Цена соли (ЛП) - Хайсмит Патриция - Страница 36

Голубые глаза Ричарда внезапно стали очень холодными. Линия губ сначала сделалась прямой и очень короткой, а потом верхняя губа слабо изогнулась.

— Но дело ведь совсем не в этом, правда?

— Ну… да. Это касается того, что ты цепляешься за отношения, даже если знаешь, что все безнадежно, и что в итоге ты сдашься.

— Я не сдамся.

— Ричард, нет никакого смысла..!

— Ты передумаешь, вот увидишь.

И она поняла. Это была его старая песня, и он продолжал ее исполнять.

Через неделю Ричард стоял в ее комнате с тем же самым выражением угрюмой злости на лице и говорил тем же самым тоном. Он неожиданно позвонил ей в три часа дня и настоял на том, что зайдет повидаться на минутку. Она как раз паковала чемодан, чтобы уехать к Кэрол на уикенд. Если бы она собиралась не к Кэрол, Ричард был бы совсем в другом настроении, подумалось ей, потому что за последнюю неделю она видела его три раза, и он был любезен и внимателен к ней, как никогда.

— Ты не можешь вот так просто взять и приказать мне уйти из твоей жизни, — заявил он, размахивая своими длинными руками, но звучала в его тоне нотка потерянности, как будто он уже начал от нее отдаляться. — Что меня действительно задевает, так это то, что ты ведешь себя так, будто я ничего не стою, будто я совсем бездарный. Это нечестно по отношению ко мне, Терри. Я не могу с этим справиться!

«Нет, — подумала она, — конечно, он не может».

— Я совсем не хочу с тобой ссориться, — сказала она. — Ты сам решил поссориться — из-за Кэрол. Она у тебя ничего не отняла, потому что у тебя этого никогда и не было. Но если ты не можешь продолжать встречаться со мной… — она осеклась, понимая, что он может и наверняка продолжит встречаться с ней.

— Прекрасная логика! — сказал он и потер глаз нижней частью ладони.

Тереза смотрела на него, захваченная мыслью, которая только что пришла ей в голову, и которую она внезапно осознала, как факт. Почему это не дошло до нее еще тогда, вечером, в театре? За прошедшую неделю она могла бы распознать это в сотне жестов, слов и взглядов. Но ей особенно запомнился вечер в театре — Ричард тогда удивил ее, раздобыв билеты на спектакль, который она особенно хотела посмотреть, и тем, как он держал ее за руку в тот вечер, как звучал его голос по телефону, когда он не просто сообщил, что они встречаются там-то, а любезно спросил, может ли она пойти. Ей это не понравилось. Это был не способ показать свою привязанность, а скорее, попытка угодить, каким-то образом проложить дорожку для неожиданных вопросов, которые он в тот вечер задавал таким обыденным тоном: «Что ты имеешь в виду — она тебе очень нравится? Ты хочешь с ней переспать?» Тереза ответила: «Даже если бы и хотела, думаешь, я бы тебе сказала?» — а внутри у нее быстро сменяли друг друга чувства униженности, обиды, отвращения к нему — лишив ее дара речи, так что для нее стало почти невозможно продолжать идти рядом с ним. А взглянув на него, она увидела, что он смотрит на нее с мягкой, глуповатой улыбкой, которая теперь, в ее памяти, вставала как жестокая и болезненная. И она могла бы не заметить эту болезненность, подумалось ей, если бы Ричард не пытался столь искренне убедить ее в том, что нездорова она сама.

Тереза повернулась и засунула в сумку зубную щетку и расческу, а потом вспомнила, что в доме Кэрол у нее есть своя зубная щетка.

— Так чего ты от нее хочешь, Тереза? Куда это все движется?

— Да тебе-то какой интерес?

Он уставился на нее, и на мгновение за его злостью она различила застывшее любопытство, которое замечала и раньше, как будто он наблюдал за представлением сквозь замочную скважину. Но она хорошо понимала, что он не был настолько безучастным. Наоборот, она чувствовала, что никогда он не был так сильно привязан к ней, как сейчас, никогда так не настроен не отказываться от нее. И это ее пугало. Она могла представить себе, как эта целеустремленность превращается в ненависть и насилие.

Ричард вздохнул и смял газету в руках.

— Ты мне небезразлична. Ты не можешь просто сказать мне: «Найди себе другую». Я никогда не обращался с тобой так, как с другими, никогда так о тебе не думал.

Она не ответила.

— Черт! — Ричард швырнул газету на книжную полку и повернулся к ней спиной.

Газета зацепила фигурку мадонны, и та отшатнулась назад, к стене, словно от удивления, а потом упала и покатилась к краю. Ричард рванулся вперед и поймал ее обеими руками. Он посмотрел на Терезу и от души улыбнулся.

— Спасибо, — Тереза забрала у него фигурку. Она подняла ее, чтобы поставить на место, но вдруг резко опустила руки и швырнула фигурку об пол.

— Терри!

Мадонна разлетелась на три или четыре части.

— Не обращай внимания, — сказала Тереза. Ее сердце колотилось, словно от злости, словно после драки.

— Но…

— К чертовой матери все! — рявкнула она и ногой оттолкнула куски в сторону.

Через мгновение Ричард выскочил из квартиры, с шумом захлопнув дверь.

«И что это было? — размышляла Тереза, — дело в Андронике или в Ричарде?» Примерно час назад ей позвонила секретарь мистера Андроника и сказала, что вместо нее мистер Андроник решил нанять себе ассистента из Филадельфии. Поэтому теперь у нее не было работы, к которой бы она вернулась после поездки с Кэрол. Тереза посмотрела вниз, на разбитую мадонну. Внутри дерево было довольно красивым, и оно чисто раскололось прямо по волокну.

В тот вечер Кэрол подробно расспросила ее о разговоре с Ричардом. Терезу задело, что Кэрол так беспокоилась о том, обиделся Ричард или нет.

— Ты не привыкла думать о чувствах других, — без обиняков высказала ей Кэрол. Они были на кухне и готовили поздний ужин, потому что Кэрол отпустила горничную на этот вечер.

— Ну и в чем настоящая причина, по которой ты думаешь, что он тебя не любит? — спросила Кэрол.

— Может быть, я не понимаю, как он это выражает. Но мне это не кажется любовью.

А затем посреди ужина, посреди беседы о поездке, Кэрол внезапно заметила:

— Тебе и вовсе не следовало говорить с Ричардом.

Это был первый раз, когда Тереза рассказала Кэрол хоть что-то вообще, что-то о первом разговоре с Ричардом в кафетерии.

— Почему нет? Мне что, нужно было ему соврать?

Кэрол уже закончила есть. А теперь она отодвинула стул и встала.

— Ты слишком молода, чтобы твердо понимать, чего ты сама хочешь. Или о чем говоришь. Да, в этом случае нужно врать.

Тереза положила вилку на стол. И стала смотреть, как Кэрол достает сигарету и прикуривает ее.

— Я должна была с ним распрощаться. Должна. И больше я с ним не увижусь.

Кэрол отодвинула нижнюю панель стеллажа и достала оттуда бутылку. Она налила немного в бокал и задвинула со стуком панель обратно.

— Почему ты сделала это сейчас? Почему не два или три месяца назад? И зачем было упоминать меня?

— Я понимаю … Думаю, это не дает ему покоя.

— Вероятно, так и есть.

— Но если я просто не буду с ним видеться снова… — она не могла закончить фразу о том, что он не склонен преследовать ее или шпионить за ней. Она не хотела говорить такое Кэрол. И, кроме того, она помнила выражение глаз Ричарда.

— Я думаю, что он смирится. Он сказал, что не может с этим справиться.

Кэрол хлопнула себя ладонью по лбу.

— Не может справиться, — повторила она. Она вернулась к столу и добавила в виски воды из своего стакана. — И то правда. Доедай свой ужин. Может, я напрасно беспокоюсь, я не знаю.

Но Тереза не пошевелилась. Она поступила неправильно. При самом лучшем раскладе, даже поступая правильно, она не могла сделать Кэрол счастливой настолько, насколько Кэрол делала счастливой ее — в тысячный раз подумала она. Кэрол была счастлива урывками, в те или иные мгновения, мгновения, которые Тереза отмечала и берегла. Одно из них произошло в тот вечер, когда они убирали рождественские украшения, и Кэрол свернула гирлянду ангелов и положила ее между страницами книги. «Я хочу сохранить их, — сказала она. — Под защитой двадцати двух ангелов я не смогу проиграть». Сейчас Тереза смотрела на Кэрол, и хотя Кэрол тоже смотрела на нее, но смотрела сквозь завесу озабоченности, которую Тереза видела в ее глазах так часто, и которая разделяла их, как пропасть.