Среди эмиграции
(Мои воспоминания. Киев-Константинополь, 1918-1920) - Слободской А. - Страница 4

В действительности же он подготовлял восстание, пользуясь земством, как центром средоточия своих сил.

В самый разгар его работы немецкая контрразведка раскрыла все его планы.

Петлюра и ряд его ближайших сообщников и помощников были арестованы и переданы в распоряжение гетманских властей.

Петлюра в Лукьяновской тюрьме продолжал разрабатывать план организации восстания. Вскоре гетман, по приказу немцев, освободил Петлюру из тюрьмы под «честное слово». А через недели две — три петлюровцы подняли восстание. Повстанцы быстро захватили Екатеринослав, Винницу, Умань, Житомир, Полтаву, Харьков. Гетманские войска сдаются и разоружаются. Кольцо восставших постепенно сближается и замыкается вокруг Киева.

Восстание наполнило Киев новыми потоками беженцев. Главным образом, это были помещики.

Вокзал и все прилегающие станционные постройки превратились в единый ночлежный дом. Здесь было все завалено чемоданами и прочими принадлежностями «недалекого и быстрого» путешествия.

Дети, старики, старухи, молодые, одетые в свитки и по последней моде, больные и здоровые…

Все это металось из стороны в сторону, как встревоженное дикое стадо, почуявшее опасность.

Ноябрь…

Петлюра подступил к Киеву и окружил его плотным кольцом своих сечевиков. Началась правильная осада.

Все офицерские и сердюцкие полки гетмана, находившиеся в Киеве, брошены на защиту подступов к Киеву. Святошино, Боярка, Дарница становятся ареной беспощадных боев. С обеих сторон проявляется неслыханная жестокость. Пленных в плен не брали, а здесь же, на поле сражения, после диких надругательств и мучений убивали, или же живьем закапывали в землю.

С утра до ночи гремели орудия. Канонада становилась ближе и ближе.

Неимеющая сил бежать белая эмиграция и часть населения Киева жили исключительно слухами, передаваемыми самым верным беспроволочным телеграфом — «Крещатиком». Каждый слух, каждая новость-небылица, пущенная запуганным обывателем для собственного успокоения, моментально становились достоянием всего города.

В немцев в это время уже никто не верил, тем более, что у них произошла революция.

В общем, последние дни они держались пассивно-нейтрально.

«Верхи» это обстоятельство быстро уловили, и ориентация была взята на Антанту.

Начали появляться телеграммы собственных корреспондентов (из Киева-же) о высадке десанта французов в Одессе, Николаеве, Крыму и т. д. Затем постепенно эти десанты продвигались по железным дорогам на выручку Киева, были уже в Жмеринке, через день их видели (по достоверным источникам) уже в Казатине, а некоторые счастливцы даже уже в Киеве, во дворце гетмана. Помню, однажды, уже в конце ноября, дела гетмана были настолько плохи, что немцы держали наготове поезд под парами, чтобы в случае чего, немедленно вывезти из Киева «его светлость» и присных с ним.

Настроение населения было пониженное. Барометр — Крещатик это ясно отражал.

События развернулись с такой быстротой, что удрать удалось лишь весьма немногим счастливцам. Теперь, когда петлюровская опасность надвинулась весьма реально, толпа глухо и злобно, по обывательски, волновалась, проклиная и немцев, и гетмана, и большевиков и, вообще, всех, о ком она могла подумать в эту минуту.

Неожиданно орудийная стрельба прекратилась. Стоявший в толпе около меня какой-то обыватель обратился к своему приятелю и тоном, обадривающим самого себя, сказал:

— А, знаешь, что. Вот если бы, сейчас, неожиданно появились французы. Вот бы дали трепку и Петлюре и большевикам…

Конец расслышать не удалось, ибо уже с другой стороны, кто-то громко и авторитетно заявил, что французы разбили Петлюру, Петлюра в панике отступает и французский генерал Франше д'Эспрей уже на вокзале.

Весть эта с невероятной быстротой начала передаваться из уст в уста и черев минут пять на Крещатике гремело ура. Появились трехцветные флаги…

Готовилась достойная встреча союзников.

Вдруг с новой силой возобновившаяся орудийная стрельба уже почти в самом городе сразу же оборвала настроение толпы. Сразу воцарилась жуткая тишина и толпа стала быстро расходиться, не глядя друг другу в лицо и как бы стыдясь происшедшего. Стоявший со мной рабочий — железнодорожник, так же как и я наблюдавший всю эту картину, посмотрел еще раз на толпу, улыбнулся и сказал: «Бараны, бараны», — Этими двумя простыми словами он сразу дал оценку толпе и ее настроению.

В это время, когда дни власти гетмана уже были сочтены, на политической арене появляется новый «спаситель отечества» — граф Келлер.

Монархические круги, с самого дня избрания гетмана, не покидают мысли о монархическом перевороте, и эта мысль под всякими приправами муссируется и преподносится почти ежедневно в газетах «Киевлянин» и «Новое Время» и проч. провинциальных. Центр и все нити этого движения сходились у митрополита Антония и Колокольцева, бывшего в то время министром земледелия.

Первая демонстрация и проверка монархических сил произошла в дни известия о расстреле Николая II и его семьи. Во всех соборах и церквах была устроена «всенародная» панихида. И действительно, — Софиевский и Владимирский соборы были полны той знатью и теми кругами, кои все прошлое свое связали с монархией.

Основная масса населения осталась в стороне от этой «грандиозной демонстрации народных сил и симпатий, как об этом сообщалось на следующий день в „Киевлянине“ и „Новом Времени“. Больше того, вышедшая, кажется, из Владимирского собора публика, запевшая: „боже царя храни“ была освистана и разогнана случайными прохожими. Но, несмотря на столь позорный финал своей демонстрации, монархические круги вновь решились попробовать счастье в дни восстания Петлюры. Они, монархисты, воспользовались создавшимся для гетмана тяжелым и безвыходным положением, — под предлогом замены командующего осажденными войсками гетмана, они выдвинули на этот пост своего верного и испытанного ставленника, генерала царской армии, графа Келлера. Гетман согласился.

Немцы в это время, через свой Совет солдатских депутатов, заявили о полном и абсолютном нейтралитете в борьбе гетмана с Петлюрой.

Необходим был случай, чтобы открыто действовать. Такой случай скоро представился.

В одном из последних боев под Святошиным, человек 30 из офицерского отряда были захвачены в плен петлюровцами. Расправа была весьма короткая. Все 30 человек были изуродованы до неузнаваемости и живыми закопаны в землю. Подоспевшими гетманскими отрядами деревня, где произошел этот кровавый акт расправы, была вновь захвачена. Трупы вырыты из земли и перевезены для погребения в Киев. Во время похорон граф Келлер издал приказ, в котором объявил себя главнокомандующим войсками киевского монархического центра, впредь до создания монархии. В речах монархистов при погребении призывалось все население Киева выступить на защиту идей монархии и последовать примеру офицеров, погибших в бою „за веру, царя и отечество“.

Следовать примеру, а тем более погибать столь мучительной и бесславной смертью, за столь устарелые и никому ненужные лозунги, — не только население не хотело, но даже и многие офицеры отказались.

Последовал приказ о поголовной мобилизации всего мужского населения от 18 до 55 лет. За неявку — отвечали головой домовладельцы и представители учреждений. Из страха, часть населения явилась на сборные пункты. Рабочие не явились вовсе, а студенты устроили демонстрацию — протест. Но и явившиеся по дороге на позиции — разбегались.

Монархисты остались одиноки, и заклинания „Киевлянина“ и „Нового Времени“ не помогли.

Игра была проиграна. Затеявшие ее верхи начали заблаговременно исчезать, бросая на произвол судьбы и растерзание Петлюры обманутую и насильственно мобилизованную молодежь.

2 ноября положение гетманских отрядов сделалось окончательно безнадежным. Сердюцкие полки перешли на сторону петлюровцев. Бой переместился непосредственно на окраины города. К вечеру того же дня отступавшие начали стягиваться к району Крещатика, где и сдавались в плен.