На Краю Земли. Дилогия (СИ) - Бондаренко Андрей Евгеньевич - Страница 45

Клык, естественно, остался в Ню-Олесунне. Зачем, спрашивается, лишний раз дёргать верного пса, если ему в «зону» со странным домиком всё равно не пройти? Опять же, неизвестно, как эти загадочные инопланетяне относятся к собакам. Вдруг, они их люто и целенаправленно ненавидят? Более того, ненавидят и уничтожают? Всякое бывает на этом призрачном Свете…

Поэтому пёс и был оставлен в посёлке. Мол, пусть бегает, отдыхает, развлекается и от души пользует собачий женский пол. Резерв Верховной Ставки, если зрить в корень вопроса. При расставании Клык так и высказался:

— Гав-в-в, мол: — «Если наметится что-то плохое и опасное, то я это обязательно почувствую и незамедлительно отправлюсь к тебе на помощь. То бишь, прибегу к этой странной „зоне“ и…, и сделаю всё, что смогу. Или же наведаюсь в Лонгьир — подключу Лиз и Мэри…».

— А какой из этих двух тактических вариантов ты, всё же, выберешь? — уточнил Тим.

— Гав-в, мол: — «Пока не знаю, приятель. Буду руководствоваться природным инстинктом, а также старательно прислушиваться к внутреннему собачьему голосу — он меня ещё никогда не подводил…»

На этот раз Тим приводнил модифицированный «Bidulm-50» примерно в семи с половиной километрах от загадочного красно-малинового домика, то есть, в пяти с половиной километрах от таинственной «зоны», на самой границе ледника Осгор и мыса Верпегенхукен.

Всё дело в том, что в этом месте берег был густо изрезан многочисленными полузатопленными пещерами и гротами. Вот, в одну из таких пещерных выемок (подходящую по размерам), Тим и направил (на самых малых оборотах двигателя, и предварительно запалив туристический факел), свой мотодельтаплан. Направил, причалил к подземному берегу, надёжно «заякорил» летательный аппарат и, подхватив рюкзак (очень тяжёлый и объёмный на этот раз), а также любимый «Winchester Model 1912 (1934)», выбрался — по узкому извилистому лазу — на земную поверхность.

Так было задумано заранее, мол: — «Предосторожность — в серьёзных и знаковых делах — никогда не бывает излишней. Предположим, подлетают инопланетяне к своей „базе отдыха“. Глядь, а рядышком с „зоной“ отирается подозрительный (пусть и допотопный), летательный аппарат. Непорядок, однако. Может, спалить его на всякий пожарный случай, применив высокотехнологичные лазерные лучи? В полном соответствии со строгими типовыми инопланетными инструкциями? Извините, но такой пиковый вариант меня совершенно не устраивает. Пусть уж верный „Bidulm“ содержится в надёжном и тайном укрытии. Бережёного, как известно, Бог бережёт…»

Погода стояла отменно-идеальная — солнечная, безветренная, без малейших следов коварной туманной дымки. Дело уверенно продвигалось к полудню, поэтому окружающий воздух прогрелся до плюс двенадцати-тринадцати градусов.

— Теплынь и благодать. Самый разгар островного лета, как-никак, — бдительно оглядываясь по сторонам, негромко пробормотал Тим. — Ага, парочка взрослых белых медведей трётся около устья небольшой, но бойкой речки. Скорее всего, терпеливо ждут начала нереста лососей, который в этом году слегка задержался… Северные олешки — в противоположной от медведей стороне — беззаботно и вальяжно прогуливаются по зелёненькой тундре. На дальних прибрежных скалах расположился птичий базар — шумный, беспокойный и отчаянный. Следовательно, вокруг всё нормально. С точки зрения инспектора по охране дикой природы, я имею в виду…

За пятьдесят пять минут, старательно обходя сонных и равнодушных северных оленей, он добрался до нужного водораздела, с которого открывался прекрасный вид на искомую Синюю долину.

— Визуально здесь — с момента моего майского визита — ничего не изменилось, — произведя беглый осмотр местности, резюмировал Тим. — Разве что снег на вершинах чёрных островерхих скал, между которыми данная долина и зажата, слегка подтаял… А с севера по-прежнему тянет чем-то чужеродным и опасным. Неуютная такая аура: посторонняя, мутно-мрачная, с ярко-выраженными ледяными нотками…

Освободившись от рюкзака и винчестера, он уселся на уже знакомый полукруглый валун и приступил к стимулирующим процедурам: максимально прогнул спину в пояснице, расправил плечи, вскинул голову вверх, крепко зажмурил глаза и, мысленно произнося набор звучных и гортанных фраз на неизвестном языке, от души помассировал безымянными пальцами рук нужные контактные точки на коленных чашечках.

Хитрая «грушная» процедура, как и ожидалось, сработала безотказно: вдоль позвоночника шустро побежали приятные тёплые мурашки, время, наоборот, потекло медленно и плавно, по всему организму разлилась живительная бодрость, а соответствующая часть головного мозга наполнилась оптимистичной уверенностью в собственных силах…

— Какая ещё, в одно известное место, мрачно-ледяная аура? — поднявшись с полукруглого валуна, презрительно усмехнулся Тим. — Да и с севера никакой реальной опасностью больше не веет. Ни малейшей. Сплошная тишь-гладь, да Божья благодать…

Неожиданно зазвучала мелодичная трель — главной музыкальной темой из знаменитого кинофильма «Зорро» с незабвенным Ален Делоном в главной роли.

— Здесь старший инспектор Белофф, — поднеся к уху тёмно-зелёный брусок мобильного телефона, известил Тим. — Слушаю.

— Приветствую тебя, отважный и романтичный старший инспектор, — промурлыкала трубка до боли знакомым женским голосом. — Надеюсь, узнал?

— Здравствуй, Милена, — он старался говорить равнодушно, размеренно и спокойно, ощущая при этом, как глупое сердце пустилось в восторженно-бешенный пляс. — Чем обязан?

— Очень хочу, Тимофей, встретиться с тобой. Очень-очень-очень. Встретиться и поговорить.

— О чём — поговорить?

— Обо всём, — многозначительно вздохнула Милена. — О жизни, например. О её превратностях, странностях и неожиданных сюрпризах. О любви, в конце-то концом… Не уж-то опасаешься? Ты же, вроде, никогда не был трусом… Или я ошибаюсь?

— Хорошо, давай повстречаемся и поболтаем, — помолчав с минуту, согласился Тим. — Только когда и где? Я, извини, на службе. Отпуск будет только через полгода.

— Двадцать четвёртого июня я буду в Ню-Олесунне. Прилечу на вертолёте из Лонгьира, к шестнадцати ноль-ноль. В девятнадцать ноль-ноль улечу обратно, в Лонгьир. В двадцать один пятнадцать — рейс до Осло. Извини, но со временем — труба полная.

— Хорошо, я буду. Впрочем…

— Что такое?

— Буду, если получится. По погодным условиям. По душевным.

— Хорошо, я поняла, — женский голос в мобильнике стал медово-приторным. — Насильно мил не будешь. Диалектика, как ты любишь говорить… Кстати, мы с профессором Гринбергом поменялись местами. В качестве смелого научного эксперимента и для пользы общего дела. Теперь я отвечаю за разработку «капсульного» метода, а он — «лазерно-лучевого». Интригует? То-то же… До скорой встречи? Целую и жду…

— Неожиданный, надо признать, жизненный поворот, — отправляя телефон во внутренний карман штормовки, неуверенным голосом прокомментировал Тим. — Хрень полная, навороченная и законченная. Из знаменитой серии: — «Не было печали у гусара, а природа капала дождём. Свечка одиноко догорала — грустным и тоскливым сентябрём. Постоялый двор, забытый Богом. Чу, хмельная песня ямщика. Рядом вьётся — мокрая дорога. И дорога эта — не легка. Тихий скрип, остановились кони. Скрип дверной, и в зал вошла — Она. Сердце убежало, не догонишь. Всё вокруг — лишь карие глаза. Всё вокруг — лишь милая улыбка. Нежное, прекрасное лицо. А на пальчике — таинственно и зыбко — тлеет обручальное кольцо. Лишь война теперь поправит случай. Может, её мужа — там — убьют? А иначе — удавиться лучше. Лучше застрелиться — прямо тут. Свечка — одиноко — догорала. А природа — капала дождём. Не было печали у гусара — грустным и тоскливым сентябрём…».

Он уже было взялся за широкие лямки рюкзака, но тут же выпрямился и саркастично усмехнулся:

— Ох, уж, эта Милена Пандева. Прямо-таки врасплох застала, дрянь симпатичная и развратная. Всё вылетело из головы. Чуть, поддавшись глупым эмоциям, о ключевой детали не позабыл…