Стертая - Терри Тери - Страница 49

— Как у меня на рисунке, — говорю я и вдруг замечаю, что мой лист пришпилен к стене. Она делает свою сову с моей.

Оставляем Бена дома и уезжаем. Я вижу в окно, как он машет нам и возвращается в гараж.

Спокойная, тихая, легкая, вот такая была у Бена жизнь. И теплые чувства, связывавшие его с матерью и даже с щенком-переростком, бросались в глаза. Без ПБВ, без «пилюль счастья», без выскакивающих из засады сумасшедших.

Без меня.

Вечером ко мне заглядывает Эми — поболтать. Так и знала, что придет.

— Послушай, Кайла. Я вот думала... Может, папа и мама правы.

— Правы? Насчет чего?

— Насчет вас с Беном. Я так понимаю, что вы поспорили из-за чего-то и он почти отключился. Ни он, ни ты справиться с этим не в силах... Может, все-таки рановато? Может, вам не стоит встречаться? По крайней мере пока.

— Дело не в этом! — горячо возражаю я.

— Тогда в чем?

Врать ей я не хочу, а больше сказать нечего, поэтому я просто повторяю:

— Дело не в этом.

— Ладно. Помогать тебе видеться с Беном мы больше не можем, так что отныне решай сама. Спокойной ночи. — Она поднимается и выходит из комнаты.

Себастиан вздрагивает.

— Похоже, котик, остались мы с тобой вдвоем, — говорю я, и он урчит, похоже вполне довольный такой судьбой.

Никаких поцелуев до двадцати одного года.

Ха.

Возражать Эми бесполезно, хотя вывод свой она сделала, основываясь на ошибочном рассуждении. Бену и впрямь будет лучше без меня. Как бы ни было больно, я уйду из его жизни, пока не принесла беду.

ГЛАВА 43

На следующее утро прихожу на урок биологии раньше Бена — надо бы сменить место, сесть с кем-то еще. Но вместо мисс Ферн снова приходит Хаттен, а садиться ближе к нему мне не хочется. В общем, иду к задней парте, к Бену.

— Надо поговорить в перерыве, — шепчет он.

— Не могу.

Бен вскидывает брови.

— Почему?

— Занята.

— Это тебе будет интересно. И еще кое-что про мисс Ферн. Встретимся возле библиотеки, ладно?

— Но...

— Тихо, все, — призывает Хаттен. — Надеюсь, вы провели уик-энд так же хорошо, как и я. — Он усмехается, как бы намекая, что все получилось совсем даже наоборот, и кое-кто из девочек хихикает. Наклоняется к передней парте. На нем узкие черные брюки, облегающая тело темная рубашка с расстегнутыми пуговицами. Шелк?

Бен толкает меня в бок.

— Перестань пялиться. — Я вздрагиваю и оглядываю класс. Все девчонки — и даже некоторые мальчишки — не сводят глаз с преподавателя, совершенно им очарованные. Я же просто нервничаю.

— Сегодня мы продолжим изучение мозга, — говорит он, и мне становится еще тревожнее.

Но дальше Хаттен переходит к разбору ошибок в наших прошлых работах. Нам показывают бесконечные слайды, сканы и рисунки мозга — и урок, минута за минутой, движется к концу. Ничего не случается до самого звонка, когда он подмигивает мне.

На этот раз незамеченным знак внимания не остается, и завистливые взгляды дают понять, что меня ждет расплата. Позже.

Любопытство все-таки берет верх. Бен топчется возле библиотеки.

— Ну, что у тебя?

Он смотрит на меня, и по его лицу проходит тень.

— Не здесь. Идем прогуляемся.

Я иду за ним к школьным воротам. Смотрим по сторонам — влево, вправо — и выскальзываем в рощу. Туда, где Феб рисовала свою малиновку, вроде бы давным-давно, а на самом деле совсем недавно. Не прошло еще и трех недель. Идем молча по главной дорожке, потом сворачиваем на тропинку и углубляемся в чащу. Бен по-прежнему ничего не говорит и только мрачнеет и замыкается. Желание поговорить, если оно и было, испарилось.

— Так что там с мисс Ферн? — напоминаю я, не выдержав.

Он вздыхает.

— Ладно, начнем с нее. Я говорил, что мой отец — учитель в начальной школе? Вчера он и еще один преподаватель навещали мисс Ферн, с которой учились в колледже, в больнице.

— И как она?

— Выздоравливает. Множественные переломы: лежит на вытяжке.

— Так она действительно попала в автомобильную аварию, как все говорят? Это был несчастный случай?

— Несчастный — да, но не случай. Ее столкнули с шоссе.

— Лордеры? — шепотом спрашиваю я.

— Нет. — Бен качает головой. — Следствие еще идет.

— Но если не лордеры, кто еще мог сделать такое?

Он пожимает плечами.

— Понятия не имею. Просто подумал, что тебе будет интересно.

— Это все? Мне надо возвращаться...

— Кайла, послушай. Я обещал не предпринимать ничего, не поговорив раньше с тобой. Вот и разговариваю.

— О чем? — спрашиваю я с беспокойством. Что-то не так.

— Вот об этом. — Он закатывает рукав, обнажая «Лево». Яркий металлический браслет с цифрами на зеленом фоне — 7.8. Почему так высоко? Особенно счастливым Бен не выглядит. Он сжимает браслет другой рукой и резко поворачивает. Лицо искажает гримаса боли.

— Остановись! Что ты делаешь!

— Посмотри. — Бен вытягивает руку и поворачивает так, чтобы я увидела браслет. Цифры на зеленом изменились незначительно — 7.6, хотя после такого обращения с прибором уровни должны были бы улететь на дно.

— Не понимаю. Как ты это сделал?

— Принял одну из тех таблеток, что дал Эй-ден, и теперь, что бы ни делал, уровень не опускается. Много чего пробовал, но цифры одни и те же.

— И что?

— Неужели не понимаешь? Связь между «Лево» и мозгом блокируется таблетками. Прибор можно снять и не отключиться. — Лицо его сияет, глаза блестят от возбуждения. Как у больного.

— Ты не знаешь этого наверняка, — возражаю я, но мысли уже бегут в новом направлении. А если он прав? «Лево» считывает эмоции посредством чипа, хирургическим путем имплантированного в мозг. При слишком низком уровне он активирует устройство, которое на короткое время останавливает кровоснабжение мозга и вызывает потерю сознания, отключку; при еще более низком уровне кровоснабжение прекращается перманентно; далее следуют судороги и смерть. А если уровень не меняется?

— Да! Все складывается! Эйден ведь и говорил, что террористы снимают «Лево». Таблетки блокируют связь между мозгом и браслетом. Должны. — Он хватает меня за руку, заглядывает в глаза. — Подумай, Кайла, как здорово быть самим собой. Чувствовать что хочешь.

Он притягивает меня к себе, обнимает, и мое сердце бьется быстрее, в кожу как будто вонзаются тысячи иголочек, а тело желает чего-то неведомого и запретного. Чего-то, что мне должно избегать из-за «Лево». Каково оно, без него? Мы могли стать теми, кем хочется, быть вместе. Никто не мог бы сказать, что мы дестабилизируем наши уровни. Мы могли бы радоваться или печалиться — как угодно.

Да только это сказка. В этом мире для нас места не будет.

Я отстраняюсь.

— Что ты планируешь?

— Думаю принять несколько таблеток, а потом срезать и уничтожить «Лево».

Страх распускает щупальца внутри. Нет, Бен, нет.

— Что? Ты с ума сошел?

— Нет. Я был сумасшедшим, когда поверил всему, что мне сказали. Теперь я в своем рассудке. Эйден был прав, хотя и не до конца откровенен. С нами обошлись несправедливо. Посмотри хотя бы на то, что произошло вчера. Если бы рядом не оказалось Джазза и Эми...

Бен вздыхает, не договорив. Мне тоже не хочется об этом думать. Прошлым вечером я сопроводила это воспоминание к маленькой дверце в темном уголке мозга, пинком загнала его в камеру и заперла крепко-накрепко. И вспоминать о нем не желаю — чтобы не вылезло.

— Нет, Бен, ты не должен это делать.

— Эйден сказал, что террористы делали и у них получилось.

— Но получилось не у всех. Он сказал, что были и сбои. Ты не знаешь, как они это делали. И не забывай про боль. Ты ощущал ее, когда повернул свой браслет. Я же видела по твоему лицу. Какие-то связи остаются.

Он пожимает плечами.

— Переживу.

— Ошибешься — можешь умереть.

— А какой смысл жить вот так, как живем мы?

— Не говори так. И «Лево» невозможно срезать обычными ножницами, а уничтожить прибор практически невозможно.