Чудовища не ошибаются (СИ) - Эрос Эви - Страница 38

Я растерялась, не зная, что ответить.

Но Тамара Алексеевна, кажется, и не ждала ответа.

— Пожалуйста, дай ему шанс, — сказала она вновь. — Очень тебя прошу.

Я вздохнула… и сдалась.

— Я подумаю…

Влад не проявлялся, хотя я ждала и боялась этого. Розы присылал, но в остальном — молчание.

А в понедельник, когда я пришла с работы, нашла родителей до крайности взволнованными.

— Леся, — мама так распереживалась, что даже сахар мимо чашки насыпала. — К нам тут приходили… из благотворительного фонда… Сказали, что мы с твоим папой стали участниками программы по помощи пережившим инсульт и больных раком лёгких… Нас отправляют в Германию, представляешь!

Я так и села.

— Мам… это развод, наверное…

— Нет, — она покачала головой, взмахнула руками. — Вон, документы на столе… Направление… Я уже в клинику эту позвонила, которая в Германии, там подтвердили…

Я не знала, что сказать. Ошеломлённо молчала. Попыталась взять чашку и глотнуть чая — уронила, и всё разбилось, разлилось по полу… Хорошо, что не обожгла никого…

— Мам… — я схватилась за тряпку, стала вытирать. — А где вы там жить будете?

— При клинике. Лесь, это примерно на три месяца… — мама запнулась. — Я знаю, ты захочешь с нами, и они спрашивали, поедешь ли ты… Но я сказала, что нет.

— Почему? — я так удивилась, что даже порезалась об осколок. — Если есть возможность, я с вами…

— Нет, Лесь, — твёрдо сказала мама, села рядом и стала помогать мне собирать осколки. — Мы справимся с папой вдвоём. А ты… поживи для себя. Я тебя прошу.

Я молчала.

— Для себя? — переспросила медленно, и мама улыбнулась. Обняла меня, поцеловала в щёку.

— Да, Леся. Для себя. Ты уже, наверное, забыла, что это такое, да? Придется учиться заново. Но с нами ты не поедешь, Лесь. Не нужно. Мы справимся, правда.

— Мам… — я вновь попыталась возразить, но она не дала.

— Пожалуйста, дочка. Оставайся. Всего три месяца. Я тебя прошу.

И вновь я сдалась.

— Ладно…

Той ночью я долго сидела в ванной, рассматривая стены, потолок и пол.

Четыре года… Четыре года. Так просто не бывает, не может быть. В фильме — наверное. В книжке. В фантазиях и мечтах. Но в жизни? Нет.

Не верю.

Благотворительный фонд, заинтересовавшийся жизнью немолодой женщины с практически безнадёжным прогнозом по раку лёгких и пожилым инвалидом-инсультником? Я могла бы понять хоспис. Но неужели у них мало детей? Молодежи? Такая дорогая программа…

— Влад, — прошептала я, утыкаясь лицом в ладони и чувствуя, как все внутренности скручиваются узлом, — это ведь ты… Без тебя тут не обошлось…

До двух часов ночи я сидела в ванной, не зная, что делать. То плакала, то злилась.

Бросил кость бездомной собаке, да.

И что теперь? Ждёт, что эта самая собака поползёт за ним, задыхаясь от любви и преданности?

Ненавижу…

Я сжала в руке телефон. Он затрещал, заскрипел, и на секунду я испугалась, что сломала свою древнюю нокию. Но нет — подобные мелочи ей были нипочём…

Накинув на себя халат, я тихонько выскользнула на лестничную площадку. Спустилась ниже этажом и набрала номер Влада.

Изнутри меня душили одновременно два желания. Услышать его голос. И выплеснуть на Разумовского всю свою злость…

Он снял трубку на двенадцатом гудке.

— Леся? — сонный, хриплый голос.

Я на мгновение задохнулась. Вспомнила вдруг, как он шептал моё имя очень похожим голосом… двигаясь внутри меня…

Ненавижу.

— Леся? Это ты? — переспросил Разумовский уже твёрже. — Что случилось?

— Ничего. — Я сжала вторую ладонь в кулак, чувствуя, как ногти впиваются в кожу. — Я просто звоню, чтобы сказать спасибо. А ещё я хотела бы узнать, на что ты рассчитываешь.

Влад немного помолчал.

— Я не понимаю.

— Не ври, — зашипела я зло. — Без тебя тут не обошлось. Рассчитываешь, что я приползу к тебе обратно, умываясь слезами счастья и восторга? Не дождёшься.

— Леся…

— Спасибо тебе, конечно, — сказала я язвительно, размахнулась и треснула кулаком по стене. Даже боли не почувствовала. — За милостыньку твою. Облагодетельствовал господин бедных да безродных. Что бы мы без него делали. И чего взамен ждёт наш барин от нищенки Леси? Ножки раздвинуть? Вы по старинке хотите, Владлен Михайлович, или, может, по-новому желаете? Вы уж говорите, не стесняйтесь…

— Леся! — прорычал Влад мне в трубку. — Что ты несёшь?!

— А вы думали, я плакать буду от умиления, да? Прощения просить? Не буду!! — заорала я так, что стекло в подъездном окне затряслось. — Ничего мне от вас не нужно. Не просила я у вас ничего!! Не просила, слышите?!

— Слышу. Леся…

— И хватит мне розы эти дарить! Маму подослали, милостыней одарили, что дальше? Машину презентуете или квартиру?! Мне не нужно ничего от вас! Оставьте меня в покое. Оставьте!!!

— Леся…

Я уже не слушала.

А старенькая нокия действительно не пережила эту ночь, улетев в противоположную стену и разбившись вдребезги.

Ненавижу тебя, Разумовский…

Потом было мерзко.

Я никогда ни на кого так сильно не орала. Ни разу в жизни. И теперь чувствовала себя настолько опустошённой, будто меня только что вырвало. Наверное, так оно и есть… но рвало словами.

Вслед за опустошением пришла злость на себя. Зачем было звонить Владу? Нужно ему твоё «спасибо», Леся, как прошлогодний снег.

Ну ладно, сказала бы своё «спасибо» — и положила трубку. Орала зачем? Вот он сейчас возьмёт и отзовёт благотворительный взнос. И останешься ты как та старуха — у разбитого корыта.

Я всхлипнула и рассмеялась. Леся, сколько можно? Ты же знаешь — Влад не такой. Поэтому и наорала, что в глубине души понимаешь — он ничего плохого тебе не сделает. Никогда не делал… кроме того раза. Да и тогда он больше сказал, чем сделал.

Но как тонко ты придумал, Разумовский. Ударил меня в самое сердце, в самое слабое место. Действительно, что мне цветы… А вот шанс для родителей — это настоящее чудо.

Чудо, да. Но мне было мерзко.

Чудо…

Если бы моя история была притчей, то она звучала бы так…

Четыре года слепой, глухой и горбатый бедняк каждый день ходил в лес за брёвнами, чтобы построить дом для своей семьи. Никто не мог ему помочь, да он и не просил помощи.

А потом мимо проезжал один очень богатый человек. Увидел бедняка, махнул рукой — и подарил ему готовый каменный дом.

Все счастливы и рады, кроме этого горбатого…

Он ведь привык таскать на себе брёвна. Что ему делать теперь?

Как жить, нося в себе ощущение, что ты ничего так и не смог сделать для своей семьи?

Как отблагодарить богача и остаться при этом личностью, не превратившись в раба?

Я не знаю. Не знаю…

Родители должны были уехать сразу после Нового года. Они потихоньку собирались, очень волнуясь, я же… тоже собиралась. С мыслями. И со своей растерянностью.

Белые розы я продолжала находить на своём столе. Интересно, что Влад станет делать, когда мама уедет? Серенады начнёт петь под окном?

Ой, не дай бог…

Я купила новый телефон, симку восстановила, но он не звонил. И мне было очень стыдно признаться самой себе, но я хотела, чтобы он позвонил.

Я хотела извиниться. Сказать, что была не права. Но Влад не звонил…

А в новогоднюю ночь во мне что-то сломалось.

Я ведь уже давно не говорила с мамой откровенно. Со школы, наверное.

А тут вдруг… прорвало. Наверное, я только тогда по-настоящему осознала, что они с папой скоро уедут, и я останусь одна на три месяца.

Легла с ней рядом, прижалась — и начала говорить.

И почти всё, конечно, было про Влада…

Мама гладила меня по голове, обнимала и очень внимательно слушала.

Я даже рассказала ей про то, как мы поссорились. Нет, конечно, не в подробностях… Но про то, что Влад решил, будто я шлюха — рассказала.

— Извини меня, Лесь, — мама улыбнулась и погладила меня по щеке. — За то, что расстрою сейчас… Но ты сама немножко виновата в том, что он так подумал.