Поцелуй на счастье, или Попаданка за! - Арьяр Ирмата - Страница 49

Она висела в воздухе на сотнях полупрозрачных лент, крепившихся изнутри к стенкам огромной сферы, прозрачной, как мыльный пузырь.

И пахло в помещении ужасно — нечистотами, потом и гнилью.

— Чем она дышит? — Не приближаясь, я обошла пузырь по кругу. — Как к ней поступает воздух?

— У нее еще не работают легкие, — объяснил дворецкий.

— Но ведь и растение должно дышать!

— Внутри достаточно воздуха, он поступает в микропоры.

— А вода? Питание?

— Ее раз в сутки погружают в специальный питательный раствор, он проникает тоже через поры.

И точно, под пузырем я еле разглядела в полумраке решетку, прикрывавшую вмонтированный в пол огромный чан. Вонь шла от этой ямы.

«Это ты! Пришла! — вдруг коснулась меня чужая мысль. — Я умираю, сестра. Помоги мне».

— Ей плохо, — сказала я дворецкому. — Она выглядит больной и вялой.

— Мы даем ей все, необходимое для жизни и роста.

— Чего тебе не хватает, Тайра? — громко спросила я вслух.

Белесая масса маргиссы всколыхнулась, словно ее бил озноб.

«Тише. Пожалуйста, тише. Я… отвыкла от звука».

— У тебя нет ушей.

«Есть зачаточные, но я слышу всем телом. Это еще хуже».

— Для умирающей ты неплохо держишься, — последовала моя жестокая реплика.

«Мне нужен чистый воздух и свет. Настоящий солнечный свет. Пожалуйста».

«Почему ты не попросишь у магов?»

«Они не позволяют».

«Они и меня не послушают. Я всего лишь таинэ, а Дэйтара нет».

«Позови его. Мне ничего не говорят и не зовут его. Позови, пока мои силы не иссякли. Еще немного, и я сойду с ума».

Я почувствовала, как, несмотря на духоту, моя кожа покрылась мурашками. Не этого ли добивается Дэйтар? Договор будет исполнен — Тайра получит новое тело. А то, что она в процессе сойдет с ума, так о ее психическом здоровье речи не было.

«Помоги, прошу…» — осенним шелестом прошуршала чужая мысль.

«Я не знаю как. Я попробую».

«Спасибо. Поговори с Лаори-Эрлем. Он сможет помочь мне, если захочет. И тебе».

«Мне?»

«Ты тоже заперта здесь, сестра. Никто тебя не отпустит, никогда. Отсюда никто не уходит даже после смерти».

— Уходим, мэйстр Чесс. Я видела достаточно.

Резко развернувшись, я направилась к выходу. Сфера с маргиссой дернулась.

«Поговори с сердцем Лаори! — отчаянно забилась чужая мысль, заставляя замереть на месте. — Только ты сможешь спросить его…»

Дворецкий стремительно распахнул дверь, вытащил меня за руку и, захлопнув, мгновенно повернул ключ и накинул первое заклятие. Дверь содрогнулась от мощнейшего удара изнутри.

— Ничего себе, — прошептала я, чувствуя, как немеют руки и ноги от запоздалого приступа страха. — Для умирающей она весьма… живенькая.

— Маргисса далеко не безобидна, — кивнул Энхем.

— Она просила обеспечить ей свежий воздух и солнечный свет.

— Это невозможно. Воздух закачивается в камеру, но приток увеличить нельзя: любая щель толще волоса будет использована Тайрой для того, чтобы разрушить замок и вырваться. До возвращения Дэйтара мы ничего не будем предпринимать, ибо в данном вопросе внутренней безопасности мы вправе не исполнять приказы таинэ.

— А свет?

Дворецкий вздохнул.

— Готовые световые амулеты — все, что мы можем себе позволить. Мы черные маги, а не белые.

— А Тиа? Она же умеет работать с магией света. И у нее есть опыт в оранжерее.

Энхем опустил глаза.

— Милорд не давал распоряжения насчет этой девушки.

— Боится утечки? Не доверяет?

— Это и ваша тайна, миледи. Нет. Милорд никому не доверяет.

То-то, я смотрю, тут предателей на каждом шагу полно… Я вскинула подбородок и отчеканила:

— Если мы не сумеем вернуть графа Орияра сегодня, завтра я прикажу вам использовать Тиа для ухода за маргиссой, а вы уж сами решите, какие меры безопасности вам придется принять, чтобы моя тайна осталась таковой.

— Как будет угодно таинэ. — Старик поклонился, и я так и не смогла разобрать выражения его лица.

Надо срочно спасать положение.

— Скажи, дедушка Энхем, возможно ли поговорить с замком?

— Что?

— С Лаори-Эрлем. Он ведь живой. Или почти живой. Это не бездушный камень. Он… он улыбается мне, я чувствую. Или плачет, как в башне, разрушенной Тирриной. Или бессильно молчит, как здесь. — Я оглянула серые стены без единой картины и остановила взгляд на морщинистом лице дворецкого. — Да вы и сами говорили, что Лаори-Эрль принял меня. Как живое существо.

Маг отрицательно качнул головой:

— Час от часу не легче! Только хозяева могут говорить с сердцем Лаори-Эрля, внучка. А ты, при всем моем желании, еще не хозяйка. Замок не может говорить с тобой.

«Может!» — вдруг пронзила меня мысль. Разве живые картины — это не его образная речь? На этом языке он говорит со всеми. Вот только не всегда ответы Лаори-Эрля можно однозначно расшифровать. И откликнется ли он?

Глава 16

ПЕРВЫЕ ГОСТИ

Архивариус с дочерью вручили мне список сомнамбул с датами и описаниями, едва я вернулась из путешествия по подземельям, и я, приказав подать обед в покой, отправилась к себе. Больше всего хотелось плюнуть на все, зарыться в подушки и от души поплакать, но Коршуновы не плачут.

Бросив свиток на стол в уцелевшем кабинете секретаря, я открыла схрон, сгребла в сторону бриллианты и принялась отсчитывать золотые монеты для мзды жрецам. Тяжелое это дело, ответственное. Я постоянно сбивалась со счета, пока не догадалась выкладывать на столе ровные столбики.

Как жаль, что нельзя так же ровно выложить мысли, догадки, вопросы. Все это крутилось в голове запутанным клубком.

Только Дэйтар может ответить на все мои вопросы. Он поклялся в храме Небес быть со мной честным всегда и во всем. Но во дворце мы не могли говорить откровенно, в Нижнем мире было не до того, а в Орияр-Дерте он не пробыл со мной и минуты, сразу ушел.

И попал в хитрую ловушку.

А его замок кто-то надолго блокировал, создав из него ловушку для всех обитателей. И Дэйтара отрезали от помощи. Единственное, чего не просчитали заговорщики — бунта некромантов и снятие заклятия с сомнамбул.

Я взяла список, вышла из кабинета и плотно закрыла двери. Все-таки стихия ремонта сюда не добралась, стены остались нетронутыми, мало ли что.

Для беседы с Лаори-Эрлем я выбрала собственную спальню, где напротив ложа вся стена была занята огромным пейзажем, превращавшимся ночью то в звездное небо, то в тихую морскую гладь. Замок словно пел мне колыбельную.

И сейчас на картине плескалось море, и брызги попадали мне на лицо и руки.

— Помоги мне, Лаори.

— Эрль, — булькнула волна, разбившись о большой валун. Даже список слегка намок от шаловливого прибоя.

— Извини, Лаори-Эрль. Так ты поможешь?

Большая белокрылая чайка с криком кружилась над каменистым берегом. Но я не теряла надежды.

— Покажи мне, пожалуйста, если ты помнишь, кого, как и когда настигло проклятие сомнамбул. Я буду называть имена, а ты вспоминать. Хорошо?

— Карр! — оглушительно каркнул огромный ворон, прогнал чайку и уселся на валун, склонил голову, словно показывал, что внимательно слушает.

Я развернула свиток и начала с последней, уже проснувшейся сомнамбулы.

И столкнулась с неразрешимой проблемой: Лаори-Эрль не мог показать самого себя. Вот почему на его картинах всегда пейзажи или натюрморты. Иногда портреты на темном тициановском фоне. И ни одного интерьера.

А потому я видела, как по каменистому берегу идет девушка в платье горничной с метелкой в одной руке и тряпкой в другой, не замечая накатывающего на гальку прибоя. Изредка она взмахивала метелкой, словно очищая невидимые завитушки лепнины, или протирала спинки и подлокотники кресел.

— Покажи мне, когда она уснула.

Девушка пропала и появилась снова на некотором расстоянии. С распущенными волосами, в длинной рубашке с завязками на горловине и рукавах. Она зевнула и легла на гальку, поворочалась, укутываясь невидимым одеялом.