Ведьма и зеркало (СИ) - Пьянкова Карина Сергеевна - Страница 17

С чего он взял такую ерунду?

— Так, снилось что-то муторное, — ответила я без особой тревоги. — Бывает. Мелочи.

К сожалению, папа всю жизнь очень уж дотошен, когда речь заходила о мелочах. В отличие от мамы, которая обращала внимание только на нечто поистине масштабное.

— Или не мелочи, — задумчиво произнес отец, покачав головой. — Что тебе снилось?

Я хмыкнула. Нет, рассказывать о сне все мне было не с руки. Тогда бы пришлось выкладывать и о своем неудавшемся гадании.

— Да толком и не помню, — отозвалась я с улыбкой. — Какие-то неясные образы. Правда, мелочи, папа. Даже упоминания не стоит.

Голова слегка ныла, во рту было сухо, но, в целом, я чувствовала себя вполне… терпимо. Не хуже обычного.

— Распереживалась вчера, верно? Из-за Левина? — снова заговорил отец так ласково, как мог только он. Мама нежничать особо не любила.

Я покачала головой.

— Не больше обычного. Я уже привыкла к нему. Ну, в той или иной степени.

Левин был только вершиной айсберга под названием "Одна моя большая проблема", и, кажется, он даже не являлся корнем всех зол в данном конкретном случае.

— Просто все как-то странно завертелось, па, — задумчиво произнесла я. — Словно вдруг стала маленькой лодкой, которую затянуло в водоворот. И сколько ни греби веслами, а выплыть не получится. Даже водоворота — и того не разглядеть.

Отец вздохнул и погладил меня по голове.

— Ты сильная, выгребешь из любого водоворота. Ты же моя дочка, вот и мама твоя так каждый раз говорит.

Я весело фыркнула. Когда речь заходит о том, что я вся в отца, обычно до комплиментов дело не доходило. Чаще всего в этот момент и мне, и папе объясняли про то, насколько мы оба слабовольные, несуразные и далее по списку.

— Именно, я вся в тебя. Поэтому, наверное, и влипла так серьезно.

И снова меня погладили по голове, утешая и подбадривая.

— Глупости это все, ты у нас чудесная, Сонечка. Самая замечательная девочка на всей земле. Уж я это знаю.

Да уж, мои родители, не смотря на мой довольно-таки почтенный возраст, считают меня своей маленькой драгоценной девочкой. И, наверное, до моих седых волос вряд ли хоть что-то изменится.

— Вот только ваших ожиданий не оправдала, — покаялась я с тяжелым вздохом. — Но, наверное, к этому уже все и так привыкли.

Обсуждать эту тему можно было бесконечно, именно потому поднимать ее совершенно не хотелось.

— Пойдем завтракать, Соня. И тебе наверняка нужен чай покрепче.

Мама поднялась чуть позже, когда стол был уже накрыт, и сияла куда ярче тусклого ноябрьского солнца.

— Сегодня у меня будет встреча с городским начальством Инспекции. Так сказать, налаживание сотрудничества и добрососедских отношений. Заодно прощупаю почву, не хочет ли кто-то из "больших шишек" надавить на меня при помощи единственной дочери, — радостно сообщила родительница.

Да, мало кто способен радоваться тому, что, возможно, назревает конфликт.

— Считаешь, кто-то из начальства решил устроить многоходовку? — флегматично осведомился папа, подливая мне молока. — Они же лет десять не пытались устроить переворот в Ковене. Может, все-таки все дело в Кирилле Левине и его озлобленности? Чего стоит ушлому инспектору найти кого-то не слишком чистого на руку и попросить об услуге?

Мама пожала плечами и вроде бы не слишком доверчиво.

— Левин другого полета птица. Если вцепится, то намертво, но чтобы кого-то сознательно подставлять… Не его стиль.

Папа пожал плечами.

— Если бы ему удалось уличить хотя бы Соню, его карьера могла бы снова пойти в гору. А если бы при этом еще и тебя задел — вообще бы взлетел. Хороший вариант, чтобы все исправить.

Слишком очевидно. Я тоже не верила.

— Сам Левин вряд ли пошел на такое ради своей карьеры, — вынесла вердикт матушка. — Но у Левина есть очень уж заботливые друзья, всегда готовые прийти на помощь. К примеру, милый мальчик Никита Павлицкий.

Так все-таки Никита, а не Николай. И чем именно он настолько сильно не угодил моей маме? Она еще в аэропорту говорила, что он скользкий и что его должны за что-то бить. Моя родительница резка на слова, тут ничего не скажешь, но обычно говорит правду, пусть и грубой форме. Скользкий? Почему именно скользкий? Скользкий — означает подлый? Или просто изворотливый?

— Чем тебе так сильно не угодил Павлицкий? — не удержалась и спросила я.

Мама трагически вздохнула и всплеснула руками, едва не опрокинув свой стакан.

— Господи ты боже мой, Сонька, вот скажи, как можно быть настолько не от мира сего? Павлицкий на городском уровне такое откалывал, что об этом несколько месяцев говорили в Ковене. Но ты как всегда ничего не знаешь. Приди в себя, наконец.

Мне оставалось только глазами хлопать. Крыть-то все равно нечем.

— Но так ведь спокойней, мама, — неуверенно улыбнулась я. — Мне совершенно не хочется знать, кто, как и кого именно обманывает, предает. И ради чего — тоже не хочется.

Папа вздохнул украдкой, мама же отвесила мне затрещину.

— Ума как не было, так и нет. То, что ты не хочешь играть во все эти подковерные игры, не значит, что и другие не захотят тебя в них втянуть. Ты должна хотя бы в курсе быть, что происходит.

Я понурилась, понимая, что, вероятно, на этот раз родительница моя все-таки права. Куда проще было бы разобраться в плетении той паутины, в которую угодила.

— Так что там с Павлицким? — тихо спросила я, надеясь получить ответы.

Мама вздохнула и принялась убирать со стола.

— Их было трое друзей, один перспективней другого. Левин, Павлицкий, Одинцов. Мушкетеры, чтоб их всех. Один за всех и все за одного. Умные, одаренные. Вместе начали работать в Инспекции. И Павлицкий из них троих был самым хитрым, самым мерзким. Однажды ему пришла в голову замечательная идея по поводу того, как повысить свою раскрываемость. Он просто решил сам их… ну, если не создать, то спровоцировать. Подбил нескольких молоденьких идиотов из наших, нашептал в уши. Они не знали, что "мудрые советы" им дает инспектор. Стали баловаться черным колдовством, а тут, как понимаешь, коготок увяз — всей птичке пропасть. А потом Павлицкий триумфально задержал всю группу черных колдунов, взял с поличным. Что было дальше, сама понимаешь.

Я и понимала. Мораторий на смертную казнь, не было его на нашей стороне мира, той, которую не видели обычные люди. Ну, пропали люди. Так бывает, что люди пропадают. Полицейские положенное время поперекладывают бумажки с одной стороны стола на другую, но, конечно, ничего не найдут. Да и искать не станут всерьез. Мы живем по другим законам.

— А что Павлицкий? — помертвевшим голосом задала я самый важный вопрос.

Мама передернула плечами, даже не глядя в мою сторону.

— Да что с ним сделается? Дураки те, конечно, выложили все, что приходил, рассказывал… Но так мало ли какие бредни приходят в голову черных колдунов? Наговаривают на порядочного мага, вот и все. Их и слушать никто не стал, — буднично, безо всякого надрыва продолжала свой невеселый рассказ. — А Павлицкий по служебной лестнице поднялся, да еще на несколько ступенек. Такой и через тебя перешагнет — не заметит.

Каждое слово казалось кислотой, которая капает на кожу.

Разве можно вот так поступать? Настолько подло, настолько жестоко…

— Ты не пыталась помочь этим бедолагам?

Мама замерла, словно ее ударили.

— Эх, Сонька… Чем черным уже поможешь? Тут помилования нет и быть не может. Павлицкого я пыталась вслед за ними отправить. Да только толку не было. Не докажешь, что это он им подбрасывал идеи. Никак не докажешь.

Жизнь бывает и жестокой, и подлой, и очень, очень несправедливой. Поэтому я и сторонилась ее, застыв в своем ожидании на долгие годы. Лучше не знать о том, какая на самом деле жизнь, какие на самом деле люди. Пока я никого не вижу, проще верить, что мир не такой кошмарный, каким он и является.

Но как Павлицкому совести хватило поступить так? Точнее, ее отсутствия.