Отважная лягушка (СИ) - Анфимова Анастасия Владимировна - Страница 39

Сытая и пьяненькая рабыня равнодушно пожала плечами.

— От того, что Хезин умер, жизнь урбы не остановилась. Хвала богам, все остальные живы и невредимы. А дети часто умирают, госпожа. Мать моего второго хозяина, достойная и уважаемая женщина, родила пять дочерей и три сына. Но бессмертные боги позволили только одному стать взрослым… Ах, госпожа! — прочувственно вздохнула невольница и неожиданно заговорила о другом. — Видели бы вы, как деревенским представление понравилось! Как хлопали, как благодарили. Здесь с сотворения мира артисты не бывали, вот деревенские и натаскали столько еды. Даже бражки принесли.

Улыбнувшись, она причмокнула губами.

— Но, как же Хезин? — слегка угрожающе, но с заметной растерянностью набычилась Ника.

— Так он умер, госпожа, — беспечно отмахнулась собеседница. — Какой-нибудь голубь или воробушек уже отнёс его чистую душу на райские поля, где она будет пребывать до скончания времён. А живым надо жить.

Крякнув, но не найдя, что возразить, хозяйка подставила сложенные ладони под струю воды.

— Завтра его похоронят, — зевая, проговорила рабыня, поливая ей из кувшина. — Отвезут подальше от деревни, чтобы никому не мешал…

Фыркнув, госпожа сорвала с её плеча полотенце, и женщина сочла за благо замолчать.

Несмотря на неизгладимое впечатление, произведённое игрой артистов на местную публику, провожать их утром пришли только ребятишки. У взрослых начались ежедневные трудовые будни, неожиданно прерванные приездом незваных гостей. Только дети, окружив фургон редкой стайкой, выспрашивали актёров: собираются ли они когда-нибудь вернуться, чтобы устроить ещё более смешное представление? Те отвечали многословными пустыми обещаниями.

А повеселевший Гу Менсин солидно прощался с местным старейшиной, всё-таки завернувшим по пути на поле, чтобы их проводить.

Место для могилы выбрали на их прошлой стоянке, неподалёку от главной дороги. Хмурые мужчины принялись долбить неподатливую, каменистую землю деревянными с железной полоской на конце штыка лопатами. Женщины, плача и причитая, вынесли на одеяле тело мёртвого мальчика.

Ника хотела уйти куда-нибудь, чтобы не видеть скорбной церемонии, но терзавшая её совесть заставила остаться, хотя и позволила держаться в стороне. Омытое водой из озерка тело завернули в более-менее чистые тряпки, оставив открытым лицо, и украсили зелёными ветками.

Опустившись на колени, мать с распущенными волосами и расцарапанным лицом негромко пела колыбельную мёртвому сыну под аккомпанемент тихого воя подруг. Ника со страхом почувствовала, как по спине забегали противные, холодные мурашки.

Тсева положила на спелёнутое тело брата грубо сшитую матерчатую куколку. Всхлипывая и размазывая кулачком слёзы, Менран оставил рядом с ней игрушечный деревянный меч. Женщины осторожно одели на голову Хезина венок из полевой травы.

Путешественница кое-что знала о погребальных обрядах цивилизованных народов. Аристократы и состоятельные люди предпочитали сжигать тела умерших с соблюдением великого множества различных церемоний. Бедняки предавали усопших земле на городских или сельских кладбищах. Девушке показалось странным то, что артисты не похоронили мальчика в деревне, но от вопросов она воздержалась.

Подошёл Гу Менсин с мужчинами. Женщины перестали выть, только несчастная мать продолжала петь колыбельную.

— Пора, Крина, — тихо проговорил старший урбы. — Твоему сыну больше нечего делать на поверхности земли. Отдай его тело Артеде.

Всхлипывая и кивая, та встала, что-то тихо бормоча себе под нос.

Ун Керат и трое мужчин взялись за углы одеяла, на котором покоился завёрнутый в саван трупик Хезина.

— Стойте! — внезапно вскричала Приния. — А монетку? Чем он заплатит перевозчику?

— У нас ничего нет, растерянно развёл руками толстяк. — Мы отдали всё до последнего обола.

Ника поняла, что его супруга либрийка. Особой разницы между религией радлан и либрийцев нет, даже боги почти одни и те же, но либрийцы верят, что прежде чем попасть в загробный мир, отделённый от царства живых рекой Смерти, душа должна заплатить перевозчику Анору. Пантеон радлан обходится без этого персонажа. Крина и кто-то из артистов тревожно охнули, а Корин Палл досадливо поморщился.

— У меня есть, — поспешила путешественница спасти ситуацию. Отвязав от пояса кошелёк, она торопливо достала первую попавшуюся монету.

— Спасибо, госпожа Юлиса, — поблагодарил старый актёр. — Теперь Хезин не останется между мирами мёртвых и живых.

Ун Керат с силой надавил на подбородок сына, заставив нижнюю челюсть трупа податься назад.

Девушка отвернулась, вновь чувствуя на щеках жгучие слёзы стыда. К могиле она подошла только после того, как артисты обложили вытянутый холмик дёрном и поставили небольшой плоский камень.

Покончив со скорбными делами, они разошлись. Только несчастная мать осталась возле последнего приюта своего сына, да в стороне, прикрыв лицо накидкой, безмолвно стояла Ника, волей судьбы оказавшаяся одной из причин случившегося несчастья.

Тем временем женщины готовили скорбную тризну. Когда путешественница вернулась на стоянку, оставив Крину наедине с сыном, то узнала, что артисты и сейчас не оставили своих привычек, прихватив в деревне двух случайно подвернувшихся кур.

Перед тем, как приступить к еде, разлили остатки браги, и Гу Менсин произнёс прочувственную речь, в которой говорил о многочисленных достоинствах Хезина и о том блестящем будущем, что ожидало его на пути служения Нолипу. Погружённая в свои мысли, Ника слушала краем уха, машинально поглаживая кончиками пальцев шершавый край чаши.

Утолив первый голод, артисты опять стали проклинать Сфена Бетула.

Ун Керат внезапно решил выяснить у Гу Менсина подробности о чародее, готовом за соответствующее вознаграждение отомстить за смерть Хезина с помощью магии. Как и следовало ожидать, данная тема вызвала живейший интерес, и толстяк едва успевал отвечать на многочисленные вопросы.

Невольно поморщившись, путешественница подумала, что весьма вероятно, большую часть из них он просто придумывает на ходу. Впрочем, члены урбы слушали своего старшего с таким благоговейным вниманием, что она решила оставить свои подозрения при себе. Хотя это и стоило некоторых усилий, ибо терзавшее её чувство вины никуда не делось.

После короткого отдыха их маленький караван тронулся в путь, оставив у неизвестного озерка безымянную могилку.

Когда выехали на мощёную дорогу, Ника задремала, к сожалению, очень ненадолго. Всё же отсутствие рессор давало о себе знать. Часа через четыре повозка артистов повернула, фургону Ники тоже пришлось последовать за ними, чтобы вскоре оказаться у небольшого городка, окружённого невысокой, кое-где до половины обвалившейся стеной. Поскольку урба не располагала денежными средствами даже на оплату въездной пошлины, то после недолгого совещания артисты решили остановиться примерно в полкилометре от города возле каких-то закопчённых развалин, поросших мелким кустарником и бурьяном.

Несмотря на явное пренебрежение властей Иокдама к состоянию оборонительных сооружений, здесь, как и повсюду на Западном побережье, городские ворота закрывались с наступлением темноты. Учитывая, что солнце уже клонилось к закату, Ника поняла, почему старший урбы отложил визит к здешним консулам до утра.

Девушка тоже собиралась в город, чтобы сбыть свои суперсапоги, они же меховые недочулки. Вряд ли за них удастся много выручить, но этим она хотя бы сможет объяснить артистам свою ночёвку на постоялом дворе. Спать в фургоне путешественница уже устала, да и помыться нормально не мешает.

Пока Ника тешила себя подобными мечтами, актёры привычно обустраивали привал. Мужчины рубили и ломали в зарослях сухостой, а женщины мыли фасоль, месили тесто для пшеничных лепёшек. Всё как всегда. Вдруг её внимание привлёк чей-то визгливый голос.

— Это наше место! — шагах в сорока верещала сутулая, кривоногая особа неопределённого пола и возраста в каких-то невообразимых лохмотьях. — Мы тут всегда ночуем. Уходите или платите десять риалов!