Бермудский Треугольник (СИ) - Казанцев Геннадий Николаевич - Страница 4

Герману, которому тёплый гудящий муравейник молодёжного кафе начал ласково отключать мозговую деятельность, уставился на своё отражение в зеркальной стене. Опустив тяжёлые веки, он сделал попытку незаметно от провожатого погрузиться в сон. Веничка с нежностью смотрел на угасающего товарища и укоризненно качал головой. В зале приглушили звук магнитофона, и вслед за этим со стороны эстрады послышались робкие аккорды настраиваемых инструментов. «Быстрый танец! Танцуют все!» — закричал взобравшийся на подиум конферансье в велюровой жилетке. У потолка дёрнулся и всё убыстряясь закрутился зеркальный шар, а вокально-инструментальный ансамбль грянул старинный хит «Поющих гитар» «Синий иней». Всё пришло в движение.

«Не спать!» — возвысил голос Вениамин, будя, а затем и увлекая друга на середину танцевальной площадки. Там их ждал неприятный сюрприз. Среди немногочисленных девушек, вяло переступающих ногами у своих сумочек, выставленных на полу, самозабвенно скакали их однокурсники из «партнабора».

— Венька, уходим! — встрепенулся приятель, но было поздно.

— Эй, «залётчики», давай в круг! — весело приветствовал новеньких бывший комсомольский работник, мелко вибрирующий бёдрами на манер кота, метящего территорию.

Друзей, которым было категорически запрещено посещение злачных и увеселительных заведений, поглотило скопище разгорячённых тел. У Германа не проходила сонливость. Вяло покачиваясь в волнах музыки, он уныло сканировал лица посетителей кафе. Кроме коротко стриженых слушателей его Института, облачённых в строгие костюмы, на площадке веселились волосатые студенты в мятых варёных джинсах и старых кроссовках, инженеры в вязаных свитерах и кожаных пиджаках, представители творческой интеллигенции с бакенбардами и редкими бородками, а также два настоящих лейтенанта в форме с петлицами строительных войск. К завершению быстрого танца на площадку подтянулся косяк молодых женщин, до того приглядывавших из укромной темноты своих столиков за резвящимся стадом.

В перерыве оживлённый Вениамин стрелял по сторонам глазами, выбирая партнёршу, а его напарник, оценив ситуацию, вернулся к столу, где немедленно уснул, положив руки под голову. После пятиминутного блуждания в дебрях подсознания перед его внутренним взором замелькали драматические кадры первых дней пребывания в разведывательном институте.

Сон и начала «Бермудского треугольника»

Путь Германа в святая святых разведки был тернист и долог. Человек с невнятной биографией, лишённой отметок о работе на выборных должностях, зато состоявший в родстве с ранее репрессированными и даже осуждёнными по уголовным статьям, мало соответствовал образу советского шпиона. К тому же он закончил физико-технический факультет, который воспитал в нём отнюдь не лучшую привычку сомневаться всегда и во всём. Восстановиться в правах и обрести уверенность Герману помог случай. Его страна без видимых причин ввязалась в совершенно бестолковую войну, а бывший физик стал её добровольцем. Вернувшись из Афганистана в родное Новосибирское Управление КГБ, молодой ветеран некоторое время украшал своим бравым видом президиумы юбилейных собраний, после чего, звеня боевыми наградами, убыл в самый засекреченный институт Советского Союза. Пройдя тестирование и собеседование, бывший офицер разведки команды «Каскад» был принят на первый курс персидского отделения с безрадостной для него перспективой возвращения в Афганистан. Ветерану войны банально не повезло. В тот год в соответствии с закрытым постановлением ЦК КПСС в разведывательный институт был заброшен номенклатурный десант партийных и комсомольских работников, который, монополизировав престижные европейские языки, оттеснил кадровых работников на периферию многоязычия забытого всеми богами Востока.

В первые же дни будущие разведчики прошли обряд крещения, сменив имена, дарованные предками на учебные клички. Точнее, имена и отчества не претерпевали изменений, но от прежних фамилий оставались только заглавные буквы. Герман, носивший по жизни и без того невнятную фамилию Потскоптенко, отстояв очередь у кабинета начальника курса, был наречён Поскотиным. Прочтя три раза вслух своё новое имя и уловив в его звучании плебейские мотивы, он вознамерился вернуться за более благозвучным, но был вовремя остановлен слушателем Игорем Косорыловым, носившим в прошлой жизни звучную фамилию Калистратов. Игорь доходчиво объяснил товарищу, что легче сменить пол, чем кличку, занесённую в секретные списки, и утверждённую начальником Института генералом Зайцевым.

Смена имени ни для кого не проходит бесследно. Германа, лишившегося коренной украинской фамилии, будто подменили. Он, словно буддийский реинкарнант, отличавшийся в прежней жизни послушанием и умеренностью нрава, вдруг ощутил настоятельную потребность к «перпендикулярному» поведению. И первое, что он сделал, — сошёлся с двумя лоботрясами, склонность которых к разного рода авантюрам отчётливо проявлялась в топографии их лиц. За короткое время общения мужской «треугольник», миновав фазу распределения углов, обрёл окончательную геометрию и вскоре получил почётное звание «Бермудский» из уст куратора группы, полковника Геворкяна, который застукал троицу за распитием спиртного в мужском туалете. Несмотря на разницу в характерах, социальная ячейка оказалась на удивление устойчивой. Её величественный тупой угол венчал капитан Дятлов — высокий лысеющий брюнет с коротко стрижеными усами и выпуклыми влажными глазами. В его облике угадывались признаки великих реформаторов: бесовская натура Петра I-го, суровый аскетизм Гамаль Абдель Насера и сентиментальность де Голля. За отсутствием спроса на героев в условиях развитого социализма, Александру Дятлову ничего не оставалось, как, поборов гордыню, смириться с образом добродушного и невозмутимого великана, основательного в поступках и проявлениях мужской дружбы. Его друзья, старший лейтенант Мочалин и капитан Поскотин, от природы лишённые внутреннего равновесия, заняли свободные углы, где, движимые неуёмной энергией, стали растягивать конструкцию в противоположные стороны, тем самым придавая ей дополнительную устойчивость. Герман, в редкие минуты покоя напоминавший персонаж учебных плакатов по технике безопасности в быту, стоило ему ожить, удивлял окружающих непостижимым сочетанием черт героев первых пятилеток и плутовских романов. Облик Вениамина, отдаленно напоминавший истукана с острова Пасхи, напротив, был величественным и даже надменным. Однако, стоило задуть недобрым ветрам, его классические для Полинезии черты языческого бога — крупный нос и отвислые мясистые уши — увядали; «каменные» детали оплывали, а узкие от природы плечи, словно взывая к жалости, опадали.

Индусы, персы и душ с прослушкой

Все первокурсники режимного Института вне зависимости от прошлого военного опыта, званий и воинских заслуг были обязаны проходить двухнедельные сборы в учебном центре воздушно-десантной дивизии под Тулой. Для конспирации более полусотни курсантов вносились в списки так называемых «партизан» — офицеров-запасников ВДВ, проходящих плановую переподготовку в войсках. За несколько дней до сборов будущих разведчиков свели в усиленный взвод из четырёх отделений. Три из них были укомплектованы партнабором с редким вкраплением молодёжи из престижных языковых вузов. Самое большое отделение состояло из оперов, которые должны были изучать языки фарси и хинди. «Персы» готовились для службы в советническом аппарате Афганистана, а «индусы» — для работы с легальных позиций в представительствах СССР среди известного по многочисленным сказкам народа Индии. Герман с Шуриком были персами, а Веник — индусом. Незадолго до начала сборов к «Бермудскому треугольнику» примкнул ещё один молодой «индус» из Азербайджана. Звали его Али-заде Налимов. Свою настоящую фамилию Алик, как он представился друзьям, тщательно скрывал, по причине, как предполагали, её неблагозвучия. Налимов был единственным слушателем из объединённой группы «персо-индусов», кто пришёл с «гражданки». Молодой выпускник МГИМО, в отличие от матёрых оперов, до поступления в Институт в совершенстве овладел тремя языками. «Юнга», как его ласково прозвали старшие товарищи, быстро влился в офицерский коллектив и вскоре, недолго поколебавшись в выборе друзей, решительно примкнул к набирающему силу «Бермудскому треугольнику», заняв с подветренной его стороны место активного наблюдателя.