Без права на жизнь (СИ) - Рейн Роман - Страница 48

— Будешь отдавать своих детей?

— Не всех. Только тех, что я мог бы съесть, — разъяснял Зонг. — Смотри: я буду обменивать яйца на кости тем, у кого мало самок и недостаток пищи. Например, таким, как был Зорн. Если бы ему предложили пищу — он никогда не вызвал бы меня на бой. Это будет взаимовыгодный обмен, но я все равно буду в большем плюсе, чем они.

— Почему?

— Отдавая кости, они будут терять маленькие части своей территории, а я по крупицам буду наращивать свою территорию все больше, больше и больше. Я ничего не буду терять. Здорово же мы придумали?

— Что значит «мы»? — не понял Овальд.

— Я и ты. Это же была твоя идея по поводу того, чтобы не питаться своими детьми.

— Я не это имел виду! — возмутился Овальд.

— Ты подсказал, а я просто усовершенствовал идею — пожал плечами ящер.

Еще Наполеон сказал, что человечество погубят мелкие лавочники и торговцы, боящиеся, как бы их не ограбили. История человечества потекла по руслу его слов. Он даже не предположить не мог, что та же причина может погубить и другой мир…

Ковыряя палкой в чахлом костерке, от которого было больше дыма, чем тепла, Овальд молча разглядывал Зонга, который высунул голову из-под навеса и, раскрыв пасть, жадно ловил дождевые капли. Воду глотал он не сразу. Сначала он долго скапливал влагу и лишь потом, шумно захлопнув пасть, втягивал воду внутрь.

Внешне Зонг был все тем же огромным, слегка туповатым и простым, как три копейки, существом. Но что-то в нем изменилось… Его глаза! Казалось бы, все так же широко распахнутые, редко мигающие, с узкими, продолговатыми зрачками, но они все же стали другими. В них и следа не осталось от безразличия ко всему. Маленькие, суетливые, постоянно шарящие по сторонам в поисках чего-то. Зонг остался прежним, но глаза были уже не те, что пару дней назад, они стали почти человеческими.

Овальд поднялся на ноги и вышел из логова Зонга. Дождь уже прекратился. Мелкие капли мороси сбивались в серый туман и кололи все тело холодными иглами. Обхватив себя за локти, Овальд подошел к маленькому, почти круглому, озеру с водопадом. Присев на корточки возле берега, он смотрел на воду.

На память пришла извечная проблема всех детей — почему камешки на дне водоема всегда гораздо красивее, чем те, что лежат на берегу? Из-за того что они мокрые? Камни, лежащие на берегу сейчас тоже были влажными от дождя, но они все равно не были настолько красивы. В чем секрет? Из поколения в поколение дети вытаскивают камни из воды и кидают их на берегу. Вот только берег краше от этого не становится. Наверное, дело в том, что так уж заложено природой, чем дальше от рук человека — тем прекрасней. И это касается не только камней…

Пилот опустил руку в воду и достал плоский камушек. В России это занятие называется «печь блинчики». В далеких, захолустных краях, где провел свое детство Овальд — этот процесс назывался «кидать плисточки». Здесь, на берегу и в воде, лежало великое множество подходящих «плисточек» причудливой раскраски. Белые, с перламутровой матовостью, идеально гладкие камни с черными, блестящими вкраплениями.

Размахнувшись, что было сил, Овальд запустил «плисточку». Слегка надрезая толщу воды, камень с чавкающим звуком резво поскакал вперед.

— Одиннадцать, — едва слышно прошептал Овальд.

За спиной послышались тяжелые шаги.

Овальд не стал оборачиваться.

— Чем занимаешься? — спросил Зонг, встав рядом с ним.

— Вытаскиваю камни из воды и кидаю их обратно — грустно ответил Овальд.

— Зачем?

— Что бы было весело, — кисло ответил пилот.

— И тебе весело?

— Нет.

— Тогда зачем ты это делаешь? — поразился Зонг.

— Да что ты прицепился ко мне? Тебе камней жалко? — не сдержался Овальд.

— Нет, не жалко. А разве в них есть какая-то ценность? — спросил Зонг, подняв булыжник, поднес к глазам и внимательно, с прищуром уставился на него. — Хотя… если забрать камни с других территорий, то тогда они будут только у меня. Значит, личинки ханока, живущие между камней, будут водиться только у меня! Они помогают заживлять раны. Все тайдгюнтеры потянуться ко мне за личинками, а взамен я могу требовать у них все что угодно! Ловко мы это придумали с тобой!

На жутковатом лице Зонга было ликование.

— Ни в чем нет ценности, пока это не будет принадлежать кому-то другому… — тихо сказал Овальд.

— Овальд, что-то ты совсем загрустил. Скажи, я тебя чем-то обидел?

— Все в порядке, Зонг. Проблема во мне, а не в тебе, — ответил Овальд и, помолчав немного, спросил — Слушай, а у тебя есть мечта?

— Конечно! — не раздумывая, ответил Зонг.

— И?

— Я мечтаю о мече. Что бы это был самый острый, легкий и крепкий меч!

— И это все, о чем ты мечтаешь?

— А мне больше ничего и не надо. Владея таким мечом — буду непобедим, а это значит, у меня будет все, что я только захочу, — говорил мечтательно Зонг, прикрыв глаза, но потом резко оживился и спросил. — А ты чего это интересуешься? У тебя есть такой меч?

— Меча у меня нет, но я знаю, как его можно сделать из железной руды.

— Руды? Какой руды?

— Железной. Железо — это такой высокопрочный материал. Из него сделана ракета, на которой я сюда прилетел, — объяснил Овальд.

— И ты мне можешь дать железо?

— Могу, но не дам. Пойми, Зонг, ваш народ должен сам дойти до этого. Многие поколения должны будут добывать руду сами тяжким трудом, потом, кровью и ценой своих жизней. И только потом, вспоминая своих предков, ваши потомки будут решать, на благое дело пустить железо или нет. Вы должны идти своим путем. Разрушать все до дымящихся руин и создавать свой мир заново, учась на ошибках.

— Значит, не дашь железо? — огорчился Зонг.

— Нет. Это для твоего же блага, поверь, — твердо отказал Овальд.

— И даже не расскажешь, как его добыть? — совсем поник ящер.

В просьбе Зонга не было ничего плохого. Люди просили Бога о пище, и он дал им рыбацкую сеть, а в качестве бесплатного бонуса еще и лень им отвесил, чтобы не слишком шиковали.

Зонг просил способ для осуществления своей мечты, а не всевластие в готовом виде.

— Нет, не расскажу — Овальд отрицательно покачал головой. — Если у тебя будет такой меч, ты станешь неуязвимым. Что ты будешь делать дальше?

— Дальше? Дальше… — почесал голову ящер. Этот человеческий жест смотрелся нелепо, поскольку волос у тайдгюнтера не было — Я буду защищать своих самок и территорию.

— Предположим, что, в конечном счете, ты победил всех самцов и захватил всю территорию. В итоге — вырождение тайдгюнтеров.

— Я захватил бы всю территорию, а потом… потом… раздал бы ее обратно, поделив на равные части, — особо не задумываясь выпалил Зонг.

— Взять все и поделить. Как это знакомо. Кому бы ты поделил территорию, если самцов к тому времени не останется?

— Своим сыновьям.

— И на всей планете будут только самцы-сыновья. Кровосмешение, болезни, рождение уродов и полная деградация нового поколения. Все это мы уже проходили, Зонг. Зачем тебе все это? Ты хочешь погубить свою планету?

— Я не хочу этого, — отмахиваясь руками, словно от нечистой силы, ответил Зонг. — Я хочу только меч!

— Для чего?! — крикнул Овальд.

— Я же тебе объяснил уже. До вас, людей, всегда так долго доходит? — негодовал Зонг.

— До многих людей это до сих пор не дошло, а я понял это только сейчас. Я уже погубил ваш мир, прилетев сюда.

В летном училище, всегда твердили студентам, что знакомство с новой цивилизацией за пределами нашей галактики — это будет знаменательным и взаимовыгодным событием для всех. Глупая ошибка. Мы мысленно упаковали себя в подарочную упаковку с веселеньким бантиком и отправились покорять космос в поисках своих братьев. Поделиться с ними своими проблемами, поплакать в жилетку, поискать одинаковые родинки и родимые пятна, а уже потом присмотреться и решить чем у них можно поживиться.

Овальд все понял слишком поздно. Ланденги уничтожают людей. Человек — губит мир тайдгюнтеров. Без пролитой крови, без межгалактических войн и бомб, стирающих в пыль целые планеты, как это многократно описывали фантасты. Тихо и спокойно уничтожаем друг друга. И в каждом случае, жертва даже не догадывается о происходящем.