Испытание вечностью - Храмов Виталий Иванович - Страница 29

Маша сунула ему под нос кулак, Миша поцеловал её пальцы.

«Вместе! — думала Мария, — Вместе! В огонь и воду! Не отпущу одного!». Ещё неделю назад она не знала этого человека. А теперь — не представляла, как жить без него? Как она жила без него? Нет! Лучше вместе погибнуть, чем потерять его! Сбежит в огонь и кровь? Только — с ней вместе! Она — тоже воин! И она — докажет, что достойна быть всегда и всюду рядом с ним!

— А ты, Дева, кто заставил тебя идти через боль? Что заставляет наступить самой себе на горло?

— Жизнь? — пожала плечами Маша.

— А обуздать своего зверя, терпеть безумие половое, ломать себя, беречь Честь свою?

Голова Игоря свесилась с полки, пронзительные глаза проникали до печёнки, до того самого «зверя», что уже выл, желая сидящего напротив Мишу. Маша вскочила:

— А не мал ты, для таких тем? — крикнула она в эти пронзающие глаза.

— Возраст — временная помеха, — голова Игоря скрылась. Он сел, свесив ноги, — не надо никого в рай гнать палкой. Надо пример показать. Как тебе, Витязь, Медведь показал пример стойкости, жертвенности и любви. Как тебе Дева, твоя Дева — двоюродная бабка показала пример любви, чести и верности. Пойду я, подышу воздухом. Ты, Мария, не серчай на меня! Но, и время не теряй. Михаил — человек служивый — сегодня с тобой, завтра — гадай, где?! Красивая вы пара!

Игорь хлопнул дверью, Маша, пантерой, прыгнула к двери, защёлкивая её на блок, потянула через голову костюм вместе с майкой, спеша похвалиться своей гордостью — грудью, оправленной в шикарное бельё, впиваясь в мужа ненасытно. Пока он — рядом. Пока Долг не призвал её мальчика в Бой.

Мальчик стоял в накуренном тамбуре, уткнувшись горячим лбом в холодное окно. Сквозняк гонял его русые волосы. Сердце его трепетало от страха перед Грядущим. Но, глаза цвета холодного льда твёрдо смотрели на пробегающие километры Его Родины.

Его Путь — начат. Будет он — суров и долог. Ждут его — испытания, потери, предательства, боль и отчаяние.

Волны эмоций, что испытывали молодожены, достигли его сознания. Он улыбнулся. Только потерявший всё — способен так Любить.

Ради этого, ради этих двоих, ради тысяч других — Он одолеет этот Путь. Он постигнет Цель. Чтобы была Жизнь. Чтобы была Любовь, чтобы была Радость.

А дорогу осилит — идущий. Как бы тебе не было страшно того, что ждёт тебя на Пути, сделай первый шаг! И Путь — примет тебя. Познай Себя в Пути, познай своё предначертание, преодолей себя и предначертанное тебе. И тогда Путь выведет тебя к Сияющим Вратам.

После написанного-3

Турбо-Берсерк

Пол ненавидел русских. Ненавидел с такой силой, с которой русских ненавидит только русский. Это слова наставника Пола и его учителя, мистера Хардмана. Мистера Хардмана, которого Пол нашёл сегодня повешенного на флагштоке его собственного дома. Повешенного на верёвке спущенного флага США. А в кармане — извещение-приговор. На русском языке. Текст этот гласит, что мистер Хардман признан виновным в организации убийства товарища Сталина и выражается просьба встретить «команду зачистки с Честью».

Впервые эту бумажку Пол увидел ещё неделю назад. Во время вечеринки, когда они отмечали 40-летие безупречной службы м-ра Хардмана. М-р Хардман был руководителем их подразделения. Именно он заманил Пола Турбина на службу в разведуправление. И был его бессменным руководителем и наставником все эти годы. До сегодняшнего дня. М-ру Хардману нужен был русский. Американец по воспитанию, но русский по крови, русский по реакциям, русский по образу мышления. И тогда он вышел на Пола, награждённого Конгрессом ветерана Войны.

На войну Пол попал по-глупости. Он как раз закончил школу, когда началась война в Европе. Но, Пола она — мало интересовала. Его больше занимал футбол. Его — вообще мало что интересовало, кроме девушек и футбола. Он был капитаном сборной их колледжа по футболу и потому — был любимцев всех девчёнок. Пока яппи не утопили флот США в бухте Пёрл-Харбора. Тогда война — пришла в каждый дом.

Пол не жил в доме родителей. И редко там бывал. Ему не нравился установленный дедом порядок — в доме разговоры — только на русском. Полу не нравилась вся эта русская тематика, не нравился этот мозгодробильный язык, вся их депрессивная русская культура. Поэтому он не знал, что в дом бывшего полковника Генштаба Русской Императорской Армии, война пришла уже несколько лет назад. Что дед, да и отец — следили за событиями войны в Европе. В дом деда Пол пришёл после просмотра фильма «Крепость Брест», на который он, с друзьями, ходили, пока не закончились деньги — десятки раз. Поражаясь — каждый раз. Пришёл к деду с вопросом — это правда? И получил утвердительный ответ.

Пол был зачислен в Корпус Морской Пехоты, где проходил подготовку. А потом появился этот Чёкнутый Стальной Медведь. И призвал русских американцев помочь Родине. Дед и отец очень долго «прорабатывали» Пола. А Полу — в тот момент было всё равно, где убивать швабов. Пол ухватился за одно — Американо-Русский Добровольческая дивизия окажется в бою раньше, чем Корпус Морской Пехоты. И он — согласился.

Была долгая дорога в Россию. Сначала их везли, под угрозой вездесущих подводных лодок немцев, в Англию. Потом — в Мурманск. Вот тут и начались первые потери. Немецкими подводными лодками чёрная вода этого Ледяного Моря была нафарширована, как суп — клёцками. Немецких самолётов в небе было больше, чем чаек.

Тогда Пол впервые увидел советских русских. Они не были похожи на забитых диктатурой коммунистов рабов. Наоборот — это были весёлые ребята, смеющиеся по любому поводу и без повода. Они смеялись над всем — над выговором американских русских, многие из которых говорили с трудом, а многие русского языка — вообще не знали, над их поведением, над их реакциями. Именно тогда Пол понял, что русские все поголовно — сумасшедшие. Они смеялись над немецкими самолётами, стреляя в них из обычных винтовок, смеялись, когда их судно горело и тонуло, смеялись, когда их спасали из воды, в которой не таял лёд. Смеялись, умирая.

Над одним они не смеялись — над естественными реакциями американцев, впервые заглянувших в глаза Смерти, впервые оказавшиеся в такой опасности. Это советских — злило. Сумасшедшие.

А потом — Мурманск. Карельский фронт. И вечная зима. Очень долго их дивизию собирали, сколачивали. Потом везли в ужасных вагонах для перевозки скота в какие-то леса. А после первого же наступления — чуть не отправили оставшихся в живых обратно в Америку. Оказалось вдруг, что их дивизия — не представляет из себя никакой реальной боевой силы.

Пол помнил те бой за Санкт-Петербург, который советские называли — Ленинград. Помнил, как не понимал ничего, что происходило. Кругом взрывы, летят пули, горят бензиновыми факелами танки, люди кругом — умирают. Куда стрелять — не понятно. Что делать — не понятно. У кого спросить — не понятно. Куда делись офицеры — не понятно. Пол так и не увидел ни одного немца, ни одного финна.

Потом их отвели в тыл и целый месяц решали, что с ними делать. А потом — всё изменилось. Так как русские американцы находились на службе у Сталина, им положено было получать жалование. Коммунизм в этом, от их Америки — не отличался. Хвала Господу! А так как все американцы являлись гражданами США, то рублями им платить было — глупо. Долларами — ещё глупее. И им заплатили золотом. Золотыми червонцами. За всё время службы разом. Со всеми надбавками за боевые, суточные, маршевые или как там советские клерки всё это обзывают? Пол отправил всё это золото домой. Тут оно было совсем не нужно — они были на полном пансионе. А вот дома — нужно. Бизнес отца, как лёг во времена Великой Депрессии, так и не восстановился.

Ничего удивительного, что Добровольческая дивизия — была развёрнута в Добровольческий корпус, а затем — в Добровольческую армию. В её рядах появились пожилые усачи с Георгиевскими крестами на груди, а также множество авантюристов, падких на золото, и даже — негры. Тоже — русские! Ха-ха!