Среди эмиграции
(Мои воспоминания. Киев-Константинополь, 1918-1920) - Слободской А. - Страница 3

Вся местность взрыва, радиусом около 2–3 верст, была сравнена с землей и убытки исчислялись в несколько миллионов рублей, не говоря уже о человеческих жертвах, главным образом, среди рабочих.

Все прибывшие с далекого севера плотно осели и голодали. Все были без работы, но с громадным служебным стажем, административно-государственным опытом. И почти у всех были дыры и заплаты на брюках от долгого сиденья. Князья, бароны, графы, сенаторы, бывшие придворные, директора и начальники разных петроградских учреждений, лица вообще без определенных профессий.

Теперь им предстояло организовать новый государственный аппарат.

Во главе каждого министерства стали полномочные министры и все с большим прошлым: Игорь Кистяковский, Гербель, Люблинский, Колокольцев, Терещенко и проч. — все «истинно-русские» и незаменимые.

Но все это, повторяю, требовало огромных расходов, как на содержание аппарата, так и на «представительство» и поддержание «престижа» среди населения и «иностранцев» (немцев). В свою очередь «двор и армия» также составляли сметы, ибо и они хотели жить.

Все, до сих пор захваченное в государственном банке, казначействах, было съедено и прожито, как самими, так и их друзьями — союзниками, немцами.

Выпускаемые до бесконечности: карбованцы, гроши и шаги, уже не помогали и им мало верили. Необходимо было нечто более реальное, на что можно было бы существовать. После недолгих раздумий и толков, умные и опытные головы государственных людей нашли выход.

В Киеве и на территории всей Украины, как бывшей некогда базисным складом для Юго-Западного и Румынского фронтов, остались громаднейшие склады и запасы обмундирования, снаряжения, съестных припасов и проч. Все это было, в свое время, захвачено и использовано уже, отчасти немцами и австрийцами, сначала через закупочные общества, а затем просто в порядке военных реквизиций и по праву победителей.

При «вступлении на престол» гетмана Скоропадского, ему была передана часть складов, правда, ценных, но не столь необходимых немцам. Эти склады и имущество теперь стали предметом особого внимания гетманских и близких к ним кругов. Образована была «Комиссия по ликвидации имущества военного времени». Главноуполномоченным комиссии был назначен весьма талантливый и искусный в делах Молов.

Началось хищническое разбазаривание пенного народного имущества. Отдельные лица, группы и организации спекулятивного характера с утра до ночи кишели, как шакалы, около добычи.

Неразрывные и незримые нити протянулись от «ликвидкома», находившегося в здании Киевского Окружного Суда, до «Семадени» и прочих кафе-ресторанов и отелей. Все сделки происходили через «особо-доверенных» лиц в кафе, гостиницах, просто на-дому, в интимной обстановке других укромных мест, и лишь «законно» оформлялись уже внутри комиссии, гласно и на торжественных заседаниях.

В числе ликвидируемого имущества подлежали продаже ряд фабрик, заводов и предприятий. Одна организация подала заявку, желая часть из них купить. Условия были выработаны: 25 % наличными, а остальные в рассрочку на шесть месяцев. Назначено было подписать договор через день. Когда представители организации прибыли для подписания договора, то им, с извиняющейся вежливостью, было сообщено, что, к сожалению, по «досадной ошибке», договор на эти предприятия вчера был подписан «его превосходительством» главноуполномоченным Моловым и что теперь неудобно его, мол, расторгать. Впоследствии, и со стороны выяснилось, что предприятия эти были проданы одному инженеру, Вайнбергу и К0, и по цене на 50 % ниже действительной оценки.

Подобных случаев было столько же, сколько было всех сделок вообще.

Работа комиссии была чрезвычайно интенсивна, о чем можно судить по тому факту, что в течение каких-либо 3–4 месяцев все многомиллионное военное имущество было «ликвидировано». В свою очередь, спешность та была вызвана двумя факторами: во-первых, — острая нужда в средствах на содержание гетмана и его аппарата управления, и во-вторых, — неустойчивость и неуверенность правящих кругов в завтрашнем дне и желание обеспечить себя про черный день.

В общем, комиссия с честью вышла из своей «тяжелой и ответственной» работы. Престиж гетмана был спасен. «Безработных» совершенно не было. Заработная плата выплачивалась полностью и вовремя: самое же главное, — благодаря комиссии Молова, «царствование» гетмана прошло без «всяких внутренних и внешних займов».

Второй неиссякаемой злобой дня и «темным пятном» в эпоху «царствования» гетмана Скоропадского были переговоры с большевиками о мире.

Начало переговоров и приезд Раковского прошли как-то незаметно для больших масс эмиграции и населения. Лишь впоследствии, в связи с развитием переговоров и соответствующей «информацией» Шульгинского «Киевлянина», интерес начал «возрастать».

Основное население Киева почти совершенно не интересовалось этим вопросом и смотрело на переговоры, как на одну из очередных немецко-гетманских комедий.

Пришлый элемент, правящий класс — эмиграция, во главе с газетами «Киевлянин» и «Новое Время» — освещали события, злобствовали и бесновались, предрекая близкий конец гетману.

Разговорам, толкам и предположениям о причине, побудившей гетмана вступить в переговоры с большевиками, не было конца. Одни наивно утверждали, что гетман получил от них взятку, что даже видели, как золото перевозили в автомобилях от дома Советской делегации прямо во дворец к гетману. Другие утверждали, что это дело рук немцев, желавших «помирить» гетмана с большевиками и затем вовсе уйти из Украины. Третьи — что это желание Антанты — помирить гетмана с Советской Россией и общими силами ударить на немцев…

И так до бесконечности. Каждый день, вплоть до самого отъезда делегации, выдумывались новые объяснения факту легального пребывания большевиков в Киеве.

Каждый день газеты приносили известия о новых раскрытых заговорах, арестах, крушениях поездов и восстаниях. Все это связывалось в одну первопричину: приезд Советской делегации.

Некоторые газеты открыто указывали, что Советская делегация есть штаб большевиков, прибывший для поднятия восстания на Украине и установления Советской власти.

Такие газеты требовали разрыва переговоров и чуть ли не ареста всей делегации.

Кампания, имела свои результаты. Аресты действительно усилились, главным образом, среди рабочих и населения окраин. Буквально на каждом шагу встречались контрразведчики. За малейшее неосторожно-высказанное слово немедленно арестовывали и препровождали в переполненные тюрьмы. Расстрелы, вообще процветавшие, вспыхнули с новой силой и достигли крайнего предела. Все это производилось, конечно, при благоприятном и деятельном участии немецкой комендатуры, но так, что немцев никогда и нигде при этом не видели. Списки намеченных жертв составлялись в комендатуре на Думской площади и для выполнения отправлялись в гетманскую комендатуру на Прорезную улицу. Нередко можно было видеть группы человек 10–15, сопровождаемых немецким конвоем. Это были наиболее важные «преступники», которых немцы не доверяли гетманской охране.

Перед самым петлюровским восстанием мирные переговоры были прекращены, в силу возникших неопреодолимых разногласий. Советская делегация уехала. Перед ее отъездом, среди гетманцев было намерение арестовать Раковского, а с ним и всю делегацию. Это намерение было предотвращено лишь благодаря немцам. Настроение рабочих, готовых выступить в защиту делегации, было хорошо известно гетманцам, и это также помешало выполнению их плана.

Отъезд Советской делегации в значительной мере отразился и на некоторой наиболее дальнозоркой части эмиграции. Многие прямо говорили: «теперь нам здесь делать нечего. Надо собирать чемоданы и лететь дальше на юг… Кажется, опять начинается осень».

Бегство Петлюры, революция в Германии, усилившиеся восстания на Украине и ряд прочих грозных признаков говорили о приближении революционных конфликтов.

После разгона Центральной Рады, Петлюра вновь и якобы полностью уходит в свою работу в Киевском губернском земстве, где он был председателем.