Изнанка судьбы - Лис Алина - Страница 27

Отповедь не смущает красавчика. Он улыбается, все так же облизывая меня восторженным взглядом, чуть склоняется и шепчет:

— Кошачий глаз.

— Что?

— Кошачий глаз. Он серый и сияет перламутром. В нем загадка. Глупцы находят кошачий глаз не таким привлекательным, как вульгарные самоцветы, но я скажу: он прекрасен! Неброская красота и скрытая за ним тайна завораживают. Невозможно оторваться от его чарующей глубины, — с придыханием говорит Риэн.

Наивное бесстыдство или находчивость собеседника тому причина, но я вдруг улыбаюсь в ответ — благосклонно и призывно.

Элвин

Тварь лежала на боку, раскинув лапы, неприятно похожие на человеческие руки. Размеры монстра — не меньше десятка футов, не считая мясистого короткого хвоста — внушали уважение. Не меньшее уважение внушали зубы, похожие на мелкие тонкие иглы. Почти такие же иглы, темно-зеленые, в тон болотного цвета чешуе, топорщились на холке, торчали частоколом вдоль позвоночника. И иглы, и сама чешуя влажно поблескивали от слизи.

Пожалуй, наиболее отвратительным в твари было неуловимое, но пугающее сходство с человеком. Большие глаза навыкате под пленкой век, тонкая переносица, оканчивающаяся курносым пятачком, мясистые ярко-алые губы вокруг неестественно огромного рта.

— Редкостная милашка, — заключил я, переворачивая ее на другой бок пинком. — И выглядит до отвращения материальной. Ты поэтому хотела мне ее показать?

Тела порождений Изнанки — неважно, идет речь о полуразумных и полезных вулях или всякой пакости вроде грисков, — после смерти быстро теряют плотскую основу. Становятся пустыми и легкими. Оболочка, мумия. Тронешь — рассыплется черным прахом.

— Поэтому тоже, — Иса натянула шелковые перчатки, без тени брезгливости на лице открыла твари пасть и уставилась внутрь, словно надеялась увидеть там ответы на все незаданные вопросы.

Я залюбовался. Наблюдать за княгиней всегда приятно, любое, даже самое простое действие она проделывает с неизменными изяществом и грацией, недоступной смертным. А уж на контрасте с омерзительной тварью эффект получался и впрямь убойный.

— Отлично смотритесь вместе — красавица и чудовище. Тебе надо заказать портрет с этой пакостью.

Стормур громко фыркнул:

— Держи свои советы при себе, Страж. Тебя не для этого позвали.

Я сделал вид, что не услышал его реплики.

— Кстати, перчатки лучше сжечь. Готов спорить, что слизь ядовита.

Она кивнула, не выказывая паники. Отпустила монстра, медленно стянула перчатки и швырнула на труп два белых комочка:

— Что скажешь?

— Это не монстр из леса. И не химера. Поэтому и сохраняет стабильность. Я бы предположил, что когда-то это было человеком. Одержимый Хаосом, скорее всего.

Стормур снова фыркнул, а я намеренно проигнорировал эту демонстрацию презрительного недоверия. Братец-буря на дух не переносит, когда его не замечают или не принимают всерьез.

Он по-прежнему немного раздражал меня, но эта неприязнь была как легкий бриз по сравнению с ледяным шквальным ветром самозабвенной ненависти Стормура. Фэйри вообще постоянны в своих страстях, а нежные чувства регента хансинорского двора еще и подпитывал уродливый ожог по форме моей ладони, который он имел удовольствие каждый день наблюдать в зеркале на своей щеке.

Княгиня повернулась к брату:

— Видишь! Никто не знает о Хаосе больше Стражей.

Она ошибалась, но я не стал ее поправлять.

— Откуда у тебя эта зверушка?

— Он напал на Стормура. Вчера. Прямо на улице.

Я приподнял бровь:

— О, я смотрю, лорда-бурю любят женщины и домашние питомцы. Не иначе как за доброту и отзывчивость.

Княгиня нахмурилась, но оставила шпильку без внимания. А вот ее братец, разумеется, не смог смолчать:

— Ты, остряк-самоучка. Думаешь, это смешно?!

— Ну да. Смешно.

— Чего еще ожидать от бывшего человека? — он выплюнул это с непонятным торжеством, точно поймал меня на чем-то позорном. — Ты как был, так и остался гнусной тварью, не знающей ни слова «честь», ни уважения к памяти павших.

— Стормур! — клянусь, в голосе Исы было столько льда, что во дворе заметно похолодало. А она повернулась ко мне и добавила: — Не задирай моего брата, Элвин. Погибло трое его людей, прежде чем они сумели справиться с монстром. Так что не оскорбляй память павших.

— Хорошо, не буду. Если я больше не нужен, я пойду?

— Нет, не пойдешь. Это не первое покушение. Я хочу, чтобы ты защитил моего брата, пока он гостит в Рондомионе.

Предложи она мне выйти на центральную площадь и публично объявить себя идиотом, я и то меньше бы удивился.

— Княгиня изволит шутить? — осторожно осведомился я.

Нельзя же знать, какие трепетные и взаимные чувства связывают нас с братцем-бурей, и предлагать такое всерьез.

Повелительница города покачала головой. Ее лицо было пугающе серьезным. Как у похоронных дел мастера при исполнении.

— Но это же бред!

— Я говорил, что обращаться к Стражу — плохая идея, — процедил Стормур. — Он слаб и труслив, а я способен защитить свою жизнь без человеческого отродья.

— Не иначе как от моей слабости ты теперь разгуливаешь с таким красивым личиком, — промурлыкал я, чувствуя, как в голову ударяет опасное бешенство.

Нельзя давать ему волю.

Даже если очень хочется.

С тех пор как моя настоящая рука сменилась протезом, от былого могущества остались одни ошметки. Все, что я мог, — скрывать унизительную слабость.

— Прекратите! Это не обсуждается! — теперь в голосе Исы хрустели и сталкивались плавучие ледяные глыбы Великого Северного моря.

— Совершенно верно, это не обсуждается. Потому что я в этом не участвую.

— Элвин! — она взяла меня за руку холодными пальцами. И взглянула — так, как только она и умела, с требовательным, властным высокомерием. — Мне дорог мой брат, а ты знаешь о Хаосе и измененных больше, чем любой из моих вассалов. И все фэйри помнят, как ты уничтожил Орден двадцать лет назад.

«Уничтожил» — откровенное преувеличение. Я до сих пор с досадой вспоминаю, что лорду-командору удалось уйти от возмездия. Оставалось уповать, что за прошедшие двадцать лет он тихо скончался от старости. Людям это свойственно.

— Кроме того, ты закрыл врата для богини Хаоса в Цере, — продолжала княгиня.

Еще одно крайне спорное утверждение. Я понятия не имею, какому ритуалу в действительности помешал, когда вписал своей кровью и кровью Рэндольфа руны в созданное культистами заклятье. Чтоб я сдох, тогда это казалось хорошей идеей! Но чем больше я думаю об этом, тем чаще прихожу к выводу, что не учел что-то важное.

Спору нет, впускать богиню Хаоса обратно в мир — плохая, очень плохая идея. По слухам, она была пренеприятнейшей особой. Имела привычку носить на шее ожерелье из черепов своих врагов, вырывать сердца из груди, а питалась преимущественно свежей кровью. Совершенно не та леди, которую захочется пригласить на пару танцев. Да и вообще темнокожие восьмирукие красотки не в моем вкусе.

Но стоило десять раз проверить расчеты, прежде чем встревать в структуру чужого заклятья. И уж тем более стоило подумать перед тем, как вливать свою кровь, силу, суть, преграждая путь чужому замыслу.

— Но главное: мы получили пророчество от Валы. Нить жизни Стормура оборвется еще до Мидста, если рядом не будет Стража с металлической рукой. Вот почему он прибыл в Рондомион, и вот почему он останется здесь на всю зиму.

Не будь Стормур таким самовлюбленным ублюдком, я бы ему посочувствовал. Тяжело сознавать, что твоя жизнь зависит от ненавистного врага. Еще труднее заткнуть самолюбие и принять помощь этого врага.

Судя по высокомерно-презрительной гримасе на лице лорда-бури, он и не собирался.

— Да-да! Понял, только я могу спасти его бесполезную жизнь. Соболезную. Возможно, стоит заранее озаботиться мерками для гроба.

Я готов многое сделать для Исы. Просто в память обо всем, что связывало нас. Но выступать телохранителем ее сволочного братца?! Увольте.