Время перемен - Ежов Константин Владимирович - Страница 39

Причиной остановки было местное ДТП. Два купца не поделили дорогу, чуть ли не у самого въезда на мост. Куда только смотрит ГАИ, в смысле, охрана Водяных ворот Китай-города.

— Какого черта этих купцов ещё не разогнали. — С этим риторическим вопросом устремился в гущу событий.

Там уже за грудки начали хвататься. Мой передовой отряд попытался приказать им убираться с дороги. Не тут-то было. Они только разборки начали друг перед другом, а нате зарасти, третья сторона. Вот и послали непрошеных гостей и на три буквы и на четыре и на пять и уже собирались ещё дальше, но в этот момент наша группа приблизилась.

— Великий Князь! — Раздалось из небольшой толпы.

Резко наступила тишина, лишь снег поскрипывал под ногами людей. Все начали падать на колени и кланяться. Недавно ругавшиеся купцы умудрялись и это делать и помогать возничим, растаскивать обозы. В считанные минуты образовался коридор, с абсолютно свободной дорогой.

— Совсем зазнались, уже Государю дорогу не уступают. Хватайте их. Кат быстро порядку научит!

— Стойте, пускай едут себе дальше, нам они уже не мешают. — Раз сам Великий князь приказал, кто же не исполнит.

Наконец, наша небольшая кавалькада продолжила путь. Я залез в подъехавшие сани. В Москву мы попали через Водяные ворота Китай-города, а дальше по открытому пространству, тому, на котором будет построен храм Василия Блаженного и Красная площадь. Не названа пока даже «Пожаром» и был это скорее пустырь перед рвом, отделявшим Кремль. Свернув направо, на Никольскую улицу, заскользили вдоль неё. Снег скрипел под полозьями.

Решил первым делом наведаться на Пушечный двор, расположенный на реке Неглинной. Вот туда-то мы и двигались, но сначала заедем в другое место. Неподалёку располагался, около Успенского оврага, «Алевизовский двор», крупнейший в стране центр «зелейного» (порохового) производства. Распорядиться изготавливать его по новому-то успел, но не был здесь пока ни разу. Вот и решил проверить, что делается.

Первое, что поразило, это количество народа работающего здесь. Второе, от чего меня прямо в пот бросило, это то, как там же варили кальциевый ямчуг (селитру) с золой, состоящей практически из одного поташа. Японский городовой!

— Вы, что тут совсем сбрендили?! Тут же зелье кругом! Давно пожара не было?!

— Не гневайтесь, Государь.

— Ты не отговаривайся, а отвечай как на духу!

— Мелкие, постоянно бывают, а крупный, почитай только при вашем батюшке.

— Это когда же?

— В 1531 году было. Больше двухсот душ сгинули в том пожаре. Погибли не только работники, но и мастера.

— Хотите повтора?

— Упаси господи! — Ответили мне и все окружающие стали креститься.

Вот как им объяснять, что огнь разводить в помещениях с огромным, по здешним меркам, содержанием зелья нельзя. Никакие бочки не помогут и даже близкое расположение Неглинной. Все здания деревянные. Сами же рассказывают о прошлой трагедии, а что делают!

— Трофим, напомни мне про них, когда будем в Кремле.

Но на всякий случай немного отошёл, однако, ну его от греха подальше. Правда, поможет это или нет, в случае чего, уверен не был.

— Кстати, а почто ямчуг с золой варите, а не с поташом?

— Государь, так деньгу меньшую надо. Последний, он дорогой. А так, тоже выходит, как вы приказывали.

— А вы проверяли, сколько частей того и того надо, чтобы новый, был самый ядрёный.

— Сделали в лучшем виде.

— Вы на мякине пытали или как иначе.

— Конечно на ней. Зелейные камни перед засыпкой в пушку обязательно перетирают.

— Это ещё что такое?! И зачем вы их измельчаете?

— А как иначе-то? Такими булыжниками не стрельнёшь. Он они лежат. — Проговорил провожатый и указал на горку каких-то валунов серьёзного размера.

— Это что, зелье? — Удивлённо спросил я.

— Оно самое и есть. Лучшее не бывает!

— Верю! Но зачем таких размеров. Приказывал же делать зерно, навроде яри (пшеницы). А вы что наворотили?

— Признаемся, как на духу, не поняли мы, всё одно мякину делать! А каменья мы делаем уже давно. Опосля того пожара, токмо так. Безопаснее это!

— В каком смысле?

— Чтобы взрыву не было. Ямчуг, тёртые уголь и серу смешивают и смачивают и так перетирают. Опосля вот в такие камни и высушивают.

Влез, значит со своим зерном, не узнав, чего тут делают.

— А чем вы это всё поливаете?

— Очищенным хлебным вином, но некоторые мастера говорят лучше мочой выпимшего. Сами выжрут вино, а опосля зелье забрызгают своей. Мы, конечно, с этим боремся, но всё бестолку.

— Не пробовали спиртом, ну тем, что для зажигалок?

— Дорого государь.

— Я распоряжусь, чтобы для пробы, за так привезли. А чего сколько в зелье кладёте?

— Для пушек помельче на 56 частей ямчуга по 22 части серы и угля. Ежели орудия посерьёзней, на 57 долей первого, второго кладём 14, а третьего 29. Для ручниц порох попроще, на 6 мер по 2 последних.

Чего-то не понимаю. Всегда считал, что порох, вроде, одинаковым должен быть. Может это как раз из-за кальциевой селитры. Приказывал же пересмотреть состав. Только об этом никто и не слышал. Одно слово, бардак!

— Так на каком зелье новый-то спытывали? — Стал вновь допытываться.

По тому, как стали мастера переглядываться, понял, ничего-то тут толком не делалось. С учётом того что о приезде начальства предупреждают заранее и варку могли затеять только для отвода глаз, вот видите, не сидим, указы сполняем! Я почувствовал, как нахлынула ярость. Кое-как сдержался. Ну не понимали мастера, зачем всё это. Решили, что это просто блажь детская.

— Так вы что…………!

По тому, как на меня вытаращились и стали креститься, отступая, таких матов от меня никто не ожидал.

— Головы всем порублю! Ката сюда!

— Государь, смилостивитесь! Всё сделаем.

По поднявшейся суете, можно было в это поверить.

— Это последнее предупреждение. Повторять не буду! Сначала спытаете новый ямчуг на той смеси, как есть. Узнаете сколько золы надобно для самого лучшего, опосля будете пытать другие, и чтоб одна она была, для всего!

И здесь разброд и шатание. Как они тут воюют, при таком бардаке во всём. Понятно, для трёх разных составов были свои причины, но ведь им приказали. Вот ведь канальи!

— Опосля, как получите самую лучшую мякину, вместо этих камней станете делать зерно. Как, придумаете, на то вы и мастера! Полученное, будете шлифовать в бочках. Вот в таких!

Я нарисовал палочкой на земле простейшую галтовку.

— Только их катать надо так, чтоб поплотней получались, но как уж получится. Там чего придумаем. Его нужно не крупным сделать, лучше в четверть яри. После просеете от полученной мякины. Её вновь в дело пустите.

На некоторое время остановился, соображая, что ещё сделать нужно.

— Вот зерно надо будет уже вновь испытать, сколько потребно куда засыпать. Токмо сразу ложите поменьше, зелье шибко мощней выйти должно. Сколько сейчас-то идёт?

— Чтоб выстрелить 47-фунтовое ядро потребно почитай 60 зелья.

— Интересно…. Хотя, какая разница. В общем спытаете всё, а потом мне грамотку в Кремль пришлёте, что да как. Сам приеду, проверю, и не дай бог чего опять не сделаете!

Уезжал в Пушечный двор в расстроенных чувствах. Узнал, конечно, много всего для меня нового, про порох, но каковы пройдохи. Государевы указы им побоку, сами де с усами, а малец побалуется, да забудет.

Вообще, сам бог велел искать среди зелейщиков, будущих химиков. Их профессия располагает к поиску разных составов. Мозги им только вправить, и думаю, делом займутся, а не только хлебное вино будут на полезную смесь переводить.

На Пушечном дворе уже знали о появлении Государя поблизости и видимо готовились. Встретила нас весьма внушительная делегация. Только флагов и транспарантов не хватало, а так, даже дорога подметена.

Повели меня знакомить с чудесами. Они действительно были. Одни ядра чего стоят. Были каменные, свинцовые, каменные, облитые свинцом, кованные железные, медные, железная усечка облитая свинцом или оловом, также чугунные. С Тулы сюда таких не присылали. Однако, вот они, факт. Оказывается, их льют ещё с начала века.