Счастливый рыжий закат (СИ) - Тур Тереза - Страница 62

– Каких хороших людей? Конкретно.

– Студентов, – выкрикнула разом вся аудитория.

– Это вы про происшествие в пятницу? – поинтересовалась я.

– Да, – прогромыхали первокурсники.

– А кто из вас был на площади? – стала я задавать вопросы.

Галдеж не прекратился, но никто не сказал о том, что был на площади Цветов в тот злополучный день.

– Почему побежали люди? – продолжила я.

– На них напали военные, – тут же ответила девочка.

– Назовите правила посещения госпиталя.

Аудитория удивленно замолкла.

– Я задала вопрос, студенты.

Из-за первой парты поднялся молодой нескладный парень:

– Тихо, по парам, заходим. По десять человек на палату.

– И? – подбодрила я.

– Вопросы задает кто-то один, – вспомнил он.

– Отлично, стройтесь.

– Зачем? – раздался настороженный голос с задней парты.

– Пойдем к тем, кто был на площади Цветов. К тем, кто лежит у нас в госпитале. У них и спросите.

Мы дошли до госпиталя быстро. Я поймала на себе лишь крайне изумленный взгляд дежурного администратора, но отрицательно покачала головой – и измученная женщина – после пятницы госпиталь был переполнен – спрашивать не стала.

– Быстро и тихо, – приказала я. – Опрашиваем потерпевших. Эмоции держим при себе. Ничего, что могло бы обеспокоить больных. Жду вас. У вас пятнадцать минут. Время пошло.

Опрашивали студенты больных как положено. Шума, по крайней мере, было не много.

– Что происходит? – спросила у меня миледи Бартон.

– Педагогика в чистом виде, – проворчала я. – Студенты почему-то убеждены, что их сотоварищи пострадали напрасно. И их, безвинных, бросили за решетку. А чем доказывать им – так лучше пусть поговорят с очевидцами.

– Очень правильное решение, – задумчиво проговорил у меня за спиной барон Гилмор.

Мы с миледи Бартон резко развернулись – и поклонились.

– Доброе утро, дамы, – поприветствовал нас исполняющий обязанности ректора университета. – Миледи Бартон, а вы разрешите прислать после обеда опрашивающих? Мы запишем на кристаллы – и будем показывать всем. Объяснять – кто напал, кто кидал камни. Пока не достучимся.

– Да, милорд. Присылайте.

– А можно прислать студентов с факультета журналистики? – вдруг спросила я. – Ну, чтобы нельзя потом было сказать, что все подстроено.

– Шумно от них будет, – поморщилась миледи Бартон.

– Но эффект…

Не думала, что барон Гилмор умеет смотреть умоляюще.

– Давайте попробуем, – недовольно согласилась миледи Бартон. – Только после инструктажа.

– Договорились, – обрадовался барон. – Дамы. Я вас оставлю.

Он поклонился, сделал несколько шагов прочь – потом развернулся и сказал:

– Миледи Моран, у вас занятия во сколько заканчиваются?

– Две пары. Следовательно, в половину первого дня.

– Зайдите ко мне. В час.

– Хорошо.

Сказать, что студенты после посещения госпиталя были ошарашены – это не сказать ничего. Тихие. Бледные. Раздавленные той информацией, которую узнали.

– Теперь займемся лекцией, – одобрительно кивнула я. И мы вернулись в аудиторию. Слушали меня очень внимательно.

После занятий я успела сбегать домой – надо было кое-что захватить. И – как бы ни удивлялась тому, зачем я могла понадобиться барону Гилмору – в час дня была у него в приемной.

Из-за закрытой двери слышался чей-то громкий негодующий голос.

– Родители потянулись, – тихо, но злорадно сообщила мне секретарша. – Теперь сам наслаждается.

Я кивнула.

– Сколько мы с бедным милордом Мораном натерпелись… Сколько он нам крови выпил? Да вы и сами знаете. Теперь вот – пусть тоже удовольствие получит! Так ему.

– В общем – да здравствует император! – тихонько поддержала ее я.

И мы хором, с огромным энтузиазмом – но шепотом провозгласили:

– Бра-бра-бра!!!

Внезапно дверь распахнулась.

– Нет, вот от тебя, Гилмор, я такого не ожидал! – проревел огромный мужчина в военной форме. – Ты же тоже солдат, а не эти крысы тыловые!

– Послушай, Клар, – голос военного был печален, но решителен. – Твой сын замечен в компании тех, кто вызвал неудовольствие его величества. Только по счастливому стечению обстоятельств мальчишки не было в пятницу на площади Цветов – а там, как ты понимаешь, пойдут реальные приговоры. Поражение в правах и рудники.

– Он младший. И он не хотел быть солдатом. Жена умолила меня…

– И твой сын, и мой – плохо воспользовались теми возможностями и привилегиями, которые мы зарабатывали кровью. Увы.

– Почему, Гилмор? – военный вдруг поник. – Что не так с нашими детьми?

Барон вздохнул:

– Я долго думал об этом, когда мой сын…

Он некоторое время помолчал, стараясь взять себя в руки. Потом продолжил:

– К сожалению, они оказались ведомыми. Попали в компанию тех, кто много и не по делу говорит. Мутит воду среди студентов. Я разберусь, даю слово. Но все, кто входил в группы, которые его величество охарактеризовал как «группы противников Империи» – будут отчислены. Нам повезло, что твоего я могу определить к Ричарду в Академию. Я лично просил позволения у императора и договаривался с командующим. Большинство будут отчислены с поражением в правах. А ты знаешь, что это значит.

– Они не смогут работать в госструктурах.

– И не будут иметь возможности получить образование. И – по большому счету – смогут заниматься только хозяйством в поместье.

Оба военных тяжело вздохнули.

– Я постараюсь сделать для детей военных все, что смогу, – еще тише сказал Гилмор. – Конечно, если они сами не зачинщики. Но наказать я обязан. С другой стороны – пусть твой лучше сейчас посидит на хлебе и воде в замке Олден – я договорился с комендантом – чем получит реальный срок.

– Что же мы сделали не так? Почему они такие? – с отчаянием спросил военный.

– Думаю, им вольница в голову ударила. Плюс, кто-то ведет в университете подрывную работу. Другое дело, что наши сыновья оказались подвержены чужому влиянию. А мы для них больше авторитетом увы, не являемся…

На этом мужчины распрощались.

– Миледи Моран, прошу! – пригласил меня барон Гилмом в кабинет.

Первое, что я сделала, когда вошла – протянула барону два длинных узких бумажный пакета, с приятно булькающим содержимым.

– Что это? – настороженно посмотрели на меня.

– В одном – успокоительное зелье.

– Да, – потер виски барон Гилмор, – пригодится. Спасибо. А в другом?

– Вот.

Я достала бутыль с деревенским самогоном.

– А это что? – с любопытством спросил барон.

– Самогон, – честно ответила я.

– Гномий?

– Нет, – покраснела я. – Деревенский. Лесники его настаивают на листьях красного орешника и крепчай-траве. Раймон… герцог Моран говорил, что гномьему он не уступает.

– И за что мне такая милость?

– Мы много говорили с мужем о том, что только ваша жалоба на меня свела нас вместе. И мы вам… очень благодарны…

Гилмор расхохотался.

– Простите, миледи, – смог проговорить он, наконец. – Присаживайтесь.

Барон вытер глаза. Потом сказал:

– Никогда не думал, что у моего позора будет такой положительный результат.

– Простите.

– Ничего. Ведь вы спасли мне жизнь.

И мы оба погрузились в воспоминания.

– А почему Моран решил сначала вас уволить? – вдруг спросил военный.

– Хотел перевезти меня в свое поместье, чтобы старательно утешать, – усмехнулась я.

– Интересный способ ухаживания, – снова рассмеялся барон. – Я рад, что вы нашли друг друга. Искренне. Будем считать, что с моей помощью.

Он снова тяжело вздохнул.

– Может, успокоительного? – предложила я.

Гилмор выглядел измученным и не выспавшимся.

– Лучше бы самогон, но не могу. У меня еще поток родителей. Помимо тех двадцати трех человек, что были арестованы в пятницу после волнений на площади перед университетом, задержано девяносто восемь студентов. Уже почти сотня. К тому же, командующий Тигверд прислал специалистов – мы допрашиваем всех, кто контактировал с этой сотней. По сути – надо допросить всех студентов – за исключением первого курса.