Цена соли (ЛП) - Хайсмит Патриция - Страница 44

— «Курьер» и «Трибьюн», — сказала она продавцу, беря газеты, и даже произносить эти слова было непривычно, не говоря уж о том, что названия купленных газет были странными сами по себе.

— Восемь центов, — сказал мужчина, и Тереза посмотрела на сдачу, которую он ей дал. И увидела, что между восемью центами и четвертаком все еще сохранилась прежняя разница.

Она прошлась по вестибюлю, заглянула сквозь витрину в парикмахерскую, там как раз брились двое мужчин. Темнокожий парнишка начищал ботинки. Мимо нее прошел высокий мужчина с сигарой, в шляпе с широкими полями и ковбойских сапогах. Этот вестибюль она тоже запомнит навсегда — людей, старомодную резьбу по дереву на нижней части стойки регистрации и мужчину в темном пальто, который глянул на нее поверх своей газеты, устроился поудобнее на стуле, стоявшем рядом с черно-кремовой мраморной колонной, и продолжил читать.

Когда Тереза открыла дверь номера и увидела Кэрол, ее словно копьем пронзило. На мгновение она замерла, сжав рукой дверную ручку. Кэрол посмотрела на нее из ванной, застыв с поднятой над головой расческой. Она обвела ее взглядом с головы до ног.

— Не делай так на людях, — сказала Кэрол.

Тереза швырнула газеты на постель и пошла к ней. Кэрол внезапно крепко сжала ее в объятиях. Они стояли, обнимая друг друга так, словно никогда не разомкнут рук. Тереза вздрогнула, и на глазах у нее показались слезы. Было очень трудно отыскать слова, находясь в кольце рук Кэрол, ближе, чем если бы они целовались.

— Почему ты ждала так долго? — спросила Тереза.

— Потому что… Я думала, что это на один раз, что я не захочу повторения. Но это оказалось не так.

Тереза подумала об Эбби, и едва заметная вспышка горечи промелькнула между ними. Кэрол отпустила ее.

— И еще кое-что… Ты все время была у меня на глазах, я узнавала тебя и понимала, что это было бы слишком легко. Прости. Это было нечестно по отношению к тебе.

Тереза крепко сжала зубы. Она смотрела, как Кэрол медленно идет по комнате, смотрела, как растет расстояние между ними и вспомнила тот первый раз, когда она увидела медленно удаляющуюся Кэрол, тогда, в отделе игрушек, когда Тереза подумала, что она уходит навсегда. Кэрол любила и Эбби тоже, и теперь корила себя за это.

«Кто знает, придет ли тот день, когда Кэрол так же будет корить себя за то, что любит меня?» — задумалась Тереза. Теперь она поняла, почему декабрьские и январские недели были полны гнева, нерешительности и резкостей, чередующихся с милостями. Но теперь она поняла еще одно — что бы Кэрол ни говорила, сейчас не осталось никаких преград и никакой нерешительности. И Эбби тоже больше не было, что бы там раньше ни происходило между ними.

— Ведь так и было? — спросила Кэрол.

— Ты сделала меня очень счастливой с тех самых пор, как я тебя знаю, — ответила Тереза.

— Не думаю, что ты можешь об этом судить.

— Сегодня утром — могу.

Кэрол не ответила. Ответом стал щелчок дверного замка. Кэрол заперла дверь, и они остались вдвоем. Тереза пошла к ней, прямо в ее распахнутые объятия.

— Я люблю тебя, — проговорила Тереза, просто для того, чтобы услышать эти слова. — Я люблю тебя. Я тебя люблю.

Но Кэрол, казалось, намеренно не обращала на нее почти никакого внимания в этот день. И было еще больше высокомерия в наклоне сигареты в ее губах и в том, как она сдала назад от края тротуара, не совсем в шутку чертыхаясь.

— Черт бы меня побрал, если я засуну хоть десять центов в паркомат, когда вокруг нас сплошная прерия! — ругнулась Кэрол. Но когда Тереза перехватила ее взгляд, глаза Кэрол смеялись. Кэрол открыто поддразнивала ее, прислоняясь к ее плечу, когда они стояли у сигаретного автомата, касалась ее ноги под столом. И от этого Тереза чувствовала себя бессильной и напряженной одновременно. Она подумала о том, что видела, как люди в кинотеатре держатся за руки, почему им с Кэрол так было нельзя? Но когда она просто взяла Кэрол под руку, когда они выбирали коробку леденцов в магазине, Кэрол пробормотала: «Не надо».

Из магазина сладостей в Миннеаполисе Тереза послала коробку конфет миссис Робичек и еще одну — семье Келли. Она отправила вызывающе большую коробку матери Ричарда, двухъярусную коробку с деревянными отделениями, которую, как она знала, миссис Семко позже приспособит под швейные принадлежности.

— Ты когда-нибудь делала такое с Эбби? — резко спросила Тереза тем же вечером в машине.

В глазах Кэрол внезапно промелькнуло понимание, и она моргнула.

— Что за вопросы ты задаешь, — ответила она. — Конечно.

Конечно. Она так и знала.

— А сейчас..?

— Тереза…

Она сдавленно спросила:

— С ней было точно так же, как и со мной?

Кэрол улыбнулась.

— Нет, дорогая.

— Разве ты не думаешь, что это приятнее, чем спать с мужчинами?

Ответом ей стала удивленная улыбка.

— Не обязательно. Может быть по-разному. Ты кого-нибудь когда-нибудь знала, кроме Ричарда?

— Никого.

— Ну, а ты не думаешь, что тебе бы лучше попробовать с кем-то еще?

На секунду Тереза онемела, но постаралась вести себя непринужденно, барабаня пальцами по книге, что лежала у нее на коленях.

— Я имею в виду, когда-нибудь, дорогая. У тебя столько лет впереди.

Тереза ничего не ответила. Она не могла себе представить, что когда-то покинет Кэрол. И это был еще один ужасный вопрос, который вертелся в ее голове с самого начала, а теперь стучался в ее мозг с болезненной настойчивостью, требуя ответа. А Кэрол когда-нибудь захочет покинуть ее?

— Я имею в виду, то с кем ты спишь — это во многом вопрос привычки, — продолжила Кэрол. — А ты слишком молода, чтобы принимать глобальные решения. Или заводить привычки.

— Так ты — это просто привычка? — спросила Тереза с улыбкой, и услышала обиду в собственном голосе. — Ты хочешь сказать, ничего кроме привычки?

— Тереза… ты в любое время найдешь повод впасть в уныние.

— Я не впала в уныние, — запротестовала она, но снова под ее ногами был тонкий лед, неопределенность. Или это потому, что она всегда хотела чуть больше, чем у нее было, без разницы, чем бы она ни обладала?

— Эбби тоже любит тебя, правда? — с горячностью спросила она.

Кэрол чуть нажала на газ, а потом убрала ногу с педали.

— Эбби любит меня практически всю свою жизнь… и не меньше чем ты.

Тереза уставилась на нее.

— Я когда-нибудь расскажу тебе. Обо всем, что приключилось в прошлом. Месяцы и месяцы назад, — проговорила она так тихо, что Тереза ее едва расслышала.

— Всего лишь месяцы?

— Да.

— Расскажи мне сейчас.

— Сейчас не время и не место.

— Для этого никогда не будет времени, — сказала Тереза. — Разве ты не говорила мне, что правильное время никогда не наступит?

— Я так сказала? О чем?

Но никто из них больше ничего не произнес, потому что свежий порыв ветра стал швырять пригоршнями дождя, словно миллионом пуль, по крыше и лобовому стеклу, и какое-то время они не могли расслышать ничего другого. Грома не было, как будто гром, где-то там, вверху, скромно решил не тягаться со стихией дождя. Они переждали непогоду на обочине дороги, под ненадежным укрытием холма.

— Я могла бы рассказать тебе, начиная с середины, — сказала Кэрол. — потому что это смешно… и иронично. Это приключилось прошлой зимой, когда у нас с ней был мебельный магазин. Но я не могу начать, не рассказав тебе первую часть — а это тянется из нашего детства. Наши семьи жили по соседству в Нью Джерси, так что мы виделись на каникулах. Я так думаю, Эбби всегда была в меня чуточку влюблена, даже когда мне было лет шесть, а ей — восемь. Потом она написала мне пару писем, когда ей было четырнадцать, ее тогда как раз отправили из дома на учебу. К этому времени я уже слышала о девочках, которым нравятся девочки. Но в книжках было написано и то, что с возрастом это проходит. — Кэрол делала паузы между предложениями, словно выпускала целые куски.

— Ты в школе училась с ней вместе? — спросила Тереза.