Нас просто не было. Книга первая (СИ) - Дюжева Маргарита - Страница 103

Отпираю дверь и почему-то замираю на пороге, прислушиваясь. Не могу себя заставить войти внутрь, потому что чувство такое, будто я грязная, что несу в наш дом один мусор, гниль.

С трудом сглатываю и прохожу в прихожую. Словно зомби снимаю сапоги, шубу, механически вешаю ее на крючок и, пошатываясь, иду на кухню. Нестерпимо хочется пить, горло горит от жажды.

Залпом выпиваю целый стакан, потом еще один. Взгляд натыкается на Тёмину кружку, с остывшим утренним кофе, и внутри снова все начинает дрожать, вибрировать.

Я не смогу! Он не будет меня слушать! Он уйдет! Эти слова грохочут в мозгу, разбивая остатки самообладания. Еще чуть-чуть и снова начнется паническая атака. На часах уже шесть вечера, Зорин придет через полчаса, и я просто не имею права встречать его в соплях, в истерике. Сломя голову бегу к шкафчику, вытряхиваю из него всю нашу скудную аптечку, трясущимися руками перебираю коробочки с лекарствами, пузырьки, блистеры, уже тихонько всхлипывая и моргая, смахивая с ресниц редкие горькие капли.

Что же я наделала… Что теперь с нами будет…

Нахожу пузырек с успокоительным, купленным для борьбы с бессонницей, когда-то давно изводившей меня. Доза — две таблетки. Закидываю в рот четыре за раз, запиваю водой и замираю, прикрыв глаза.

Давай, Кристина, давай, успокаивайся.

Ради нас, ради него.

Давай.

Паника утихает. Может, так быстро подействовали пилюли, а, может, самовнушение. Не знаю, но я благодарна.

Переодеваюсь, умываюсь, разогреваю ужин, грустно глядя в окно. Жду Зорина, но когда раздается звук поворачиваемого в двери ключа, все равно вздрагиваю. На миг прижимаюсь лбом к холодному окну, делаю несколько глубоких вдохов, собирая себя из кусочков, а потом разворачиваюсь к нему со спокойной приветливой улыбкой.

Умирая изнутри, корчась в агонии, подхожу к Артему. Он усталый, но довольный, глаза светятся, когда он смотрит на меня, и от этого становится еще хуже, еще противнее.

Снова всплыл образ белого ягуара на темной обочине, и что там происходило. Я тону, захлебываюсь отчаянием, сердце рвется к нему, умоляет простить, но на лице не отражается ни одной эмоции. Все так же нежно улыбаюсь. Как паучиха, уже отравившая свою жертву и теперь наблюдающая результат своих действий.

Я готова прямо здесь в прихожей опуститься перед ним на колени и умолять о прощении, но в место этого забираю у него куртку и интересуюсь, как прошел день.

С*ка. Холодная, фальшивая с*ка.

Переговариваемся, как ни в чем не бывало. Он идет в гардеробную, переодевается, а я стою в дверях, прислонившись плечом к косяку, не зная, как унять бешеный стук сердца.

Прости меня, пожалуйста!

Крик оглушает меня изнутри, но вслух опять тишина. Я только могу стоять и наблюдать за мужчиной, которого люблю больше жизни, но которого предала. Я ловлю каждое его движение, каждый жест, стараясь запечатлеть их в памяти, потому что в один прекрасный момент могу потерять его. Я без него не смогу! Он мое сердце, моя судьба, мой единственный, родной, любимый.

На миг позволяю себе прикрыть глаза, чтобы он не увидел скопившихся слез.

Прости меня…

Я сделаю тебе больно. Я растопчу тебя, разорву, выпотрошу, стоит только рассказать правду. Но я должна, потому что отец прав. Такое д*рьмо ты должен узнать от меня, от первоисточника, а никак не от посторонних людей. Потому что узнай ты все от чужих — и будет еще хуже, еще больнее.

С горечью понимаю, что в основании каждой пары, каждой семьи должен лежать фундамент из взаимного уважения, доверия, любви, верности. Только тогда можно построить крепкие отношения, и быть долгие годы счастливыми друг с другом.

Но это не наш вариант. У наших отношений нет фундамента, под ними нет даже прочной холодной земли, только жидкое, зловонное болото, постепенно засасывающее нас, грозящее поглотить полностью. И это болото сотворила я, и никто другой. Артем строил, создавал, а я по своей тупости разрушала. Он ставил камень, я убирала два. Он возводил стену, я ломала другую. Он хотел сделать меня счастливой, а я ему втыкала нож в спину, проворачивая и равнодушно глядя на истекающие кровью раны.

Надо ему все сказать, прямо сейчас, но я молчу, упиваясь секундами ложного, зыбкого счастья, иллюзией того, что все у нас хорошо.

Надо сказать.

Вот только сил наберусь.

Сейчас. Еще минута.

Словно стою на утесе и смотрю на разбивающиеся об него соленые морские волны, и собираюсь духом перед фатальным прыжком вниз.

Еще мгновение. Горькое, отчаянное, удушающее.

Пожалуйста. Еще немного.

Ночью проснулась с криком, со слезами на глазах, с рвущимся из груди сердцем.

— Тише, Тин, тише, — чувствую сильные руки на своих плечах, это просто сон, — все, тс-с-сс.

Он обнимает меня, прижимает к себе, гладит по волосам. Я, задыхаясь от ужаса, обвиваю его руками и ногами, боясь, что стоит только ослабить хватку, и он исчезнет, уйдет, а я останусь одна, без него. Как в этом ночном кошмаре…

Я так и не смогла завести страшный разговор в тот вечер. Сидела рядом с ним, умирала, тысячу раз открывала рот, чтобы начать, но вместо этого произносила какую-нибудь глупость.

Не смогла сказать и на следующий день.

И через неделю…

И через месяц…

Все откладывала, откладывала, откладывала. Выпрашивая у судьбы еще немного беззаботного счастья, ещё немного чистого неба перед ураганом.

Молчала, с замиранием сердца глядя в любимые глаза, молила о прощении каждый миг, но молчала, упуская драгоценное время. Сознавала, что стремительно мчимся к точке невозврата, что каждый наш счастливый день мог стать последним, но молчала. Давилась словами, билась в истерике, когда он уходил на работу, но ничего не делала. Ничего, твою мать, не делала!

Каждый день превратился в ад, наполненный агонией, ожиданием неизбежного, страхом перед потерей, тоскливой удушающей необратимостью, обреченностью.

Мой мир катился к обрыву, а я малодушно пряталась, отступала, как маленькая, надеялась, что все исправиться само собой, что все наладится.

Я струсила…

В самом конце февраля, когда до весны оставалось всего несколько дней, раздался звонок.

Каринка.

Меня аж передернуло, когда увидела ее самодовольную физиономию на экране. Последний месяц я почти прекратила общение со своей компанией. Я задыхалась в их обществе, видела в каждом взгляде насмешку, угрозу, обещание раздавить, разорвать, разбить мою жизнь вдребезги. Было нестерпимо больно и страшно осознавать, что любой из этих золотых мальчиков или девочек может меня уничтожить. Достаточно всего нескольких слов Артему, и от моего мира ничего не останется. Я их действительно боялась. Мне казалось, что они кружат вокруг меня, как стая хохочущих гиен и только выжидают момент, чтобы напасть.

Боже, что со мной стало?! Я превратилась в параноика, подозревающего всех в тайных умыслах, в истеричку, готовую биться в припадках целый день напролет.

Во что я превратилась за этот месяц? Где самоуверенная, эгоистичная стерва, делающая все так, как нужно ей?

Смотрела на экран, терзаясь мыслями: ответить или нет.

Истеричка требовала откинуть телефон, сесть в углу и снова начать выть, обхватив за колени и раскачиваясь из стороны в сторону. Остатки здравого смысла и гордости, настоятельно рекомендовали ответить, показать, что все отлично, сделать хорошую мину при плохой игре. Потому что если показать слабость хищнику, то он нападет. Надо смотреть в глаза, показывая, что ты сильнее.

Все, решено. Отвечаю. Я не дам ей почувствовать свой страх и отчаяние:

— Привет, — мурлыкаю с наигранным восторгом.

— Крис, — с ходу начинает Карина, — ты совсем обнаглела?!

— С чего бы это? — мой голос — сама невозмутимость. Надо же, как привычно проскальзывают надменные нотки. Моя стерва никуда не делась. Она здесь, внутри, просто притихла в свете последних событий и откровений. Радуюсь ей, как старой знакомой. Невольно облегченно вздыхаю. С ней легче, с ней проще. С ней не хочется повеситься или выпрыгнуть из окна.