Пертурабо: Молот Олимпии - Хейли Гай - Страница 19

Собравшаяся знать радостно оживилась. Пертурабо, может, и не любили, но уважали, а вино и страх любого человека могут заставить кричать громче.

— Он живет с нами уже десять лет. И хотя день его рождения остается такой же тайной, как и многое другое в нем, мы полагаем, что сегодня, в юбилей его пришествия, моему сыну исполняется шестнадцать. Сами же видите — настоящий мужчина! — Снова улыбки. Никому и в голову не пришло бы сомневаться в сказанном. Пертурабо был подлинным исполином, выше и крупнее любого человека за всю историю Олимпии, с лицом и бородой тридцатилетнего генерала. — Наш дар богов достиг совершеннолетия, а значит, пришло ему время взять имя, каким его будут помнить во веки веков.

На протяжении всей речи Пертурабо буравил короля немигающим взглядом. Даммекос обернулся и со всей теплотой, какую только сумел в себе отыскать, посмотрел прямо в его холодные глаза.

— Приемный мой сын, прежде чем ты сделаешь выбор, я хочу сообщить еще кое-что. Я решил официально принять тебя в мою семью — не только в знак твоего великого потенциала… — Даммекос облизал губы. Его голос окреп, в нем зазвучало железо. Он заставит упрямого мальчишку принять традиции, — но также и в знак великой любви, что греет наши сердца. Честь тебе, сын мой!

Тиран воздел и осушил кубок. Аристократы последовали его примеру, наперебой выкрикивая слова поддержки. Не сводя глаз с Даммекоса, Пертурабо тоже поднял кубок и сделал маленький глоток. Каллифона ласково улыбнулась новообретенному брату и коснулась его руки. Геракон насупился. Андос вежливо похлопал в ладоши.

— Что ж, пора! — провозгласил Даммекос. — Пора тебе выбрать имя!

— Имя! Имя! Имя! Имя! Имя! — принялась распевно скандировать толпа.

Люди ударили по столам своими питьевыми сосудами из бесценных металлов и начали топать сандалиями по мраморному полу. Под этот торжественный гром через толпу словно проплыли пять жриц, облаченных с головы до пят в черные шелка, что волнующе льнули к телам. Их лица покрывали золотые маски Гефоны, рогатой богини жизни, оставляя на виду лишь глаза. Ведущая служительница несла серебряный кинжал и золотую чашу.

Они встали перед Пертурабо, который, даже откинувшись на массивном ложе, головой доставал им до плеч.

— Поднимись! — потребовала жрица. В зале воцарилась тишина.

Нарочито неспешно юноша отставил в сторону кубок и выпрямился во весь свой внушительный рост. Рядом с ним жрицы, слуги божественных сил, выглядели детьми.

Две женщины подняли руку виновника торжества над чашей своей предводительницы. Та прижала острие кинжала к его ладони и посмотрела в его заросшее лицо.

— Ты достиг возраста, когда должен выбрать имя. Кровь закрепит его.

Пертурабо уставился на женщину.

— Сын мой, — подстегивал Даммекос, — как ты хочешь, чтобы тебя вписали в священные анналы нашей семьи?

Великан окинул взглядом зал.

— У всего есть природа, и она непреложна. Вещество можно временно изменить с помощью тепла или сплавить с другим веществом, создав третье. Ему можно придать другую форму под воздействием силы или химикатов. Так, камень режут и складывают из него стены. Серебро и золото объединяют в электрум. Из железа куют оружие и плуги, а воду разогревают до пара.

Но камень остается камнем. Серебро и золото можно разделить кислотой. Железо — перековать или заржавить в пыль, но оно не перестанет быть железом. Пар конденсируется обратно в воду. Природа неизменна. Вы ждете, что я выберу имя, которое почтит кого-то из ваших древних героев — Эйдракоса или, возможно, Ракатора. Но я не могу принять эти или чьи-либо другие имена, ведь я — не они. Я — Пертурабо. Мальчиком я был Пертурабо и мужчиной им же останусь. Мое имя — это я, и я есть мое имя.

Юноша обратил глаза к женщине. Клинок в ее руке дрожал.

— Режь, — повелел он. — Пусти кровь Пертурабо, ибо так меня зовут.

Геракон кисло улыбался. Даммекос увидел, что Каллифона прошептала себе под нос: «Ох, Пертурабо».

Жрица в нерешительности бросила на короля Лохоса вопросительный взгляд. Пертурабо — не олимпийское имя. В зале повисла напряженная тишина.

Тиран спрятал разочарование за непринужденной улыбкой.

— Он вправе выбрать собственное имя. Мой сын не похож ни на кого из нас. Если он называет себя Пертурабо, так тому и быть. За моего сына, Пертурабо! — воскликнул он.

— Пертурабо! — вторили ему дворяне. Получилось весьма сдержанно.

Главная служительница полоснула кинжалом по руке молодого человека. Навернулась кровь, но рана быстро закрылась, и в чашу упала одна-единственная капля.

— За сим я нарекаю тебя Пертурабо, — провозгласила женщина.

И вместе с жрицами поспешила убраться подальше.

Юноша продолжал хмуриться, но Даммекосу показалось, что за мгновение до того, как гигант снова сел, на его лице промелькнула улыбка — мимолетный лучик, что исчез, не успев показаться, как рыба у поверхности воды.

Глава восьмая:

Прочность Железа

Дантиох пребывал в каталепсическом сне, когда сработала тревога. Оба полушария его мозга моментально пробудились, но, пока они координировали работу, Барабас испытал краткий миг диссоциации и не мог прийти в себя: тело реагировало медленно.

— Привратник, отчет.

Вокс затрещал, смазывая слова, будто отработал уже пять сотен лет:

— Кузнец войны, вы должны немедленно прибыть в командный центр. Враг вернулся. Точную численность определить не удается.

— Вастополь, это ты? — спросил Дантиох.

Вастополь был воином-поэтом 14-й гранд-роты и потому освобождался от караульной службы.

— Арденд совсем плох, мой повелитель. По словам апотекария Мальцора, у него отказывают дары. Я вызвался подменить его.

— Уже иду.

В осаде воины гарнизона спали прямо в доспехах, так что Барабасу не пришлось долго собираться. Он подхватил шлем и болтер с оружейного столика, захлопнул дверь и выбежал в коридор.

Значит, у Арденда проблемы с имплантатами. Что ж, он такой не первый. Дарованные Императором органы космодесантников отказывали повально. У одних воинов падало зрение, другие жаловались на проблемы с суставами и слабость в мышцах, а третьи не могли удержать паек в желудке. Каждую ночь в систему прибывало все больше хрудов — после победы Железного Владыки на Гуганне тонкая струйка мигрантов превратилась в потоп, высасывавший силы из людей Дантиоха. Он уже не сомневался, что скоро они начнут умирать от старости как простые смертные.

«Смертные, — промелькнуло в голове. — Теперь мы все смертные».

По всей крепости выли сирены. Из каждого коридора доносился беглый топот бронированных ног. Воздух гудел от шума тяжелых генераторов, питавших энергией орудийные батареи и пустотные щиты. Уши Барабаса, всегда остро чувствовавшие настрой механизмов, улавливали сбои в рабочем ритме колоссальных установок. Машины страдали ничуть не меньше людей.

Левая нога доспеха щелкала на каждом третьем шаге, напоминая о медленном, но неумолимом износе деталей, которые уже не получится заменить. Железные Воины являлись экспертами в вопросах снабжения, и огромные склады крепости ломились от запчастей, но они тоже были подвержены старению по вине темпораферроксов и портились так же быстро, как и используемые. Два дня назад кузнец войны распечатал хрупкий контейнер с волоконными кабелями — судя по маркировкам, сошедшими с конвейера не далее как четыре месяца тому назад. Все до единого оказались ни на что не годны.

— Получаем сведения о крупном темпоральном вихре в южном полушарии неба. Множественные незначительные проникновения на пятнадцати уровнях.

Шлем Дантиоха пискнул, принимая данные от Вастополя.

— Я отправляюсь на восточную стену — хочу лично взглянуть на феномен. Ждать моих приказов.

— Будьте начеку, кузнец войны. Фиксируем множественные контакты на вашем пути.

Дантиох вызвал флот на орбите — четырнадцать кораблей разных классов. Все они были построены на совесть и хорошо переносили ночные приливы энтропийной энергии, в отличие от экипажей. Суда чужаков не могли открыто тягаться с имперскими боевыми кораблями, но любое столкновение с ними для людей оборачивалось старением, немощью и смертью. Силы флота, как и гарнизона, таяли с каждой ускорившей бег секундой.