Распыление. Дело о Бабе-яге (СИ) - Зимина Татьяна - Страница 43

— А они нас кокнуть хотели, да только обосрались и сбежали. — подитожила Маша. Я уставился на нее выпученными глазами.

— Маха… ты понимаешь, что это значит? Они и грохнули Цаппеля, а мадам Елена теперь знает, где золото!

— Но… ты ведь тоже знаешь. — резонно заметила она. — Мы же рядом стояли, и слышали, что покойница Лумумбе сказала.

— Вы знаете, где золото старухи Ядвиги, и молчите? — взвился Обрез. — Да что ж вы за люди-то такие? Надо было первым делом, как только узнали…

— Обрез? — попросил Таракан, — помолчи. Не до того сейчас.

— Как это не до того? Нужно это золото быстренько выкопать и перепрятать!

— Его там может и не быть. Даже скорее всего: молодцы-то сбежали — только мы их и видели. Может, они и хозяйку свою обманули…

— Не может. — твердо сказал Таракан. — У нее всё схвачено: Дуринян, Ростопчий, Цаппель… не говоря уже о мелкой шушере. Все на карачках ползают, с рук едят. Есть в ней что-то такое… бабское. Я уверен: охранники первым делом побежали к хозяйке — чтобы выслужиться. Она им доверяла, иначе не отправила бы вместе с Цаппелем.

— Погодите! Вы все не о том! — остановила нас Ласточка. — Ваня с Машей знают, где клад… Можно туда пойти, и проверить: если золота нет — значит, оно у Елены. Если больше никто взять не мог. — и многозначительно посмотрела на меня.

У меня потемнело в глазах.

— Ты что же, думаешь, Лумумба, выкопав клад, просто сбежал? А я тогда зачем тут с вами валандаюсь?

— Может, для отвода глаз. — она холодно пожала плечами. — Откуда мы знаем, может, вы так всё и планировали.

Я ведь не мог её ударить, правда? Поэтому просто ушел, куда глаза глядят.

Дошел до ручья, снял кузнецову, пахнущую потом и окалиной рубаху, намочил, и набросил на голову. Даже слёзы выступили, от обиды. Почему? Что я такого сделал?

За спиной послышались шаги. Я напрягся.

— Не обижайся на Ласточку.

Маша…

— Уходи.

— Она не со зла, правда. Просто… Нам никто никогда не помогал. Она не верит.

— А Бабуля? А Таракан? Им от вас что-нибудь нужно? Или они свои, здешние, а мы с Лумумбой — чужие? И потому заведомо лжецы? — я убрал с лица мокрую тряпку. — Учитель говорит: образ мыслей определяет человека. Если сам — негодяй, думаешь, что и все вокруг такие же…

— Ты им сказала, где клад?

— Да. Всё равно нужно проверить. Ну, про мадам Елену. Они уже поехали: кузнец, дядь Степан, мотоцикл одолжил, с коляской. На котором Таракан утром в город мотался.

— И далеко это?

— Не очень. За пару часов обернутся. — она села рядом. — Так странно всё.

— Чего уж тут странного? Решила Мадам легких денег срубить. Дуринян с Ростопчием, по-моему, решили примазаться. А мы мешали. Вот они и решили нас пристукнуть, чтобы под ногами не путались.

— Да нет, ты не понимаешь… Елена хорошая.

— С чего ты взяла?

— С того. Она встречалась с Бабулей, пока он… Пока его не заколдовали на охоте. Бывала у нас дома, книжки приносила… Вкусности разные.

— И из-за этого ты решила, что она хорошая? — я не мог скрыть горькой печали. Маша упрямо наклонила голову.

— В первую очередь потому, что Бабуля не стал бы заводить отношения с… нехорошей женщиной. Жалко, ты его не знал, а то бы сразу понял. Он такой же, как Базиль. Честный и благородный. Добрый. Они поженится хотели. И еще… она совсем, совсем не переносила Пыльцы. Пострадала от нее в молодости, очень сильно. И не переносила. Как и Бабуля.

— И почему не поженились?

— Он пошел в рейд и попал под заклятье. Стал двоедушником.

— Елена его бросила?

— Нет. Он сам сказал, что не может обречь её на жизнь рядом с чудовищем.

Что-то в мозгу щелкнуло.

Она всё время на виду. Благодетельница. — так, кажется, выразился Шаробайко. Красавица, умница, законодательница мод, хранительница традиций. Знакома со всем городом: градоначальник слушается её совета, фабриканты не брезгуют зайти на огонек… А влюбилась в простого охотника. Так разве бывает? Бывает, наверное. Но у нее прибыльный бизнес: кабаре с выпивкой и девочками. И при чем здесь Пыльца?

— Маша… А Елена не предлагала денег на амулет для Бабули? Всё-таки, богатая женщина…

— Нет.

— Никогда?

Маша только покачала головой.

Лумумба, например, сразу сказал: никаким амулетом заклятье не снять. Но он — маг, и такие вещи просто знает. А она?

Я вскочил.

— Ты чего? — удивилась Маша.

— Нужно торопиться. — я попытался натянуть мокрую рубаху. Ткань жалобно затрещала.

— Куда?

— В город. А то будет слишком поздно…

Глава 20

— Вы уверены, что это необходимо? — я затравленно топтался возле бани. — Может, я просто кепку надену? Или парик какой?

Любовь Александровна игриво хихикнула, пожав круглыми плечиками.

— Ну где я тебе, соколик, парик возьму? Разве что, из соломы… — она подошла близко-близко, чуть не уткнувшись в меня высокой грудью. — А хочешь, девкой тебя вырядим? Косу-то, глядишь, найдем. Сарафан красный, лапти… — и нежно так провела ручкой по моей щеке. — Бровушки насурьмим, щечки нарумяним, губки…

— Нет! — я отскочил, уворачиваясь от очередной ласки. — Обойдусь, спасибо большое. Давайте лучше красить.

— Ну вот, другое дело… Идем, сокол ясный. — кивнув, она скрылась в предбаннике. Я покорно поплелся следом. — Внешность у тебя уж больно, милок, колоритная. — бормотала будто бы себе под нос любезная Любовь Александровна, размешивая краску. — Малой маскировкой не обойдёсся… А так — кудри твои буйные черными сделаем, кафтанчик подберем, сапожки — глядишь, и за человека сойдешь…

— Может, я того, магией? По смене личин у меня пятерка была.

— Не выйдет. — поджала губки хозяйка, наливая в ушат воды и пробуя её локтем. — Пыльцы-то совсем нема. Мы граждане послушные, ни в чем таком не замешаны… Так что, если у тебя самого не припрятано…

Я горько вздохнул. Весь запас, что был у нас с Лумумбой, сгинул вместе с гостиницей.

— Да ладно, не кобенься. — она гостеприимно махнула полотенцем на тазик. — Сделаю в лучшем виде, мама родная не признает.

Обрез вернулся злой, как цепной кобель — как же, такой шанс разбогатеть упустили! Золота под расщепленным дубом не оказалось, только свежеразрытая яма с осыпавшимися краями.

Бесполезно было доказывать, что уж он-то к кладу не имеет никакого отношения…

Когда я заявил, что возвращаюсь в город, Таракан стал отговаривать.

— Пожары, убийства — у нас давным давно такого не было, — говорил он. — Народ уверен: всё началось с вашего приезда. Знаешь, чем заняты уцелевшие в бойне с имперцами охотники? Сидят по трактирам, демонстрируя боевые ранения, и пьют за счет сердобольных граждан. Попутно расписывая всем желающим мажеский беспредел.

— Мы потому и приехали, что беспредел!

— Это еще доказать нужно. А бесплатное магическое шоу, что устроил твой наставник, перед тем, как гостиницу подпалить — полгорода видело.

— Есть доказательства. — мрачно напомнил я. — Наш осведомитель, Лёня Кукиш, оставил улики. Лумумба не виноват…

— И где они?

Я сник. Улики — поддельная монета, сережка и пакетик с Пыльцой, тоже сгорели в гостинице.

— Узнают тебя — и повесят на ближайшем фонарном столбе. — сплюнул Обрез. — Будет городу бесплатное украшение.

— Нужно подождать. — гнул своё Таракан. — Несколько дней, может, недельку… Пока хоть немного не схлынет.

— Нельзя ждать! — горячился я. — Пока мы тут загораем, она золото вывезет, следы заметет, и тогда уже точно ничего никому не докажешь.

— Послушай… — Таракан замялся, коротко глянув на Обреза. — Давай начистоту: так ли оно тебе надо?

— Не понял. — я злился всё сильнее.

— Наставника твоего…

— Пустьземляемубудетпухом. — вставил Обрез.

— Пусть земля ему будет пухом. — кивнул Таракан. — Уже не вернешь. Ты в свою Москву укатишь. А нам здесь жить.