Солнечный дождь (СИ) - Сабирова Алина - Страница 88

Он умолк, задыхаясь от слез. Его Диана, девочка, полная жизни, умерла, и ничто, никакая новая технология не способна вернуть ее, а он все никак не мог заставить себя отойти от нее, будучи готовым по-прежнему, несмотря ни на что, защищать ее тело и память от всех и вся вокруг. Кто-то подошел сзади и ободряюще пожал его плечо; это был Альберт.

— Все закончилось, Кирилл, ее больше нет, — тихо сказал он, будучи уже не в силах сдерживать рвущиеся из груди рыдания. Кирилл оглянулся и, поднявшись с колен, крепко обнял его, как в детстве. — Ее больше нет, мальчик, ее нет!..

Они оба оплакивали свою несчастную, любимую девочку, хватаясь друг за друга, как тонущие хватаются за спасательный круг. Между ними больше не осталось обид и ненависти, все это теперь казалось смешным и мелочным, когда они снова — впервые за много лет глупой вражды — смогли почувствовать себя отцом и сыном.

Сергей Степанович, услышав, что операция провалилась и его внучка скончалась, немедленно слег с инфарктом. Все подозревали, что скоро он тоже отправится вслед за ней в лучший мир, однако за неделю он выкарабкался и, удивительно бодренько собрав совет, сообщил, что окончательно уходит на пенсию и взамен себя рекомендует кандидатуру... Коромыслова. Для многих эта новость была неприятная, но не для подлиз, которых было большинство. Так что Коромыслов приготовился взять на себя полномочия главврача клиники. Тимура, которого едва не стошнило от этой новости, конечно, больше всего волновала Камилла. Она не хотела его видеть из-за давления матери. Сейчас их разделяли тысячи километров; юная супруга была так далеко, что дух захватывало от одной только мысли об этом, и терпеть душераздирающую разлуку становилось все сложнее.

За несколько недель Кирилл понемногу отошел от своей потери, похороны прошли для него в тумане слез и беспамятства, и единственное, что отпечаталось в сознании — это то, как комья сырой земли обрушились на крышку гроба и его счастливое прошлое было навсегда погребено. То, что раньше казалось само собой разумеющимся, вечным, ушло в одночасье, чтобы никогда уже не вернуться.

Кирилл потихоньку знакомился со своей дочерью, с удивлением отмечая, что эта очаровательная крошка уже имеет свой характер, отличный от всех других. У нее были светлые, прозрачные глазки, широко распахнутые, с едва уловимой зеленью на самом своем дне — какие были у него самого в детстве. С каждым днем он все больше узнавал в малышке свои черты, порой видел в ней Диану, когда девочка жмурилась и смешно морщила маленький носик. И он любил ее всем сердцем, с каждой минутой все сильнее.

На его плечи легла не только забота о новорожденной дочери, но и вопрос о ее имени. Он много раз представлял, как бы счастливы они были с Дианой, занимаясь такой приятной проблемой — выбором имен для своих будущих детей. Кирилл назвал дочь Кариной, потому что так звали маму Дианы… Он надеялся, что его любимой бы это понравилось.

Сегодня девочка плакала и ни в какую не хотела успокаиваться; тогда Кирилл взял ее на руки и, бережно прижимая к груди, начал медленно бродить по коридору взад-вперед, пока его взгляд не остановился на полотне, накрывающем нечто старое, давно забытое, до боли знакомое, от одних контуров которого начинало щемить сердце... Сняв покрывало одной рукой, Кирилл отошел в сторону, не сводя глаз с того, что грозилось свести его с ума. Это была та самая скульптура, что он купил когда-то на выставке Дианы сразу же, как только увидел — женщина, кормящая грудью младенца. Он видел ее еще незаконченной, когда Диана разозлилась на него из-за того, что он посмотрел неготовую работу. Малышка на его руках постепенно успокоилась и начала клевать носом, а Кирилл все стоял неподвижно, словно замерев в прошлом.

— Мама любила тебя и мечтала о тебе, еще задолго до того, как ты родилась, — прошептал Кирилл, нежно целуя ребенка в лобик. — Мы справимся. Все будет хорошо.

Ему самому очень хотелось в это верить, но сил на то, чтобы просыпаться по утрам оставалось все меньше… Казалось, что этому опустошению не будет конца.

***

Первые дни по прибытии в Мельбурн все было просто замечательно: Марина баловала Камиллу, не ограничивала во вкусняшках, и Камилла снова ощутила себя счастливой девочкой-принцессой, как раньше. Но через три дня, приметив, что Камилла расслабилась, мать решила затеять разговор об Артеме:

— Милая, он изменился! — клялась она. — Да, он признавался мне, что грозился изнасиловать тебя, но уже давно раскаялся! Дорогая, позволь тем, кто тебя любит, быть рядом с тобой, только и всего. Это все, о чем я прошу.

И месяц спустя, как по заказу, на имя Камиллы пришел шикарный букет изысканных нежно-белых лилий, изящных в своей трогательной хрупкости, на расстоянии испускающие вокруг себя тонкие сладкие флюиды. Записка в букете звучала просто и лаконично: «Я жду тебя на пристани, если ты хочешь плыть навстречу ветру и солнцу».

— Я знаю, что это он, знаю! — ликующе воскликнула Марина. — Какой еще мужчина тебе нужен?! Я хочу, чтобы ты немедленно шла к нему.

— Мама, ты забыла, что я замужняя женщина, — робко возразила Камилла.

— Мы аннулируем этот брак, поняла? — резко сказала женщина, — этот мерзавец не получит тебя...

— Мама, он уже меня получил, — вздохнула Камилла, но мать даже слушать ее отговорки не хотела.

—...он не получит твоих денег, его алчная натура останется ни с чем! — пафосно восклицала она. — Я до сих пор не могу отойти от того, что моя дочь попалась в лапы этому... этому... в общем, брак с ним — это худшее, что могло случиться с тобой.

— Но не в материальном плане. По сути, я стала женой миллионера, — возразила Камилла с грустной улыбкой на улице.

— Ну когда же ты перестанешь быть идиоткой? — раздраженно вздохнула Марина. — Он никогда не даст тебе и копейки, все, ради чего он женился на тебе — это наши деньги!

— Прекрати! Почему ты думаешь, что всех вокруг интересуют твои деньги?

— Потому что так оно и есть! А ты выросла, словно в коробочке, как у Христа за пазухой, и не хочешь видеть, что тот, кто родился ничтожеством, ничтожеством и умрет!

— Ты так ненавидишь его, потому что он сын Алексея?

— Все, не хочу больше об этом говорить! Лучше начинай собираться на свидание с Артемом. Этот мужчина действительно заслуживает уважения, фактически, он вылепил из тебя звезду. Ах, то ли еще будет! Попробуй хотя бы немного пойти его чувствам навстречу, девочка! Улыбнись ему, не хами, скажи, что готова постепенно открыться для новых отношений — только и всего! — и ты увидишь, как на тебя посыплется манна небесная!

Спустя два часа Камилла уже стояла на пристани в красивом легком платье с желтыми цветами, нервно сложив руки на груди. Она пришла, чтобы в последний раз воззвать к разуму Артема и попросить оставить ее в покое. Марине она, естественно, об этом не сказала. Стоял прекрасный теплый день: в ослепительной синеве неба высоко палило солнце, яхты сонно покачивались на зеркальной воде у причала, нежный морской бриз теребил ее волосы, но Камиллу не радовали свежесть и безмятежность, которые царили здесь. Она не чувствовала, что идет правильным путем. Ведь о чем еще было бы мечтать, как не проснуться однажды, а мужчина, в которого ты влюблена до умопомрачения — твой муж, боготворящий, заверяющий в своей любви... А она опять послушалась маму и уехала в Австралию. «Я совершила ошибку, — думала она, — и опять загнала саму себя в ловушку… Кого я обманываю?.. Артем никогда меня не оставит в покое. Тимур бы смог меня защитить, а я уехала от него...»

Увидев, что на яхте кто-то копошится со штурвалом, она несмело подошла, чтобы спросить, верно ли она идет. Что-то в фигуре мужчины, одетого в легкую белую рубашку и шорты, под которыми явно контурировали сильные мускулистые бедра, казалось очень знакомым. Какого же было ее изумление, когда тот оглянулся и ее глаза столкнулись с его — ярко-голубыми, задорными, до боли желанными.