Желтый дьявол
(Т. 1 ) - Мат Никэд - Страница 33

Заснуть бы… Что это такое?

В глазок двери рука… Просовывается… и на пол — записка.

Вскакивает. Тихо… Берет…

К двери — где из коридора лампочка светит… Читает: «Тобой заинтересовались. Будь готов.»

Кто? Неужели?!.

— Кто идет?

— Штык.

— Кого нужно?

— Комендант Вилк дома?

— Нэ знаю!.. Кажется дома…

— Где?

— Направо.

— По приказанию прокурора Чечека, отпустите на допрос заключенного Либкнехта. Вот бумага.

— Какой допрос? Ночью?! Нэ могу!

— По приказанию…

— Нэт! Завтра. Утром…

Вилк сердит… Вилк упорен…

Тогда… сотник Баулин подходит и на ухо:

— Да что вы не понимаете что ли?.. Ведь, мы его… того… При попытке к бегству… Поняли?

— Д-а-а! Круце фикс! Я нэ знал. Добре, добре! Пожалюсто… Возьмите.

Скрип двери…

— Либкнехт! одэвайтэсь, на допрос… Ну, живо!

На допрос? Ночью?

Понял…

У Вилка усмешка — злая.

Ночь. Темно… На небе яркие звезды…

— Сюда!

Что это? Автомобиль?! А-а-а…

Открывается дверца…

— Входи…

Наклонил голову… входит… садится и… чья-то рука… маленькая… теплая… нежная… берет, прижалась…

— Тише! Не бойтесь! Молчите…

Глава 17-я

ПЕРВЫЕ ЦВЕТЫ РЕАКЦИИ

1. Смена

«В субботу, в час…»

Рука в кармане, а там — браунинг. На углу у проволки, у часового стоит Попов.

Смотрит на жирный затылок чеха. Приготовился:

…Вот — сейчас…

Заметит…

Прямо в жирный затылок.

Пулю…

Взяли дядю Володю под руки и щебечут…

А за проволочными заграждениями много — и Совет в полном составе, и ответственные работники, комиссары и «просто» большевики…

На прогулке — на свиданье.

Сегодня передача.

А вдоль проволоки чех прохаживается… Винтовочка новая, русская…

Все быстро, быстро говорят: хочется много сказать. Не знаешь, что раньше… Полчаса — такие короткие.

— Же врьемя кончи… — Разойдись!.. — из караульного помещения чех — разводящий.

— Ашж! — Японский взвод встал, винтовки с плеч. Только ножевые штыки сверкнули, да чак приклада о гальку — враз.

Чешский офицер японскому рапорт:

— Караул смэнайсь!..

Японские солдаты к арестованным — строят их по двое, считают…

Ругаются по своему… Грубо толкают… Другие — гонят посетителей также грубо…

Потом — застопорили вдруг: ищут — не хватает…

Замешательство…

Японский солдат что-то докладывает офицеру.

Маленькая Ольга по-английски ему же:

— Офицер, почему вы допускаете такое грубое обращение?!.

Японский офицер исподлобья увидел: — девушка…

— Ниц-циво…

— Разрешите уйти? — опять по-английски к нему.

— Модзно. Ниц-цево… Модзно… — рукой своим солдатам… Модзно… — Потом неожиданно улыбается:

… — Ол-райт!.. Модзно… Идит… — еще неожиданнее.

Шагают, не оглядываются — быстро за проволочную ограду — плотнее сжались трое:

— Тук-тук-тук… — сердце громом у всех.

Слышат.

Вышли. Миновали последнего часового — японца… Вон и Попов…

Скорее бы за угол.

Завернули — вниз, бегом…

2. Результаты П. И.[11]

А ровно через три месяца — 18 ноября…

«…При попытке бежать убиты конвоирами арестанты Суханов и Мельников…

…Комендант концентрационных лагерей…Поручик Вилк».

А на самом деле было так.

Сначала:

— Главнокомандующий союзными войсками генерал О-ой интересуется судьбой бывшего председателя Владивостокского Совета Суханова. Что вы намерены дальше делать?

— Мы… Готовы…

Будущий президент Чехо-Словакской Республики господин Массарик делает карьеру.

И по телефону сейчас же ночью только три слова:

— При попытке бежать…

Вилк весит трубку. Закуривает папиросу.

Скоро утро. Скоро… Потом… Чуть утро…

Туман слизкий, холодный — пронизывает.

Высоко подняты воротники пальто…

…Костя еще обернулся.

— Смотрите, улыбается…. Машет рукой… Ушли…

Тюрьма ждет — их повели два конвоира и сам Вилк. Увели в туман. А там…

— Братрше! Шагай скорей…

Конвоиры поотстали.

Вилк сам — двумя револьверами: — Сзади тихонько, к затылкам:

— И…

… А потом конвоиры докололи.

3. Ольга и Танючка

Тырн… Тырн. Трынрррррррррынн… Открыли дверь. С туманом в дверь… высокий, здоровый…

— Чех?

Напугались…

— Что вам?

А он:

— Здесь есть малэнкая Ольга…

— Да! — вышла к нему.

… — Наши чехи…

А самого трясет…

— Сегодня утром убили Костю…

— И Мельникова… — добавил. Тут…

Не выдала себя.

А ночью — весь рабочий Владивосток уже знал.

Там, наверху, в слободках, далеко за полночь окна светили жуткими пятнами в туман…

Рабочие Владивостока были угрюмы — женщины плакали…

Плакали и еще двое.

Там, по Шестой Матроской, в маленькой комнатушке уткнувшись в подушку, тихо рыдали две: Ольга и Танючка.

4. Семь стариков

— Вот!

И он передал бинокль:

— Можно ехать! — Враштель ад‘ютанту. Тот к авангарду:

— Двигайсь…

— Модзно!.. модзно!.. — Японский офицер продолжает смотреть.

Отряд двигается. На скаку — тоже.

Вдруг он нагибается, кричит:

— Стойт!.. стойт!.. там…

— Что? — Враштель впереди, оборачиваясь.

— Смотряйт… там… бурсунка…ысс… там — ысс… Но не оканчивает фразы.

Залп Винтовочной сопочки из леска:

— Чуить… чуить… чуить… пых… пых… чак… ссс…

Несколько кавалеристов дернулось, рванулись лошади. Лошадь хорунжего мотнулась вправо, шатнулась и рухнула в канаву.

Другой грузно ткнулся в грязь дороги, молчит, убит… Кавалеристов в миг сдуло с коней: мишень.

— В цепь! — кричит Враштель, осаживая лошадь в канаву, — пулемет!

Японский офицер соскочил с лошади, тянет ее тоже к канаве…

— Цек-цек… ну… дергает он за повод. Та нейдет.

Пюик — пулька в голову лошади, — та вздыбляется, подбрасывает на поводу японца.

Потом — оба в канаву…

… — Батюшка, родной — смилостивись!.. — Женщины валяются в ногах у Враштеля, в грязи на площади и молят.

— Перед народом! срам ведь… стыд… старики… вели, чтоб там, в холодной пороли, пожалей седину… Молод ты сам и у тебя отец… вели…

— Молчать! — сволочь… Эй, там — снять штаны…

Их восемь… Все это старики села Гордеевки, самые древние в целом округе… Теперь их за сыновей, за всю деревню, за всю волость собираются пороть на площади перед всем сходом.

Стоит вся деревня — молчит. Потупились глаза у баб, угрюмо смотрят мужики.

А на козе, без штанов — голые, худые ноги стариков повисли натуженные, примотанные веревками к перекладинам.

— Срам-то какой, срам… — вздох в тишину одного старика с козы.

— Ну, живей! — там…

Принесли пучок лозы.

Вихрастый пьяный казак схватил… Взмах… Свист…

Женщины закрыли глаза, зажмурили крепко, — чтобы не видать.

А сход, а толпу кольцом окружил карательный отряд — шашки у них блестят — лезвие острое, отточенное…

Ругань… Крики…

Двоих казаков срезало… Один стонет…

Толпу не пускают, окружили, чтоб не разбежались: смотри и казнись…

— Так их… так…

Стиснули зубы старики, ни звука.

— Хлеще их!.. — кричит какой-то с седла…

И хлещут — свистят прутья…

Резко, как хлыст — вопль женщины — она валится…