Отважная лягушка (СИ) - Анфимова Анастасия Владимировна - Страница 38

Очнувшись, путешественница обвела невидящими глазами потолок фургона, расставленные вдоль стен корзины и с раздражением отбросила меховое одеяло.

— Звали, госпожа? — с треском распахнув дверцу, озабоченно спросила рабыня.

— Нет, — отмахнулась Ника, прекрасно понимая, что имел ввиду тот мерзкий голос совести. — Принеси попить.

— Сейчас, госпожа, — Риата исчезла.

А её хозяйке опять захотелось плакать от переполнявшего душу стыда. Слёзы уже закипали на глазах, когда появилась невольница с чашкой воды.

Залпом осушив её, девушка взглянула в открытую дверку. Вечерело.

— Артисты ещё спят?

— Кто как, госпожа, — понизила голос рабыня. — Мужчины ещё не проснулись, а женщины уже ужин готовят.

— У них ещё продукты остались? — хмыкнула путешественница, выбираясь наружу.

— Мы тут поляну кандыка нашли, госпожа, — проговорила Риата, и видя непонимающее лицо хозяйки, пояснила. — Это корешки такие. Не то, чтобы очень вкусный, но есть можно.

Расправив платье, Ника старательно отводила взгляд от фургона актёров, но какая-то неведомая сила упрямо заставляла голову поворачиваться в ту сторону.

Лицо Хезина, к счастью, рассмотреть не удалось, но сидевшая у его изголовья мать плакала, отгоняя веточкой надоедливых мух от неподвижного сына.

Трезвый и уже довольно циничный разум девушки прекрасно понимал бесполезность и даже вред подобных переживаний, иссушавших душу и терзавших сердце, но она ничего не могла с собой поделать.

Судя по внешнему виду, Менран почти оправился от пережитого, только иногда вздрагивая от чьих-то чересчур резких слов, да немного заикался. Вечером он с другими ребятишками уже лазил по озеру в поисках съедобных ракушек.

Милосердная природа наградила детей способностью быстро забывать несчастья в кругу родных, любящих людей.

А вот Хезину становилось всё хуже. Он уже не кричал, лишь громко стонал, приходя в сознание. Приния приготовила травяной настой, чтобы сбить жар, но больной смог проглотить только пару ложек, которые не принесли облегчения. Нос у него заострился, щеки ввалились.

Ника поймала себя на том, что то и дело смотрит в сторону умирающего мальчика, всякий раз ощущая острый приступ стыда. И хотя ей совсем не хотелось спать, забралась в фургон, чтобы спрятаться от него хотя бы за тонкими дощечками.

Когда собирались, путешественница обратила внимание, что Менран уже не смог встать, и его отнесли в фургон на руках. Чувствуя, как сжимается от жалости сердце, девушка понимала, что никогда не избавится от вины перед несчастным мальчиком, чья смерть останется вечным укором её глупой жадности. Однако, сегодня это ощущение уже не так застилало разум.

Она ожидала, что они вернутся на мощёную камнем дорогу, однако артисты направили повозку дальше в холмы. Устав трястись в дребезжащей повозке, путешественница долго шла рядом по жёсткой, порыжелой траве.

Судя по всему, большой войны или даже набегов крупных шаек здесь тоже давно не видели. Ибо ничем иным невозможно объяснить разброс крестьянских подворий по склонам долины, протекавшая по дну которой речушка разливалась в небольшое озерко. Ниику удивило отсутствие жилищ поблизости от воды. Её сомнения легко разрешила невольница.

— Наводнений боятся, госпожа. Видно, речка весной разливается.

Передний фургон остановился возле маленького сельского святилища, посвящённого богине зари Ауре. Тут же собралась небольшая группа взрослых и куча разновозрастной ребятни. В отличие от прошлого раза, в этой деревне урбу встретили вполне благожелательно. Очевидно, в расположенное в стороне от больших дорог селение артисты заглядывали редко. Судя по довольной физиономии Гу Менсина, переговоры с местным начальством прошли более чем конструктивно, и артисты направили повозку к озерку.

Отец с матерью вынесли из фургона полубесчувственное тело Хезина, и уложив в тени, заботливо прикрыли одеялом. Ника с неудовольствием отметила, что на него уже почти никто не обращает внимания. Она даже не видела, чтобы к мальчику подходили другие дети, кроме сестры. Видимо, и сверстники уже поняли, что приятель не выздоровеет и не будет больше с ними играть.

Хезин умер во время представления, когда его отец вместе с другими артистами разыгрывал перед жителями деревни чрезвычайно фривольную комедию. Зрители от души хохотали над проделками ловкого мошенника, обманывавшего злого старого ростовщика с его женой. А мальчик хрипел, жадно хватая воздух бледными губами. Только на миг девушка поймала полный смертельного горя и безмолвного укора взгляд матери, сидевшей у ложа умирающего сына. Но и этого оказалось достаточно, чтобы Ника, не выдержав, убежала к воде, где долго плакала, забившись в гущу кустов тальника.

Слёзы закончились, когда со стороны деревенского святилища, где шло представление, донёсся грохот аплодисментов и приветственные выкрики. Очевидно, селяне по достоинству оценили искусство заезжих артистов.

Путешественница ещё долго сидела, закутавшись в накидку, кое-как спасавшую от влажной прохлады и последних в этом году комаров. Хотелось спрятаться ото всех и не думать ни о чём.

Отыскала её Риата, встревоженная долгим отсутствием хозяйки.

— Ужинать пора, госпожа, — робко проговорила она, переступая с ноги на ногу. — Все только вас ждут.

Молча кивнув, Ника с горечью подумала: "Надо идти, от жизни не спрячешься".

Показались тёмные силуэты фургонов, ярко горевший костёр. И тут её словно пыльным мешком ударили. Решив, что показалось, девушка ускорила шаг, обогнав невольно шарахнувшуюся в сторону рабыню.

Нет, слух путешественницу не подвёл. От стоянки слышались довольные голоса и смех. Она едва не споткнулась. Да как же так?! Только что, всего пару часов назад умер один из их урбы, мальчик, ставший жертвой разнузданного разврата гостей Сфина Бетула! А они смеются!

— Госпожа Юлиса! — завидев её, вскричал Гу Менсин с широкой улыбкой. — Садитесь ужинать. Сегодня нам щедро заплатили! Да благословят Артеда и Ангипа тяжкий труд этих добрых людей.

На старой, покрытой заплатами накидке, служившей скатертью, горами лежали пышные лепёшки, красновато-розовые яблоки, подвяленный виноград, стояли миски с маслинами и блюдо речных креветок.

Оглядевшись, Ника, к досаде и удивлению, не заметила ни одного грустного лица. Впрочем, родителей умершего мальчика она у костра не увидела.

Весело скалясь, глава урбы продемонстрировал собравшимся тощий кожаный бурдюк. Стоявший рядом Менран, хихикнув, подал отцу неглубокую керамическую чашу, украшенную простеньким рисунком.

Медленно наполнив посуду коричневой, в полумраке похожей на кока-колу, жидкостью, старый артист торжественно вручил её знатной попутчице.

— Что это? — недоверчиво проговорила та, принюхиваясь. — Вино?

— Не совсем, госпожа Юлиса, — с явным сожалением вздохнул толстяк. — Бражка на виноградных выжимках. Но и в ней тоже заключена волшебная сила Диноса!

Пока девушка приглядывалась и принюхивалась к подозрительному напитку, старший урбы с помощью сына разливал его по мискам.

— Восславим Нолипа! — громогласно объявил Гу Менсин, поднимаясь на ноги. — Враги могут отнять у нас имущество, свободу, даже жизнь. Но благословение солнечного бога навсегда останется с нами, и подтверждение тому — этот щедрый стол!

Артисты одобрительно зашумели. Путешественница осторожно отпила из чаши. Вкус своеобразный, но алкоголь явно присутствует.

Приния, улыбаясь, стала раскладывать по мискам фасоль с оливковым маслом.

"Неужели им совершенно наплевать на несчастного мальчика? — в смятении думала Ника, дуя на разваренные зёрна. — Вот так урба, одна семья! Парнишка умер, а они ржут, как кони!"

Девушка почувствовала, что начинает презирать этих людей. Ну хорошо, даже если артисты боятся отомстить, неужели нельзя высказать скорбь или сожаление?

Не в силах справиться с обуревавшими её думами, путешественница перед сном высказала Риате всё, что думает об их спутниках.