Уютная, родная, сводная (СИ) - Романова Наталия - Страница 70

отказываясь верить. - Нет... но он приходит постоянно, кричит, месяц назад она пришла с синяком под глазом, сказала - о дверь ударилась, но я знаю, что это он...

Если узнает, что ты тут был -  снова сильно изобьёт. - Я понял тебя, спасибо, что рассказала, - Бронислав даже выдавил из себя улыбку. Когда же Милана выбежала из комнаты, чуть не расколошматил дверцу и без того перекосившегося шкафа, она жалобно скрипнула и осталась висеть на одной петле. - Ты почему не сказала, что у тебя проблемы с этим уродом? - накинулся без предисловий, заранее готовый к какому угодно ответу. - Я сама справилась, - отчеканила в ответ Люда. - Чай будешь или можешь уходить. - Буду, - отмахнулся, - справилась? Два сломанных ребра,

синяк под глазом - это называется «справилась»? - Просто ты не понимаешь. -

Конечно, я не понимаю, твои мысли вообще никакому пониманию не поддаются,

Людочка! - Он несчастный просто! - она взвизгнула и схватила себя за плечи в защитном жесте. - Что же ты заявление не забрала, раз он такой несчастный? Со статьёй счастливей будет? - Зло должно быть наказано. - Твою дивизию, -

Бронислав упал на кровать, никакого смысла в её словах и поступках не было. А в его был? Сидит он здесь, женатый человек, в небольшой комнате общежития медицинского училища, и орёт, как полоумный, на девушку, которую любит. Смысл был бы сейчас встать, отправиться к Богдану и выбить из него поганый дух. Смысл был бы, начни он целовать Люду, а в его крике смысла нет. Но он орал и ходил по комнате, как хищник в клетке, кругами, наматывая километры и нервы, пока не остановился, смотря сверху вниз на светлые волосы, собранные в хвостик, и торчащие уши. Удивительно, Люда настолько красивая, что её уши не портят,

наоборот, будь у неё нормальные уши, она казалось бы нарисованной, не настоящей, может быть, даже отталкивающей, пугающе холодной. Светлые глаза с кошачьим разрезом, светлые волосы, мелкие черты лица, тонкий нос - такими изображали дам девятнадцатого века, Бронислав видел на картине Брюллова,

только вздёрнутая верхняя губа, прозрачные веснушки и уши указывали на то, что

Люда живая, настоящая, тёплая. Он провёл пальцем по оголённой руке Люды, по внутренней стороне, остановившись у синей венки, его рука задрожала в ответ на дрожь её руки. - Любишь его? - он не мог не спросить это, даже если ответ будет утвердительным. - Не... нет, - заикаясь, пробормотала и посмотрела прямо на

Бронислава. Он увидел во взгляде больше, чем она хотела сказать, посмела бы. Её губы, мягкие, податливые, отвечающие на его поцелуи, сначала осторожные, потом всё более и более настойчивые. Весь организм от затылка до самых пяток

Бронислава затопило желание, несбыточное и сильное. Он просил, уговаривал,

обещал, плёл какую-то ерунду, она отказывалась, упрямо повторяя, что тот женат, и так нельзя. Пока они не оказались на кровати, под ними скрипнула сетка, говоря,

что не рассчитана на вес двоих, но её проигнорировали. Как же было сложно уговорить Людочку, как тяжело ему далась собственная выдержка, когда он снимал с женского тела вещь за вещью, как хотелось сломить её сопротивление, настоять и при этом не обидеть. Он бы не ушёл из той комнаты просто так, он знал это ещё когда ждал Люду у училища, она знала это, как только увидела его. Так начиналась двойная жизнь Бронислава Исаева, а будет ли ей завершение?.. К Богдану он пришёл на следующий день, молча съездил по лицу, тот не сопротивлялся, умылся под рукомойником и закинул в сторону полотенце. - Знаешь, за что? - помолчав,

спросил Бронислав. - Знаю, - сплюнув, ответил бывший друг. - Оставь её, никогда не приближайся. - Не смогу, - Богдан отвёл глаза. - Что? - он не понял, подумал, что не расслышал. Что ему померещилось. - Не смогу, я люблю её. - Любишь, поэтому бьёшь? - Поэтому... ты думаешь, нужна она мне? Зачем? Ты видел, где она живёт? У

неё мать санитаркой работает, и младший брат инвалид детства, врачи говорят,

 умрёт скоро, а пока жив - всё внимание ему, ей даже на еду не присылают, она работает и ещё умудряется матери помогать. Она не нужна мне, но я не могу её оставить, не могу бросить, и за это ненавижу. Смотрю на неё, и такая злость во мне поднимается... Я бросал её, не один раз, не получается. - А она? - А она меня боится. Скорей всего, я её когда-нибудь ударю так, что она заявление на меня напишет, снова, и меня тогда точно посадят. - Ты больной, - Бронислав посмотрел на Богдана. Некогда привлекательный парень сидел с осунувшимся лицом,

небритый, сутулый, и выводил указательным пальцем одному ему ведомые рисунки на застиранной скатерти. - Не посадят, - сказал, Бронислав вставая, - мёртвых не сажают. - Убьёшь? - усмехнулся. - Не сомневайся в этом. Богдан посмотрел на бывшего приятеля и понял - тот убьёт.   Марка надо было устраивать в садик, уже давно, а Антонина никак не хотела отпускать от себя внука и переезжать на юг отказывалась категорически, хотя бы, пока Ирина не доучится. Так и жили, по накатанной. Бронислав шёл домой, ел то, что приготовила мать, играл с сыном,

даже почитывал книжонки по воспитанию, пытаясь понять премудрости детской психологии, на выходных в их размеренный быт врывалась Ирина, Бронислав был даже рад её видеть. Она много и с интересом рассказывала, делилась впечатлениями, щебетала о том, что им надо перебираться в область, поближе к её учёбе и месту будущей интернатуры, да и ночи радовали. Бронислав не задавал вопросов, с кем проводит ночи его жена в остальное время, она тоже не спешила предъявлять претензии. С годами они стали дружны, пожалуй, если бы Бронислава спросили, кто его лучший друг, он бы, не задумываясь, ответил - Ирина. Она отвечала взаимностью. Лучшие друзья с особыми привилегиями и общим ребёнком. Один раз у них состоялся полуразговор, когда кто-то из совместных приятелей упомянул Богдана, лицо Иры перекосилось, как от зубной боли. -

Видишься с ним? - к вечеру не выдержал Бронислав, бросив зло, уставившись на жену. - Нет, - спокойно заявила Ирина, - он подлец, всегда им был. Люда твоя замуж вышла, так он на свадьбу явился, дебош там устроил... - Моя? - он попытался сделать удивлённое лицо. Ирина подскочила и выбежала на кухню, вернулась через несколько минут, спокойная. - Я знаю про вас, - она отвернулась, - всё понимаю -

это моя плата за институт... Марика не вижу, муж с другой... но я бы не сделала другого выбора, понимаешь? - Понимаю, - он сел на кресло, вытянув ноги. - Мы расстались с Людой, - зачем-то добавил. - Правильно, - Ира улыбнулась. - Она хорошая, упрямая очень, но хорошая, ей мужа надо, детей, семью нормальную, она на операционную сестру сейчас учится... Говорила, мужу жильё обещают от работы, как молодому специалисту. Ты только испортишь всё, пусть хоть у неё всё получится, - вздохнула. «Хоть у неё» повисло в воздухе тягучим эхом.   Спустя время Бронислав ударился в бизнес, на работе платили всё хуже, пока совсем не перестали. Вложив всё, что удалось отложить, открыл небольшой киоск на автобусной остановке, прилегающей к собственному забору, сам просиживал там часами в роли продавца и уборщицы, платил откаты и взятки, ездил за товаром.

Тесть, было, попытался помочь, но за годы брака накопилось уже столько ничем не прикрытой агрессии, что попытка увенчалась очередным скандалом и криком Иры,

чтобы отец провалил из их жизни навсегда. Тот обвинял дочь в том, что стала кукушкой, орал, что как была шалавой, так и осталась, и что её институт - придурь,

и уж он-то позаботится, чтобы Иру не взяли никуда на работу, чтобы засунули по распределению в тайгу, кормить комаров да лечить бурых медведей. Что пора ей бросать «бирюльки с этой медициной» и мужа, который, конечно, не оправдывал обкомовских ожиданий. Вероятно, были причины обиды отца на дочь, но если бы

Бронислав и захотел понять тестя - не смог бы. Он хотел одного, чтобы тот провалился в преисподнюю и никогда не появлялся в их жизни, отравляя всех ненавистью и зловонием.

  Бонус. Бронислав и Людмила. Часть 5