ДСВ. Книга 2 (СИ) - Аэзида Марина - Страница 14

Мать положила руку на голову сына, затем коснулась губами его лба.

— Правь мудро, божественный.

Ашезир поднялся, отошел от императрицы, и тут Данеска подскочила к нему, обняла за плечи, засмеялась и воскликнула:

— Ты — император! — затем будто опомнилась, отступила на шаг и поцеловала его руку. — Для меня великое счастье быть супругой божественного.

За спинами вельмож Данеска вряд ли видела Виэльди, но все-таки…

Ясно, что происходящее лишь обряд, обычай, ничего не значащий… А все равно в груди так и крутит, так и жжет! Разнести бы все вокруг! Рыжика избить, Данеску отхлестать по щекам, а потом… А потом ничего…

Запретная любовь, проклятая любовь! Найти бы избавление!

Завтра Ашезиру нужно выйти к народу… Потом «найти» убийцу отца и побеседовать с Рашизом: может, военачальник что-то знает о тех, кто пытался отравить Данеску. Затем надо казнить изменников ли-нессеров, отправленных в темницу… Надо переговорить и с главным советником отца. А еще…

Да много чего еще!

Завтра, все завтра. Сейчас из-за усталости ноги едва держат, голова тяжелая, а в душе опустошение, безразличие ко всему. Вроде ничего сложного он не делал, а тело ослабло так, будто всю ночь махал мечом. Ясно, что из-за напряжения и волнения, да только от понимания этого не легче.

Как назло, вместе с ним в покои вошли и некоторые из вельмож: чествовали, уверяли в преданности, предлагали помощь в делах… И всем надо что-то отвечать… Нет, это невозможно, только не сейчас!

Ашезир окинул взглядом подданных и улыбнулся.

— Я ценю вашу верность и не забуду ее. Завтра соберу совет, и мы поговорим о делах. А сейчас оставьте меня с вдовствующей императрицей и с моей царственной супругой.

Когда все удалились, Ашезир шумно вздохнул и плюхнулся на диван. Мать — в белых траурных одеждах, с покрытыми волосами — подошла, положила руку ему на лоб и, приятно надавливая, несколько раз провела кончиками пальцев по коже головы. Ашезир застонал от удовольствия.

— Устал, милый? — она скорее утверждала, чем спрашивала.

Он кивнул.

— Да. Но ничего, до завтра еще есть время. Отдохну. Я вот о чем хотел тебя попросить… — он помолчал, затем покосился на Данеску: ее первая радость, похоже, схлынула, теперь жена выглядела безучастной. — Раз моя супруга стала императрицей, она должна знать, как ей теперь себя вести… ну и все такое. Расскажешь?

— Конечно, а как иначе? Я и сама собиралась, — мать повернулась к невестке. — Милая, ты не против, если я посещу тебя на закате?

— Я буду рада.

— Чудесно! А теперь… деточка, ты не обидишься, если я попрошу тебя нас оставить? Я хотела бы поговорить с сы… с божественным.

Данеска без слов поднялась со скамьи и ушла в свои покои.

Как только дверь за ней закрылась, мать присела рядом с Ашезиром.

— Хочу кое о чем спросить, божественный. Меня…

— Матушка! — прервал он. — Если и ты будешь называть меня божественным, я скоро собственное имя забуду!

— Вообще-то именно это и полагается: забыть свое имя, — она по-доброму усмехнулась. — Но я понимаю… Конечно, если ты желаешь, то останешься для меня Ашезиром.

— Желаю. Так о чем ты хотела спросить?

— Меня удивили намеки в твоем письме… Словно ты опасался, что не станешь императором… И еще ты заточил в темницу самого Цаура Саанхиса! Невзирая на силы, которые за ним стоят! За что? Повод должен быть очень серьезным, — улыбка с ее лица исчезла, оно стало сосредоточенным.

— Он изменник, этого достаточно.

— В чем же его измена? Я неплохо знаю Цаура… Он властолюбив, но неглуп, он не посмел бы в открытую выступить против тебя… если бы ты сам не дал повод.

— Что ты хочешь от меня услышать? — Ашезир вскочил с дивана и прошелся по комнате. Мать осталась сидеть, теребя в руках кончик головной накидки. — Я… ну… Я думаю, что он убил императора.

А что — хорошая мысль! Ведь убийца нужен, а опальный ли-нессер как раз годится на эту роль. А уж доказательства Ашезир и придумает, и найдет.

— Но ведь это… не так?.. — прошептала мать и поднялась. — Скажи мне все, не скрывай, умоляю! Скажи: это ты? Ты сделал?

Ашезир растерялся на несколько мгновений. Видимо, матушке этого оказалось достаточно, чтобы понять. Она прижала ладони к побледневшим щекам, ее губы задрожали.

— Как ты мог?.. Ты… мой сын. Как ты мог убить собственного отца?

Сердце сковала холодная злость и растаяла, переплавившись в жгучую ярость. Удивительно: император мертв, а ненависть жива… Будет ли у нее своя могила? Или, сжившись с душой Ашезира, сплетясь с ней, она и погибнет только с ним вместе?

— Я жалею, — прохрипел он, — что не убил его раньше.

— Что такое ты говоришь? Он же твой отец!

— С таким отцом и врагов не надо! Если бы я от него не избавился, он бы избавился от меня. Хорошо, что я успел прежде….

— Нет, — мать замотала головой. — Нет-нет-нет! Он не желал тебе зла. Он… ты не поверишь, но… он тебя любил!

Ашезир едва не расхохотался и едва не накричал на императрицу. Сдержаться все-таки удалось: хоть он и в своих покоях, но говорить на такую тему надо тихо, осторожно.

— Ты издеваешься? — прошипел он. — Любил? Интересно, моих братьев он тоже «любил» так? Кулаками?

— Нет… Только за серьезные проступки мог ударить… Не как тебя… Но ведь в то время он и тебя не трогал.

— Конечно, потому что не замечал.

— У него было слишком мало времени… Однако он старался, я это видела… Я знаю.

— Да почему ты его защищаешь?

…Не кричать, не кричать… Нельзя кричать, нужно говорить тихо.

— Потому что он не всегда был… таким. Вспомни, ну же! Разве он никогда не был с тобой ласков, когда ты был ребенком? — она опустила голову, затем подняла, ее глаза блестели от слез. — Но умерли наши сыновья… один за другим… И с ним что-то случилось. Будто он намеренно ожесточил сердце, чтобы выдержать… Моя вина в этом тоже есть. Я была в таком отчаянии, что вместо того, чтобы горевать с ним вместе, начала обвинять, что не уберег моих мальчиков… Мы постоянно ссорились, а потом я отправилась в старую столицу. Добровольно. Бросила и тебя, и Хинзара… до сих пор казню себя за это. — Слезы стекали по ее щекам, она все яростнее теребила накидку. — Когда я одумалась, было уже поздно: император не позволил вернуться. Это понятно, в его глазах я была предательницей. Да я и впрямь ею была…

Ну и зачем она все это рассказывает? Хочет вызвать сочувствие к императору? Чтобы в сердце Ашезира зашевелилась вина? Нет ее и не будет! Или же мать просто решила собственную душу облегчить? Жестоко, однако.

— Зачем ты это говоришь? — он сам удивился льду, прозвучавшему в голосе.

— Ты злишься, я понимаю, — мать приблизилась, хотела коснуться его плеча, но Ашезир отшатнулся. Она вздохнула и потупилась. — Прости, но ты должен был это услышать. Раз убил, то должен знать, кого. Должен понимать, что иногда все не так, как кажется…

— О нет, все именно так, как кажется! — он все же повысил голос, но сразу спохватился. — Плевать, каким отец был раньше, важно только, каким стал. Я видел от него только унижения и побои. Он отправил меня в горный лагерь, не зная, выживу ли я. Не пытайся убедить меня в его… хм… любви. Не поверю и не пожалею о том, что сделал.

И все-таки в памяти всколыхнулись изгладившиеся, казалось бы, картинки из детства. Да… что-то такое было… Отец улыбался и гладил по спине, вручая первый меч. Утешал, когда Ашезира сбросила лошадь, и он сломал руку. Но до чего же давно это было! До чего расплывчаты воспоминания!

Мать почти добилась своего. «Почти», потому что чувство вины лишь кольнуло душу, но не задержалось в ней.

— Что ж, ты сказала, что посчитала нужным, я тебя услышал. Но… теперь сомневаюсь: могу ли я доверять тебе по-прежнему? Ты не предашь?

Императрица расширила глаза, обхватила лицо руками и расплакалась.

— Ну как ты можешь такое спрашивать?! Ты мой сын! У меня никого не осталось, кроме тебя и Хинзара! Ты имеешь право злиться, но не смей думать, будто я могу тебя предать!