Пятнадцатый камень (СИ) - Колоскова Елена Леонидовна - Страница 78

Белый кит выносит недвижное тело на берег. Спасая своего человека, он выбрасывается следом и теперь лежит рядом, уставившись глазками в небо. Из ощеренной пасти раздается треск и стон. Я бы столкнула эту тушу в воду, но не могу двинуться с места. Постепенно все стихает.

И тишина…

Кит больше не зовет на помощь. Ничто не шелохнется в этой стерильной морозной белизне. Одна только надежда: кит — не рыба, и он может дышать. Пока это так — мир жив.

Корни гор растревожены, землю трясет, льдины с треском встают на дыбы. Первые врата уже отворились. Что же дальше? Какой знак явится свыше?

Белый шум.

"Гатагата".

Это слово отчего-то не дает мне покоя. На спанглиш это кошка, но кошки, как всем известно, ходят беззвучно. А если их вдруг стало слышно — конец света не за горами. Оковы разорваны.

Рагнарёк.

Я лежу обледеневшей кромке, и вода плещется у самых ног… Кто-то огромный мягко, почти беззвучно, но ощутимо ступает по снегу.

Скрип… скрип… Скрежет весел в уключинах корабля мертвецов, плывущего мимо.

Топ-топ-топ… Невидимый зверь за спиной потягивается и вздыхает. Он ждет, когда мы уснем вечным сном, чтобы свить из нас путы. Нити, канаты, веревки, шнуры и силки — то, что выйдет в итоге, вполне сгодится для дела.

Мягко ступающая умеет ждать.

* * *

Эррги были чужими. Даже наша близость с послом не сделала их частью семьи. Но им было позволено присутствовать на прощании с дедушкой.

Наши флаеры под конвоем охраны посольства летели к океану. Сверху были отчетливо видны следы, оставленные гигантской волной. Когда мы высадились на берег, то, несмотря на возражения, попросили военных оставить нас. Отец умел убеждать.

На рассвете воздух еще не прогрелся, и ветер дул от моря. Пепел взметнулся и полетел во все стороны. Я на мгновение прикрыла глаза. Кажется, я ощутила на губах дуновение вечности. Или то был песок? А на щеках вовсе не слезы, а морская вода.

Все.

Теперь точно все.

Солнце всходило, неспешное и величавое. Наш небесный Волк щедро одаривал Фрейю теплом. Береговая линия была усеяна водорослями и мертвой рыбой, выброшенной во время страшного "прилива". Сверху парили птицы, выискивая, чем поживиться на этом щедро накрытом столе.

Цунами подарило суше часть себя, забрав взамен деревья и траву. Под смытым слоем перегноя обнажился голый камень. Труды десятилетий пошли насмарку. Но мы, как наши предки, снова посеем семена, подарив миру жизнь. Нарастет осадочный чехол, перепреет листва и трава, вырастут сады и леса…

Все будет. Нужно только неустанно работать над этим. Так мы создаем свое будущее и будущее наших детей.

— Что это было? — спросил посол.

— Останки тела. Зола после кремации, — ответила я.

— Что такое кремация?

— Тело сжигают. То, что остается — отдают родственникам, — объяснил отец.

Гости выглядели по-настоящему шокированными, как будто им показали что-то ужасное и непристойное. Неужели смерть их так взволновала? Интересно, почему? До этого они нормально все воспринимали.

— Не остается ничего? Совсем? — спросил вдруг "секретарь".

Я кивнула. Мама забрала у меня пустую урну, походя ободряюще коснувшись запястья.

— Смерть конечная? — уточнил Хаоли. — Просто… умер?

— Да.

Мертвее не бывает. К чему эти подтверждения?

— Похоже, мне надо обносить свои данные, — сказал посол, который выглядел не на шутку озабоченным.

— Что-то не так? — удивилась я.

— Вы не возвращаетесь к источнику, — констатировал Эши Этти. — Я знаю.

Он при этом выглядел намного спокойнее, чем Хаоли. Посол что-то певуче произнес, но тут же опомнился и перешел на спанглиш:

— Прошу меня извинить. Все это слишком неожиданно. На нашей… базе… Мы видели, как уходят воины, но здесь, на вашей планете, старейшина… почему? Почему смерть окончательная? Как вы все это вынесли?

Он впервые за все это время в открытую обсуждал то, что произошло с военнопленными при пограничном конфликте. Сейчас, когда говорил о смерти деда, то ли возмущался, то ли обвинял нас. Или просто не мог поверить, что мы смирились с уходом? Кажется, он нам сочувствовал и удивлялся нашему спокойствию.

— Господин посол, — ответил папа. — Мы вас не понимаем. Сейчас это несколько неуместно, вы не находите?

И оскалился в вежливой улыбке.

— Да, простите. Мы нарушили церемонию, я понимаю.

— Тогда вы должны понять, что сейчас не время для вопросов, — отрезал отец.

— Позже спрошу.

Это сказал Эши Этти. Он не спрашивал. Просто уведомлял о намерениях, и все. Посол шикнул на него, но "секретарь" только улыбнулся и одернул свои красные одежды. Такой уж у них траур, тогда как у нас черный и кипенно-белый символизируют горечь утраты. Отсутствие цвета и все цвета сразу: разве не странно? А у эрргов — цвет крови. У них она тоже красная, а не зеленая и не голубая.

— Вы хотите спросить — так готовьтесь ко встречным вопросам, — внезапно сказала мама. — Моя дочь не откажет себе в таком удовольствии.

Удовольствии? Она, должно быть, шутит! Я до сих пор не решалась посмотреть записи Улафа, которые лежали каменным грузом и ждали, когда я сделаю это. Оправдываться трауром и срочными делами было легко. Прокрастинация в чистом виде! Я находила сотни поводов, лишь бы не знать правду, какой бы горькой она не была.

— Ваше приоритетное право, — Эши Этти принял это и почтительно поклонился маме.

Видел он, казалось, только Нагато Аюми. Она так же церемонно поклонилась в ответ. Папа хмыкнул, а брат… ну, он следил. Прямо как наш пес — уши торчком, нос по ветру. Пытался сообразить, что за подводные течения бурлили вокруг, и как плыть дальше.

Шейд, спущенный с привязи, носился вдоль берега и лаял на чаек. Его мало волновали вселенские проблемы. Он просто жил.

* * *

Отправка транспортного "левиафана" к вратам "Фрейя-Обливион" за границей системы — непростое дело.

Для начала "Скидбладнир" по требованию властей препроводили в небесные верви. Поводом послужила прямая угроза планете, а отвод корабля снижал напряженность.

Теперь стало невозможно наблюдать за кораблями; их заслоняло солнце. Но и на вражеском корабле обзор был ограничен, и там не могли зафиксировать старт транспортника.

Просто военная хитрость. Одно намерение скрывало другое. Отвлекающий маневр и обман. При желании правдой тоже можно лгать.

Воспользовавшись этим, транспортник в рекордные сроки достиг вторых врат. Наши люди должны были сообщить, что нависла угроза войны, и целесообразна временная изоляция. Полученных грузов должно было хватить надолго.

Когда судно пересекло врата, с той стороны их закрыли точно таким же варварским способом, как в прошлый раз. Достаточно разрушить цепочку зондов со "странной материей", и дело в шляпе!

Итак, Фрейя была теперь полностью отрезана от сообщения через пространственно-временные туннели. Не было доступа ни к Фрейру, ни к станции, и это к лучшему. Война хоть ненадолго, но была отсрочена.

Посол был в курсе. Конечно, он недоумевал, наблюдая такой раскол.

— Разве вы не должны все сообща принять решение? Война или мир? Почему же решение не является окончательным и постоянно пересматривается? Как можно в таких условиях доверять людям?

Он размышлял вслух, четко строя фразы, почти без акцента, а я слушала приятный низкий голос и любовалась каждой черточкой. Надо ловить моменты счастья, ведь они так мимолетны! Сейчас мы лежали в одной постели, тесно прижавшись друг к другу, усталые после долгого дня. Теперь мы вместе засыпали и просыпались, вместе обедали, учили языки, посещали достопримечательности и много чего еще "вместе". Не считая визитов в министерство иностранных дел, почти все оставшееся время посол проводил со мной.

— О, если б я знала! — я провела рукой по его груди и спустилась ниже. — Разве король не держит слово? Он вам верит. Ради мира он чуть не развязал войну. При чем здесь остальные? Спросите что-нибудь полегче, господин посол.