Стертая - Терри Тери - Страница 33

Злость выдыхается, а глаза наполняются слезами. Я моргаю.

— Думала, с тобой что-то случилось.

— Так ты беспокоилась обо мне? — Он улыбается, вполне собой довольный. Но решить, что с ним сделать — ударить или обнять, — я не успеваю.

Бзззззз... Я раздраженно вздыхаю.

Бен берет меня за руку — 3.9.

— Идем. — Мы направляемся к беговой дорожке. — Посмотрим, как ты сегодня. Вчера немного тормозила.

Тормозила?! Я срываюсь с места первой и сразу включаюсь на полную. Бен постепенно сокращает отрыв, но не обгоняет. Не хочет? Я прибавляю еще, выкладываюсь на сто процентов и понемногу ухожу вперед. Ощущаю холодное удовлетворение. Вот так и должно быть...

Бег захватывает целиком, но в каком-то уголке проклевывается любопытство. Почему я так злюсь на Бена? Никаких разумных причин для этого нет. Да, вчера он сбил меня с толку тем, что сбежал, когда услышал о Люси, и не пожелал говорить об этом потом. С другой стороны, если он такой, как я, ему понадобилось время, чтобы все обдумать. А поскольку Бен рассчитывал успеть к уроку биологии, то с какой стати ему было извещать кого-то, что его там не будет? Ситуация хоть смейся.

Но мне не до смеха. Потому что во всем этом заключена серьезная проблема. Признавать существование которой я не хочу.

Кто для меня Бен?

Заканчиваем. Возле спортзала, с секундомером в руке, стоит Фергюсон. Мы проходим мимо.

— Рекорд... надо же, — бормочет он, качая головой. — Какая досада.

— О чем это он? — спрашиваю я, опережая Бена.

— Не знаю, но, похоже, мы побили какой-то рекорд.

— Но это же хорошо, да? — Не важно, какая за этим мотивация, не важно, насколько трудно воспроизвести то настроение, которое обеспечило такую отдачу.

Бен пожимает плечами.

— Конечно. Если тебе нравится бить рекорды.

— Но он сказал, какая досада.

— Разумеется. Потому что в соревнованиях мы участия не примем.

Я останавливаюсь как вкопанная.

— То есть как это?

— Зачищенных не разрешается включать в состав школьных команд. Ты же знаешь.

А ведь действительно знаю. Мне это говорили, только, может быть, другими словами. А вот сама я не догадалась протянуть логические ниточки и связать то предупреждение с бегом.

— Но если так, то зачем нам тогда вообще тренироваться? В чем тут смысл? — Я начинаю горячиться, но уровень остается пока достаточно высоким.

Бен разводит руками.

— В прошлом году я спросил Фергюсона, можно ли мне тренироваться с остальными. Он посмотрел, как я бегаю, и разрешил. С тобой, наверно, та же ситуация. Я тренируюсь с командой, тяну ребят за собой, помогаю показывать лучшие результаты.

— А тебе не досадно? Ты — лучший, я, может быть, тоже. Но участвовать в соревнованиях нам запрещено. Это же несправедливо.

— Может, лучший — я, может, лучшая — ты, а может, я просто уступил тебе сегодня, — поддразнивает Бен. На самом деле ему все равно.

Но я не злюсь, а замыкаюсь в себе. Как Феб, одинокая и несчастная, на рисунке мистера Джанелли. Даже Бену, при всем его желании выяснить, что случилось с Тори, похоже, нет дела до того, насколько несправедливо все устроено.

Бен спрашивает, не хочу ли я потренироваться перед собранием Группы в четверг. Потренироваться? Ради чего? Но я соглашаюсь, и тут же звонок приглашает нас на следующий урок. Вид у меня еще тот: волосы мокрые, одежда липнет к спине, а времени воспользоваться душем уже нет. Сидеть рядом со мной на английском точно никто не захочет.

В этом отношении ничего не меняется.

В конце учебного дня меня ловит миссис Али.

Ласково улыбается, глаза теплые. По спине пробегает холодок.

— Кайла, дорогая, нам нужно поговорить.

Мы остаемся в классе, ждем, пока все уйдут.

Учительница английского замечает миссис Али и, пробормотав что-то насчет чашки чая, выходит из комнаты.

— Как дела, дорогая?

— У меня все хорошо. — Я уже остыла после бега и теперь ежусь в неприятной, мокрой одежде.

— Понятно. Есть какие-то проблемы?

— Нет.

— Хорошо. Тогда послушай. Я вижу проблему с потенциалом. Это касается тебя и твоего друга Бена.

Я ерзаю на стуле.

— Что вы имеете в виду?

— Когда ты вышла из больницы? Три недели назад?

— Двадцать два дня.

— Ну вот, уже больше трех недель. Знаю, Бен — симпатичный парень и, судя по всему, скромный и порядочный.

Я уже понимаю, куда она клонит, и краснею.

— Но тебе нужно сосредоточиться на школе, на семье, на интеграции в общество. Не на мальчиках.

— Конечно. Можно идти?

Миссис Али вздыхает.

— Я понимаю, что своими неумеренными занятиями бегом ты пытаешься подавить мониторинговые эффекты «Лево». Но уже в ближайшее время у тебя не будет возможности бегать с Беном во время ланча. Ты ведь это понимаешь?

— Прекрасно понимаю.

— Можешь идти.

Словно оглушенная, иду к машине Джазза. Мысли путаются, как никогда раньше. Бен. Мне больно. Уже понятно, что видеться с ним в школе так же часто, как раньше, я не смогу. Что касается бега, то если мне нельзя выступать за школьную команду, зачем тогда стараться. Правда, миссис Али не упомянула воскресные тренировки. Может, она просто не знает о них.

В чем проблема миссис Али? В том, что я с Беном? Или в чрезмерном увлечении бегом? Медсестры в больнице советовали заниматься на беговой дорожке для поддержания высокого уровня. Они называли это копинговой стратегией. Уж не хочет ли миссис Али, чтобы я сорвалась?

На обычном месте развалюхи Джазза нет, но я замечаю ее впереди. Он выехал со школьной стоянки, чтобы занять место в очереди на выезд, но машины не двигаются. Что происходит? Увидев меня, Джазз и Эми выходят.

— Где ты была? — спрашивает она.

— Миссис Али задержала.

Эми ежится, будто от холода.

— Все в порядке?

— Лучше не бывает. — Хочу добавить кое-что, но отвлекаюсь на Джазза.

Он не слушает, смотрит на что-то позади нас и уже не улыбается, а когда я оборачиваюсь, берет меня и Эми за плечи и толкает к машине.

— Садитесь. Быстро. — Джазз открывает дверцу.

Я забираюсь на заднее сиденье и смотрю в заднее окно. По дорожке вдоль парковки двое лордеров ведут мистера Джанелли. Еще один идет сзади. Они направляются к черному фургону, припаркованному у школьных автобусов и блокирующему выезд. Джанелли спотыкается; один из лордеров грубо дергает его за руку и тащит за собой. Все автобусы на месте. Ученики ждут, но двери закрыты.

На стоянке полно лордеров в черных жилетах, с оружием. Их не меньше дюжины; школьников около тысячи.

Мы все смотрим, как Джанелли — пожилого человека, художника, осмелившегося выразить протест, — толкают к боковой дверце фургона. Он ударяется головой о крышу, падает, и сопровождающий пинком отправляет его в салон. Дверца со стуком закрывается.

Все только смотрят и молчат. И я тоже. 

ГЛАВА 32

— Интересно, что он сделал? Должно быть, что-то плохое. — Эми взволнована, но нисколько не расстроена. — Он ведь был твоим учителем живописи?

— Он и есть мой учитель живописи.

— Не думаю, что останется. Раньше никого так из школы не выводили — на глазах у всех.

— Не хочу об этом говорить! — говорю я, но Эми не унимается.

— Ну же, ты наверняка слышала что-нибудь. Расскажи.

— Хватит, Эми, — обрывает ее Джазз.

Она поворачивается к нему.

— А тебе-то что?

Я не слушаю. После возвращения домой меня уговорили пойти с ними на прогулку, хотя я хотела побыть одна у себя в комнате. Но мама сказала, что без меня их не отпустит, и вот...

Но ведь никто не говорил, что мы не можем во время прогулки держаться на некотором расстоянии друг от друга? Я убегаю вперед. Мне нужна скорость, нужен бег. Тропинка та же самая, по которой мы с Эми и Джаззом гуляли в первый раз, три недели назад. Неужели всего три? Мне казалось, времени прошло намного больше. В тот день все было чудесно: лес, деревья, свежие запахи зелени. Я ничего не знала тогда про лордеров, не знала Бена. Не знала о пропавших без вести. Многого не знала. А сейчас? Знаю ли я больше?