Стертая - Терри Тери - Страница 55

И снова скрытые послания. Мама подсказывает, как нужно сыграть. Глупая девчонка... отправилась к Бену... ей Бен не нравится.

Спасибо, мама.

Поворачиваюсь. Открываю глаза. Улыбаюсь сонной, глуповатой улыбкой. Моргаю.

— Живот болит, — жалуюсь я.

— Бедненькая. Послушай. Эти джентльмены хотят задать тебе несколько вопросов. Давай я помогу тебе сесть. — Мама возится с подушками. — Расскажи им то, что рассказывала мне. — Еще одно скрытое послание? Рассказать то, что знает она? Еще бы вспомнить, что она знает, а что нет.

Надевай маску. Я вызываю из памяти Себастиана и то выражение, что было в больнице на лице Феб: открытое, блаженное. Вешаю улыбку, которая соскальзывает при повороте головы.

— Да, мам. — Я поворачиваюсь к нетерпеливо переминающимся у двери мужчинам. Похоже, ждать они не привыкли. Может быть, и ждут лишь потому, что знают, чья мама дочь. И будь иначе, меня бы без церемоний увезли из дома и допросили в другом месте.

Младший из двоих заглядывает в нетбук.

— Вы — Кайла Дэвис?

— Да.

— Почему вы отключились вчера?

И даже не спрашивает, что случилось? Я удивлена, но стараюсь не подать виду.

— Я очень расстроилась. Мой друг, Бен, не пришел в школу, и другой друг отвез меня к нему домой — узнать, все ли в порядке.

— Другой друг? — спрашивает опять же тот, что помоложе. Время от времени он уважительно поглядывает на маму. Но беспокойство вызывает другой, постарше, поза которого говорит, что начальник здесь он.

Отвечать? Мама знала.

— Джазз Маккензи... Джейсон. Вообще-то он друг моей сестры, но присматривает и за мной.

— И что потом?

— Бену было плохо... очень плохо. — Я добавляю жалобную нотку. — Там стояли машины «Скорой», и Джазз сказал, что мы не должны им мешать и что мне надо домой. Но я беспокоилась из-за Бена и, наверно, поэтому отключилась.

— Этот Бен, — фыркает мама. — От него одни проблемы.

— Папа и мама сказали, что мне не надо бегать с ним, а я так люблю бегать. — Я смущенно улыбаюсь.

— Бен показывал тебе таблетки?

— Таблетки? Вроде бы нет. — Таблетки видела Эми. — Нет, подождите. У него были в сумке таблетки от головной боли. Он выпил одну в воскресенье, когда плохо себя почувствовал.

— Думаю, этого достаточно, — говорит мама. — Девочка еще не оправилась.

И, словно по команде, в животе закружилась карусель. Но теперь я не пытаюсь остановить ее и чувствую, как бледнеют щеки.

— Мама, меня сейчас вырвет. — Она успевает схватить ведро. Меня рвут конвульсии, и голова раскалывается от боли. Желудок практически пустой, но лордеры морщатся и отворачиваются.

— На сегодня хватит, — говорит мама.

Тот, что моложе, поворачивается к выходу, но второй, постарше, качает головой и поднимает руку. Первый останавливается.

— Не хватит. — Старший смотрит на младшего. — Обыщи комнату.

— Это действительно так уж необходимо, агент Коулсон? — ледяным тоном спрашивает она, делая упор на имени лордера и давая понять, что знает, кто он такой.

Он вскидывает бровь.

— Думаю, да, необходимо. Но сначала уведите ее. — Агент указывает на меня небрежным кивком.

Я все еще сижу над ведром.

— Она не может идти. Вам придется помочь ей, — говорит мама.

Младший лордер подходит ко мне, поднимает и, скривившись, словно держит на руках мерзкую канализационную крысу, несет меня в соседнюю комнату и кладет на кровать Эми.

Обыскивают мою комнату, наверняка ищут «пилюли счастья». Никаких таблеток они не найдут. Лежу на подушке, и сил нет ни думать, ни двигаться. «Рисунки», — шепчет внутренний голос, и я открываю глаза.

Под ковром у окна спрятаны мои рисунки с Джанелли, сделанные после того, как его забрали лордеры. Мама сказала уничтожить их, и теперь я так жалею, что не сделала этого. И еще там портрет Бена. Если они увидят его, изображать невинную малышку Кайлу будет уже бесполезно. Они поймут мои чувства к нему. Я закрываю глаза, отсчитываю минуту за минутой. Слышу, как мама выговаривает лордерам за беспорядок. Все спокойно, никто не кричит «посмотри, что я нашел!». Может, и вправду не найдут? Я уже надеюсь, хотя и не верю.

И вот наконец тяжелые шаги по коридору... вниз по лестнице. Минута, другая... звук мотора... Уезжают? Вот так просто? Почему-то мне кажется, что на этом их интерес ко мне не исчерпан.

Мама изобразила Бена таким, каким они хотели его видеть: опасный парень, от которого следует держаться подальше. И я подыграла ей. Поступила нехорошо, предала.

— Прости, Бен, — шепчу я, и слезы подступают к глазам. «Бен хотел уберечь тебя от неприятностей».

Я дремлю, не сплю и не бодрствую. Мысли плавают беспорядочно и бесцельно. Перед внутренним взором, словно стоп-кадры, мгновения: Бен на беговой дорожке. Сова его матери с раскинутыми крыльями. Бен в лунном свете моего сна.

Торопливые шаги вверх по лестнице. Дверь открывается. Пытаюсь открыть глаза, пошевелиться, но тело как будто налилось свинцом. Слышу неясное движение в коридоре, в моей комнате. Потом дверь снова открывается.

— Кайла? Я прибралась в твоей комнате. Идем. Эми вот-вот вернется. — Она помогает мне перейти из одной комнаты в другую. Здесь запах свежести и чистоты, на кровати новые, хрустящие простыни. Я почти забываю, что здесь были лордеры, что они лапали мои вещи.

— Спасибо, — шепчу я. За это и за все.

И снова проваливаюсь в темноту.

— Кайла? Я принесла супа. — Мама уже пришла в себя, от пережитого стресса не осталось и следа, как будто никаких лордеров в доме и не было.

— Не хочется.

— Тем не менее поесть надо.

Она помогает мне сесть, пытается кормить, но я отбираю у нее ложку и ем сама. Аппетита нет, но аромат и вкус томатов, апельсина и чего-то еще настолько хороши... Я ловлю себя на том, что проголодалась, а ведь этого не должно быть. Как можно есть после всего случившегося?

Доедаю суп.

— Нам нужно поговорить. Извини, тебе бы надо отдохнуть, но это не может ждать.

— Хорошо.

— Почему ты отключилась?

О том же спрашивали лордеры, но мама, конечно, заслуживает лучшего ответа.

Я откидываюсь на подушки. Что сказать? О чем не говорить? И как со всем этим справиться? Под ресницами набухают слезы, «Лево» начинает вибрировать. Но мама уже рядом — садится на край кровати, гладит по волосам.

Я открываю глаза и смотрю на нее сквозь слезы.

— Что ты знаешь?

— Джазз рассказал немного. Что ты беспокоилась из-за Бена. Что он отвез тебя к его дому, но ты не стала входить, потому что там стояла «Скорая помощь» и фургон лордеров. Что потом он привез тебя сюда.

Киваю и тут же морщусь от боли. Значит, насчет Джазза я не ошиблась: он не сказал, что я была с Беном.

— Что случилось с Беном? Пожалуйста, расскажи мне.

— Я не знаю наверняка.

— Мне нужно знать. Пожалуйста...

— Скажу, если что-то узнаю. Но ни в коем случае не спрашивай об этом у кого-то еще. Ты слышишь меня? Это очень серьезно. Не говори о Бене, не ходи с этим скорбным видом и никому ничего о нем не говори. Ни в школе, ни дома, ни где-либо еще.

Я смотрю на нее. Голова раскалывается, и боль становится невыносимой, когда я думаю о Бене. Как можно притворяться, что ничего не случилось? «Ты должна».

— Твоя единственная история — это то, что ты рассказала сегодня лордерам. Держись за нее, кто бы тебя ни расспрашивал: в Группе, в школе, дома.

Дома? Она имеет в виду Эми и папу. И это слово, история. Не правда, а моя история. Она знает больше, чем говорит.

Мама поднимается, идет к двери, но у порога останавливается.

— Да, Кайла. Я нашла тут недавно твой портрет Бена. Замечательный. Жаль, пришлось его уничтожить. — Она закрывает дверь.

Я тупо смотрю ей вслед. Спасибо, мам. Конечно, они нашли бы их. Но мама каким-то образом узнала, что они придут, и, пока я спала, обыскала комнату. И тут до меня доходит, что она нашла и набросок с Робертом и, должно быть, удивилась, откуда я знаю, как он выглядит. Откуда я вообще узнала о нем?