Время проснуться дракону - Ганькова Анна - Страница 56

Из-за оторванности от Мира никто достоверно не знал, пришла ли эта традиция от древних светлых предков или зародилась уже здесь, в Лесу. Так что возможно теперь, именно Льнянке и придется это выяснить.

Обращению с парными кинжалами ее учил сам отец. Конечно, против него или других взрослых эльфов, она, скорее всего, не выстояла бы в настоящем сражении. Но вот в том Мире, в который она сейчас отправлялась, и который в большей мере был населен именно простыми людьми, ее мастерства, в каких-то экстремальных ситуациях, должно было вполне хватить.

– Я их, вишь, поскромнее сработал – без каменьев там, без золота. Чтоб тоже, значит, поменьше внимания привлекали, а так они идеальные – острые, сбалансированные и кое-какими заклинаниями прикрыты от порчи… а управляться ты с ними умеешь не хуже, чем с луком, – как-то виновато сказал отец, стесняясь, видно, своего скромного дара.

– Я вижу, пап! Они потрясающие! – успокоила его Льняна, прилаживая ножны к своему ремню.

– Вот еще, что я приготовил, – более бодро произнес отец, успокоенный тем, что подарок, вроде как, понравился, и достал из своей сумки бутылку с фиолетовой Сажевой настойкой. – Это, в общем-то, не тебе – за знакомство поставишь своим попутчикам, они такого больше нигде не попробуют.

– Поить мужчин?! Когда она… с ними одна там… – заволновалась мама, стараясь отобрать посудину с выпивкой у отца.

– Да нормальные мужики – я видел. Не бойся – они в твоей дочери и женщины-то не увидали… если только… – ответил отец, ловко уворачиваясь от цепких рук жены.

– Что только? А?! – тут же уловила недоговоренность в его словах мать.

– Ну-у… только если она сама на ком-то не повиснет… – как-то неопределенно уклончиво ответил отец, засовывая бутыль в дочерин мешок и затягивая его.

– Да ладно тебе Веселина, к твоей дочери просто так не пристанешь – умеет за себя постоять. Чей не простая деревенская девчонка! – урезонила дочь Масляна, всучая каждому по кружке молока и сдобной, еще теплой булке. – Ешьте, давайте, да идти надо… – закончила она все разговоры разом.

Выйдя за порог во двор, бабушка придержала за руку дочь:

– Я так думаю, нам с тобой Веселинка, не стоит идти на берег. Давай здесь с девочкой простимся.

От этих слов бабули, Льнянка аж мешок из рук выпустила, а мать споткнулась – да не готовы они так скоро прощаться!

Но, ни одна, ни другая, так и не успели разразиться гневными тирадами в ответ, их внимание отвлекла выпорхнувшая из-за дома светящаяся искра. Через мгновение искорка преобразилась… в Лялю! Зависнув перед лицом ошарашенной Льнянки, с дырявой, чуть больше мужского кулака, тыковкой в руках, она стала что-то щебетать и пихать ту девушке в ладони.

– Лялька! Ты почему из Лесу улетела? И зачем мне испорченная тыква? – отмахиваясь от нежданного подарка, воскликнула девушка.

Феечка досадливо покачала головой на недогадливость подружки и спустилась на землю. Затем легко развязала, казалось бы, тугой, затянутый отцом узел дорожного мешка, и заложила туда сверху тыковку, а сама скользнула внутрь.

Начиная догадываться, в чем собственно дело, Льняна подняла тыкву и заглянула в дырочку:

– Ляль, ты хочешь отправиться со мной? – пораженно спросила она, наблюдая, как внутри полой тыковки фея согласно качает головой и довольно откидывается на мягкую подстилку.

– Я должен был догадаться! – вскричал отец: – Там что-то было, но о таком я и подумать не мог! – но что он там такого удивительного видел в своем шаре, о чем не смог догадаться, рассказать он так и не успел, его неопределенные возгласы прервала, как всегда, рассудительная и практичная бабуля:

– Да оно и к лучшему. А ты Ляль, – постучала она пальцем по тыковке: – Раз идешь с ней, денюшки-то прибери к себе в домик – целее будут.

А потом были слезы, обнимания, обещания и последние наказы – в общем, все, что положено при расставании на долгие времена трех родных и любящих друг друга женщин. А потом… еще раз, по кругу, и еще… пока отец, разве что не силой, не увлек дочь на дорогу.

Идя в ночи по тропе, Льнянка вглядывалась в знакомые с детства просторы и опять со страхом осознавала, что возможно видит их в последний раз.

Луна уже зашла, но звезды на безоблачном небе сияли, как никогда ярко, высвечивая заливные луга внизу. Реку, вот только, из-за начинающегося подниматься предутреннего тумана было не видно. Лишь немногие фонари на галеях да костры их команд на берегу, мигающей цепочкой обозначали ее. Где-то под откосом, по которому они шли, изредка тихо всхрапывали лошади, невидимые в резкой ночной тени от насыпи. Зато в отдалении, разноцветными фонариками, разбросанными по темному лугу, светились палатки знати, в которых, видно, горели ночники.

В какой-то момент, пришло понимание, что все эти непривычные месту звуки и огни, неуловимо изменили родной простор и сделали его другим, каким-то чужим и незнакомым, а значит все, что было, уже позади и путешествие ее началось.

С этой мыслью девушка откинула все свои страхи и сомненья, и смело прибавила шагу, нагоняя отца, который ушел далеко вперед.

Они спустились в затон, в котором еще вчера, в это же предрассветное время, она пристраивалась на любимое место с удочкой, не ведая об уже стоящей на пороге судьбоносной встрече.

Пройдя по мосткам, спустились в крайнюю лодку.

– Пришла моя очередь прощаться с тобой, дочь, – тихо сказал отец:

– Там, – он мотнул головой в сторону реки, – на такой тихой воде, как в сегодняшнюю ночь, звуки разносятся далеко, а туман еще не набрал плотности. Так что, отплыв отсюда, больше мы поговорить не сумеем. А выставить Полный полог я на проточной воде не смогу, мне еще надо лодку туда и обратно доставить, да тебя на корабль поднять. Так, запомни вот что – первое: не проявляй пока силу при людях, освойся сначала. В отдалении от Зачарованного Леса тебе ее будет еще долго не хватать – так что, соизмеряй свои возможности. Второе: найди, где и у кого учиться – это очень важно! И… я очень сильно тебя люблю, дочь! – стушевавшись от последних своих слов, он быстро накинул капюшон плаща ей наголову и зашептал заклинание.

Лодочка споро скользила по реке, тихо, лишь с легким шелестом, рассекая носом воду. Они обогнули последний в растянувшемся караване корабль и, чтоб случайно не попасть в свет горящих на берегу костров, приблизились к его темному борту.

– Пора, – одними губами шепнул отец и, не сдержавшись, обхватил ладонями лицо Льняны, и принялся ее целовать быстрыми короткими поцелуями – в лоб, в нос, в щеки, в губы. От этого в носу у Льняны защекотало… а, может, не от этого, а просто подлые слезы опять напали…

В следующий момент девушка почувствовала как воздух, обвивая ноги и заворачивая плащ вокруг тела, потянул ее вверх к перилам корабля. И лишь легкое как дыхание последнее напутствие отца:

– Прощай, малышка… удачи… да хранит тебя Многоликий… если даст Он – еще свидимся…

И вот она стоит на палубе между перилами, которые только что видела снизу и каким-то дощатым строением. Глянув вниз и не заметив в темени и тумане, стелившихся за бортом, отца, решила таки двигаться вперед.

Она еще раз огляделась и прислушалась – на палубе все тихо, только едва слышный равномерный плеск воды о борт корабля и, откуда-то снизу, невнятное бу-бу разговора, видно оставшихся на галее гребцов.

Не став рисковать, тем более что рядом никого не было, и формально запрета отца она не нарушала, Льняна все-таки применила слова Тихого шага и, щепотью кидая силу себе под ноги, пошла по проходу.

Дощатое строение, занимавшее большую часть палубы, оказалось толи конюшней, толи коровником – знакомый смешанный запах навоза и сена, что почувствовала девушка, просунув голову в дверь, обмануть не мог.

Она ступила внутрь. Чуть послушав и не услышав ничего нового, подкину вверх искру. В свете маленького огонька, напоминающего голубой и призрачный свет звезд, она обвела глазами помещение:

«Все-таки конюшня » – решила девушка, увидев кроме открытых пустых стойл и желоба для спуска нечистот еще и кое-где сбрую на костылях по стенам да развешанные попоны. Еще она заметила лестницу, приставленную к дыре в дощатом потолке: