Леди Малфой (ЛП) - "cherrypie3601" - Страница 116

Она открыла страницу, на которой располагались две колдографии с одной подписью под ними: «Ужин в честь помолвки в замке Бодлеров». Желудок Гермионы сделал двойное сальто, когда она увидела Натали в золотом платье под руку с Драко, который к тому времени возмужал и перерос подростковую нескладность. На первой колдографии они улыбались в камеру, но вторая оказалась гораздо более естественной и искренней: Драко склонился к Натали, его губы почти касались её, словно он делился с ней какой-то личной тайной. И если эти колдографии заставили сердце Гермионы ёкнуть, последовавшие за ними изображения привели её в настоящую депрессию.

Она знала, что Драко и Натали были женаты, но почему наличие свадебных фото так её удивило? Их появление в фотоальбоме было более чем логичным, но Гермиона всё равно уставилась на них с каким-то болезненным благоговением.

Шикарное свадебное платье, шёлковые мантии, друзья и члены семьи, великолепие и роскошь поместья Малфоев — всё было на месте, окружая счастливую пару, которая махала и улыбалась в камеру. Тут было и фото Натали, обвившей руками шею Драко, когда он склонился для поцелуя, ещё одна колдография с ними среди родственников, и несколько — с изображениями танцпола.

К тому времени, как Гермиона пролистала кучу свадебных колдографий, она почти с облегчением наткнулась на фото Натали в одиночестве. Затем ещё несколько колдографий с ней одной в чёрном платье и со счастливой улыбкой на лице. В первую очередь бросались в глаза её искрящийся радостью взгляд и румянец на щеках, светлые волосы мягкими локонами опускались на плечи. На этих колдографиях что-то поменялось в её облике, но Гермиона никак не могла понять что именно. Быть может, после стольких совместных фото с Драко ей было просто непривычно видеть Натали в одиночестве. Следующие несколько колдографий запечатлели семейный портрет Малфоев и Бодлеров со счастливой парой посередине.

Ещё через несколько секунд Гермиона с лёгким удивлением поняла, что продолжить просмотр фотографий ей мешают слёзы, застилавшие глаза. Она закрыла альбом, позволив ему упасть на пол. Её колени подогнулись, и Гермиона сама опустилась на ковёр, прислонившись спиной к кровати Драко — нет, к кровати Драко и Натали — почти физически ощущая, как её жизнь рассыпается на сотни осколков.

*

Впрочем, Драко ошибся. Это был не конец. На самом деле это было болезненное начало часового процесса дезинтоксикации под наблюдением двух целителей из больницы Святого Мунго, которых привёл Гарри. Они напоили Драко зельями, изучили его раны и ожоги и вскоре пришли к тому же заключению, что и Гермиона три недели назад.

— Вы умираете, мистер Малфой.

Драко ощутил странное побуждение рассмеяться над преувеличенной серьёзностью, отразившейся на их лицах. Расскажите мне что-нибудь, чего я ещё не знаю.

Вскоре они ушли, оставив целый лист рекомендаций с таблетками и зельями, которые должны были облегчить боль и оттянуть неминуемую смерть. Крестообразный шрам на груди Драко смазали всевозможными мазями и забинтовали так тщательно, что бинты выделялись даже сквозь рубашку. Целители заверили, что, принимая рекомендованные медикаменты, он сможет вести «вполне нормальную» жизнь, хотя и добавили с явной неохотой, что это всё равно не предотвратит смерть. Они так и не поняли, что Драко страдал от проклятия Эдациума, которое паразитировало на его теле, и что единственным способом остаться в живых для него было убийство существа, которое наложило проклятие.

— Гарри расплачивается с целителями, — сообщила Пэнси, заходя в спальню. Она заметно осунулась и выглядела гораздо старше своего возраста. — Мне жаль, Драко.

— Жаль, что рассказала им про Кассиуса или что я умираю?

Он немедленно пожалел о чрезмерно жёстком тоне, которым произнёс эти слова, мгновенно заметив выражение страдания на лице Пэнси, когда она присела на краешек его кровати.

— Жаль, что тебе так плохо, — пояснила она. — Я не считаю, что рассказывать им о Кассиусе было ошибкой.

— То, что они знают, ничего не меняет: нам всё равно придётся вернуться в поместье, убить Лестрейнджа и уничтожить Адрию. — Он чувствовал себя, как строгий отец, делающий выговор непослушной дочери, но Пэнси было не так-то просто сломить. Она наморщила лоб и нахмурилась, выдавая собственное раздражение.

— Они доверяют нам, — сказала она, чётко выделяя каждое слово для большего эффекта. — Неужели ты не понимаешь? Если бы я не рассказала, между нами всегда существовали бы подозрения, и нельзя победить без доверия тех, кто тебе помогает. Мне плевать, имеет ли происхождение Кассиуса какое-то значение и плевать, имеют ли какое-то значение его отношения с Натали — они должны знать, что Гермиона в безопасности. Она принадлежала им задолго до того, как стала принадлежать тебе.

Последние слова застали Драко врасплох, и он опустил взгляд.

— Она никогда не была моей, — возразил он. — И ты не расскажешь им о Натали и Кассиусе. Эту историю я заберу с собой в могилу.

— Знаешь что? — вспылила Пэнси, раздражённо поднимаясь с кровати и награждая Драко гневным взглядом. — Судя по тому, к чему всё идёт, твоё желание может исполниться раньше, чем тебе хотелось бы! И не только история Натали, но ещё и убийство Адрии, несправедливое заключение твоих родителей и весь род Малфоев уйдут в могилу вместе с тобой. Неужели ты думаешь, что кто-то станет сражаться за тебя после твоей смерти? Поверь, никто не будет искать Лестрейнджа, мстить за Адрию и уж тем более очищать твоё имя от ложных обвинений. Ты должен сам сражаться за то, во что веришь, потому что, представь себе, остальному миру плевать на тебя! Ты будешь разлагаться под землёй, пока твоя могильная плита не превратится в очередной камень, с которого кладбищенский сторож будет смахивать грязь раз в месяц.

Драко поражённо наблюдал, как Пэнси резко развернулась и стремительно покинула комнату, не оборачиваясь. Её раздражённые шаги какое-то время ещё были слышны, пока она спускалась вниз по лестнице. Он негромко выругался и взглянул на бинты, покрывавшие его грудь, думая о том, как он докатился до такой жизни.

*

Гермиона внимательно разглядывала обожжённую раму, касаясь пальцами порванного холста. В голову лезли воспоминания о том, как Драко посмотрел на неё в тот день, когда она впервые дотронулась до портрета, и как она инстинктивно отдёрнула руку от картины так, словно в чём-то провинилась. Разрыв на холсте был довольно грубым, а края — неровными. Портрет испортили не заклинанием, а руками. И так же легко, как Гермиона сделала следующий вдох, слова сами сорвались с её губ:

— Драко сам уничтожил картину.

Она услышала, как Кассиус за её спиной усмехнулся.

— И как же ты это определила?

Гермиона приложила одну ладонь к верхнему левому углу рамы, а правой рукой коснулась портрета в том месте, где начинался разрыв.

— Он держал раму левой рукой, а правой порвал холст.

Гермиона развернулась и испытующе посмотрела на Кассиуса.

— Между ними что-то произошло, — продолжила она. — Ты же сам так сказал?

Его верхняя губа едва заметно дёрнулась, и Кассиус ответил:

— Она влюбилась в другого. Натали была очень эмоциональной девушкой, рядом с Малфоем она всегда чувствовала себя не в своей тарелке… Они были совершенно разные по духу.

И в это мгновение Гермиона поняла.

То, как Кассиус говорил про Натали, как его взгляд затуманивался каждый раз, когда он рассказывал о ней… И девушка ощутила очередной рывок где-то в области живота, правда, на этот раз он был похож скорее на укол осознания. Она не могла до конца определить, кого ей жаль больше — Драко или Кассиуса. Гермиона снова повернулась к картине и начала размышлять над единственным, что теперь стало абсолютно очевидно: и Драко, и Кассиус были влюблены в Натали.

В свете новой информации лицо Кассиуса словно кричало о его чувствах, начиная от блеска в глазах и заканчивая едва заметной улыбкой, когда он увидел её фотографию в газете. И сейчас он с не меньшим обожанием разглядывал порванный и обожжённый холст перед ним, словно тот ещё хранил желанный образ. Гермиона не знала, что думать. Была ли она разозлена? Расстроена? Она не могла определить, но чувство тошноты захлестнуло её, и она вновь отвернулась от разорванной картины, натыкаясь взглядом на статую змеи, которая, как и большинство вещей в замке, напомнила ей о лучших временах.