Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу

Четырнадцатый апостол (сборник)

Белянин Андрей

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Разное

Техника

Автомобили и ПДД

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии

оксана2018-11-27

Вообще, я больше люблю новинки литератур

К книге

Professor2018-11-27

Очень понравилась книга. Рекомендую!

К книге

Vera.Li2016-02-21

Миленько и простенько, без всяких интриг

К книге

ст.ст.2018-05-15

И что это было?

К книге

Наталья222018-11-27

Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни

К книге

Четырнадцатый апостол (сборник) - Белянин Андрей - Страница 3

Изменить размер шрифта:

«Мальчик мой – Иванушка. Никогда не называл тебя так…»

Мальчик мой – Иванушка. Никогда не называл тебя так,

Любил до безумия, а старался держаться строго…

Господи, прости, какой же я был дурак,

Но ведь ему хорошо там, у престола Бога…

Господи, защити его лучше, чем сумел я…

Я не сумел ничего, я опоздал на вечность.

С моего горла не уходит его петля,

И моя боль убедительна, как бесконечность.

Господи, сердце сорвано, я не дышу от слёз,

Вижу во сне глаза его и глажу рыжие волосы.

А над его могилою вечная горечь звёзд

И ветер степной с охрипшим от горя голосом…

Господи, не оставь его ни на единый миг,

У детских печалей всегда такая тонкая кожа…

Со мной теперь только память, как солнечный блик.

Мальчик мой – Иванушка, сын раба твоего, Боже…

«Люли, люли, люленьки…»

«Люли, люли, люленьки.

Летят сизы гуленьки.

Летят гули вон, вон.

Несут Ване сон, сон…»

Мальчик мой рыжий, как тебе там спится?

Сколько слёз в моём сердце, не знает никто.

Сколько сил мне нужно, чтобы не спиться.

Не примерить до срока берёзовое пальто.

Я гляжу на сестрёнок твоих тревожно,

Только их руки держат меня над бездной.

Жить без тебя приходится, но жизнь невозможна,

И любые молитвы к Всевышнему бесполезны.

Говорят, я не встречу тебя там. Никогда.

Даже если пойду на фронт и умру в Донецке.

Раз встречу назначат в пятницу, вечно будет среда.

И я не увижу глаза твои детские-детские…

Всегда наивные, ясные, счастливые от души.

Полные рёва или такого же чистого смеха.

А в кармане моём перекатываются ломаные гроши,

Оплата последнего выстрела, ставшего эхом.

И скоро, скоро, год или тысяча лет ещё –

Ты сбежишь на пару минут из райского сада,

Обнимешь меня, ткнувшись лбом в плечо,

Сказав, что всё хорошо, что плакать уже не надо…

Я поверю. Прижму к сердцу, шепну – беги,

Туда, где рассвет, где кущи, где мёд и лира.

Господи, сбереги, его, сбереги!

И вернусь молча к чёрным своим конвоирам…

«Люли, люли, люленьки.

Летят сизы гуленьки.

Летят гули, вот, вот.

Ваня папу ждёт, ждёт…»

«Мне сейчас не хватает тех, кого рядом нет…»

Мне сейчас не хватает тех, кого рядом нет.

Кто в дом не войдёт, не оставит в прихожей след.

Не пройдет на кухню, не выпьет со мною чай

И не спросит осмысленно (невзначай),

Как живу, как пишется, как вообще в душе?

Какие рифмы качаются на толедском ноже?

Какая боль подкрадывается тайком во сне?

Почему я всегда хожу на кладбище по весне?

Ведь зимой холоднее под снегом, в стылой земле,

И тёплое сердце лёд сжимает ещё больней,

До крови, которая видна поверх всех страниц,

На фото моих героев, во всех выражениях лиц

Один, пересекающий всю вселенную, шрам.

И тогда мне кажется, что стихи мои просто хлам,

Недостойный того, чтоб им набили подушку,

Положили рыжему ангелу под розовое ушко,

Где в его снах, раскрашенных солнцем и синевой,

Мы с сыном, держась за руки, вместе идём домой.

Нам улыбается небо и брови щекочет бриз.

Мой мальчик уйдёт наверх.

Я – вниз…

«Уехать в деревню, тихо…»

Уехать в деревню, тихо,

Чтобы не знал никто,

Подальше от смут и лиха,

Старое цапнув пальто.

Некую сумму денег надо.

Шашку на стену.

Белёный дом с парадным,

Бритву и пену.

Лермонтова взять стихи,

Другого не стоит.

За какие ж его грехи

Убили? Пустое…

Наутро вставать с рассветом,

Просить воды из колодца,

Совсем ни на что не сетовать,

Ни с чем не бороться.

Осенних цыплят считать,

Пить чай с имбирём.

Признавать или не признавать

Самозванца царём?

Идти в воскресенье в церковь

Маленькую, как прихожая.

Покаяться – слушал Меркьюри,

Все грехи подытожить.

Плакать о человечности,

Слёзы всегда легки…

Но не писать для Вечности!

Ни строки!

«Вот улица, где жили мы когда-то…»

И. Бродскому

Вот улица, где жили мы когда-то…

Я вспоминаю дом, деревья, даты.

Четыре дня безудержного рая,

Хожденья по рифмованному краю

Стихов и поцелуев, тем и нот.

Ночных огней упругий хоровод

И эхо от последнего «прости»…

Фрегат воспоминаний отгрустил.

Посаженный на цепь, он видит сны.

Его крыла опущенно-честны.

Лишь образы, не знавшие оков,

Всё рвутся к сердцу стайкой мотыльков.

И надо бы, не пробуя спасти,

Их раздавить, как бабочек, в горсти…

«Здравствуй, осень. Дай пожить…»

Л. Губанову

Здравствуй, осень. Дай пожить…

Дни летят и сроки ближе,

Жизни тоненькую нить

С каждым сном всё чётче вижу.

С каждым утром жду звонка,

Всё ли собрано в дорогу?

Как светла и как легка

Эта переписка с Богом…

Я пишу ему стихи,

Книги, графику, картины

На листочке от ольхи,

На струне от клавесина.

Он поймёт и всё простит.

И, дай бог, ещё не скоро –

Осень, осень, не грусти –

Мы вернёмся к разговору…