не позвал жреца Гшарха и тебя?

— Я бы сама пришла.

Вот неспроста ему еще тогда показалось, что Шиа, несмотря на свои предостережения, слишком быстро открыла, кто такие отступницы и что им нужно. А что им нужно? Зачем им Ашезир? Зачем его любовь к Данеске? Почему он, именно он, должен передать непонятно кому тот бред о Вороне?

— Зачем этим ведьмам понадобился я? Говори!

Жрица побледнела и рухнула на колени.

— Божественный, молю! Не трогай моего сына, моих внуков! — запричитала она. — Я не знаю, не знаю! Я даже не знаю, какой расплаты они от тебя требовали!

Похоже, не врет… Но другой вопрос интереснее.

— А почему отступницы до сих пор не главные жрицы? С такими-то чудесами…

Вот теперь Шиа не растерялась: напротив, поднялась, хоть и с трудом, с колен, уселась обратно на стул.

— Радуйся, божественный, что они не хотят быть верховными жрицами, что им не нужна власть над империями. Иначе… — она отвела взгляд. — В общем, радуйся. Они служат не богам и не духам — другим сущностям. Страшным сущностям… Тем, кого называют древними.

— Кто такие эти «древние»?

— Не знаю… Ведь я не отступница. Только название и знаю… и все…

— Как ты отравила Данеску?

— Я верховная жрица Ихитшир. Мне верят даже императоры… то есть верили. Я готовила женское снадобье для твоей жены… Поэтому смогла подлить яд.

— Постой-постой… — Ашезир помотал головой и вскинул руки. — Тогда почему исчез поваренок и убили служанку прямо в темнице?

— Для того, чтобы все подумали, будто во дворце завелся изменник. Но не в то, что это я.

— Бывший император тебя не допрашивал? Не может быть.

— Допрашивал. Но поверил мне. Ведь и ты поверил… Сначала.

— Да… сначала. Тебе не стоило приходить с посланием от дочерей ночи во второй раз. Тут бы и у последнего глупца возникли подозрения.

— Да… Просто я так надеялась на силу отступниц, что думала, ты не догадаешься. Сейчас же понимаю… — она запнулась и потупилась.

— Что понимаешь?!

Жрица медленно подняла голову и процедила:

— Понимаю: они хотели этого. Хотели, чтобы ты понял, узнал их силу. Они сделали меня орудием… А все для того, чтобы ты выполнил их желание. Хотя… может, и ты всего лишь орудие…

— Похоже на то… — пробормотал Ашезир.

Ну да, ведь и ему велели сказать кому-то, кто-единственный-может-разбудить-спящего, чтобы разбудил этого спящего. Подразумевалось, что Ашезир сам поймет, кому именно и что сказать. Он по-прежнему ничего не понял, но это полбеды. Ему же еще Данеску полюбить нужно, а это еще сложнее. Вот же погань!

Ладно, об этом он еще подумает. Надо подумать, если чары отступниц не шутка.

— Я понимаю, что жизни сына и внуков для тебя важны, — протянул Ашезир. — И все-таки: ты предала династию, ты предала потомков великого Гшарха. Знаешь, чем это грозит?

— Божественный… Мой сын не знает о моем преступлении.

— Да понял я уже!

Ашезир отошел к столу у окна, достал из футляра пергамент и растянул по поверхности, придавив по краям мраморными фигурками крылатых дев. Пододвинув чернила и перо, подлетел к жрице и подтолкнул ее к столу.