Чудо. Встреча в поезде - Уэст Кэтрин - Страница 114

Бруно повторил вопрос, показавшийся древним-древним, предвечным.

— Зачем спрашивать о времени? Главное — то, что есть.

Гай взглянул на узкое, полнеющее лицо Бруно, которому вихор все еще придавал какое-то вопрошающее выражение — но глаза смотрели гораздо увереннее, чем в ту, первую встречу, и не так уязвленно. Это потому, подумал Гай, что у него теперь есть деньги.

— Да. Я понимаю, о чем ты. — Но Бруно понимал не совсем. Гай был счастлив с Энн, хотя мысль об убийстве еще преследовала его. Гай будет счастлив с нею, даже если потерпит полное крушение. Бруно содрогнулся при одной мысли о том, что решил было предложить Гаю денег. Он ясно представлял себе, как именно Гай скажет «нет», каким чужим сразу сделается взгляд, какое расстояние — мили и мили — проляжет между ними в одну секунду. Бруно знал: у него никогда не будет того, что есть у Гая, — и неважно, как много у него при этом денег и куда он собирается их употребить. То, что мать теперь принадлежала ему одному, вовсе не стало, как выяснилось, залогом полного счастья. Бруно заставил себя улыбнуться:

— Как ты думаешь, Энн хорошо ко мне относится?

— Да, хорошо.

— А что она еще любит, кроме рисования? Готовить, например, и все прочее? — Бруно заметил, что Гай схватил стакан мартини и осушил его в три глотка. — Понимаешь, я просто хочу знать, что вы делаете вдвоем. Гуляете, решаете кроссворды?

— Да, и это тоже.

— А вечерами?

— Вечерами Энн иногда работает. — С легкостью, как никогда еще в присутствии Бруно, Гай перенесся в студию наверху, где они с Энн часто работали вечерами, — Энн заговаривала с ним время от времени или показывала что-нибудь, словно труд не стоил ей ни малейших усилий. Когда она споласкивала кисточку в стакане, это было похоже на радостный смех.

— Пару месяцев назад я увидел ее рисунок в Харперс-Базар, вместе с другими. Хорошо, а?

— Очень хорошо.

— Я… — Бруно скрестил руки на столе. — Я очень рад, что ты с нею счастлив.

Конечно, рад. Гай почувствовал, как плечи у него расслабились, и стало легче дышать. Но сейчас стоило труда поверить, что Энн ему принадлежит. Она — богиня, которая спустилась на землю, чтобы вывести его из битвы, где бы он без нее обязательно погиб, — так богини в мифах спасали героев, привнося, правда, элемент, всегда, с самого детства, поражавший Гая как натянутый и нечестный. Бессонными ночами, когда он крадучись выходил из дома и поднимался к скале, набросив на пижаму пальто, — этими незыблемыми безжалостными летними ночами он не позволял себе думать об Энн.

— Dea ex machina[17], — прошептал Гай.

— Что ты сказал?

Зачем он сидит с Бруно, ест с ним за одним столом? Ему хотелось прибить Бруно, хотелось заплакать. Но проклятия потонули во внезапно прихлынувшем сострадании. Бруно не знает, что такое любовь, а любовь — единственное, что необходимо. Бруно слишком потерян, слишком слеп, чтобы любить или внушать любовь. И это вдруг показалось трагичным.

— Ты когда-нибудь влюблялся, Бруно? — Гай подметил, как в глазах Бруно появилось незнакомое жесткое выражение.

Бруно заказал еще выпить.

— Да нет, думаю, что по-настоящему не влюблялся. — Он облизал губы. Он не только не влюблялся, он и спал с женщинами довольно редко. Бруно всегда полагал, что это — довольно глупое занятие, и в такие минуты как бы наблюдал за собою со стороны. Однажды, о ужас, он даже начал хихикать. Бруно весь съежился. Вот в чем самое болезненное различие, вот где грань между ним и Гаем: Гай может все забыть ради женщины, он практически убил себя из-за Мириам.

Гай посмотрел на Бруно, и тот опустил глаза. Он словно ждал, что Гай сейчас расскажет, как нужно влюбляться.

— Знаешь, Бруно, самую великую в мире премудрость?

— Я знаю массу всяких премудростей, — осклабился Бруно. — Ты какую имеешь в виду?

— Что рядом с каждой вещью лежит ее противоположность.

— Противоположности сходятся?

— Это слишком просто. Я имею в виду — ну, вот, ты даришь мне галстуки. Но мне пришло в голову тоже, что ты мог пригласить сюда полицию и выдать меня.

— Господи Боже мой, Гай, да ведь ты же мой друг! — завопил Бруно с неожиданной страстью. — Я люблю тебя!

Я люблю тебя, во мне нет к тебе ненависти, подумал Гай. Но Бруно так не скажет, потому что он все-таки его ненавидит. Так же, как и Гай никогда не скажет Бруно: «Я люблю тебя», а скажет: «Я тебя ненавижу», потому что на деле любит его. Гай стиснул зубы и крепко потер пальцами лоб. Он предвидел уже то равновесие положительной и отрицательной воли, что станет сводить на нет всякое предпринимаемое действие еще до его начала. Вот и сейчас, например, что-то удерживает его здесь. Гай рывком вскочил с места, и только что принесенная выпивка выплеснулась на скатерть.

Бруно глядел на него с изумлением и ужасом.

— Гай, в чем дело? — Бруно бежал за ним. — Гай, подожди? Ведь ты не думаешь, что я так могу поступить, не думаешь, правда? Я… Никогда в жизни!

— Не трогай меня!

— Гай! — Бруно чуть не плакал. Почему люди так обращаются с ним? Почему? Он бежал по тротуару и кричал:

— Никогда в жизни! Ни за какие деньги! Верь мне, Гай!

Гай отпихнул Бруно и захлопнул дверцу такси. Он знал: Бруно никогда в жизни не предаст его. Но если, как он убедился, все на свете имеет двойственную природу, разве можно хоть что-нибудь знать наверняка.

34

— Какая связь между тобой и миссис Гай Хейнс?

Бруно этого ждал. Джерард проверил его последние счета, а там были указаны цветы, которые он послал Энн.

— Друг. Друг ее мужа.

— Ах, так. Друг?

— Знакомый. — Бруно пожал плечами, прекрасно зная, что Джерард подумает, будто он хвастается, потому как Гай знаменит.

— И давно ты его знаешь?

— Не так давно. — Неуклюже приподнимаясь с удобного кресла, где он полулежал, развалившись, Бруно стал нашаривать зажигалку.

— С чего это ты послал ей букет?

— Ну, думаю, из благодарности. Накануне я был у них на вечеринке.

— Ты с ними так близко знаком?

Бруно снова пожал плечами.

— О, вечеринка была самая обычная. А насчет Гая мы думали, когда собирались строить дом. — Это вырвалось само собою, и вышло, решил Бруно, достаточно убедительно.

— Теперь — Мэтт Левин. Давай вернемся к нему.

Бруно вздохнул. Гая Джерард проскочил — может, потому, что его нет в городе, а может, просто взял и проскочил. Теперь Мэтт Левин: темная лошадка — не думая, что это может оказаться полезным, Бруно часто виделся с Мэттом накануне убийства.

— А что — Мэтт?

— Как ты объяснишь, что виделся с ним двадцать четвертого, двадцать восьмого и тридцатого апреля, второго, шестого, седьмого марта и за два дня до убийства?

— А я виделся? — улыбнулся Бруно. В последний раз у Джерарда были только три даты. Мэтт не любит Бруно. Мэтт, наверно, наговорил каких-нибудь гадостей.

— Он хотел купить мою машину.

— А ты хотел продать ее? Почему? Или ты думал, что скоро сможешь заполучить другую?

— Хотел продать эту и купить другую, поменьше, — рассеянно проронил Бруно. — Ту, что сейчас в гараже. Кросли.

Джерард улыбнулся.

— Как давно ты знаешь Марка Лева?

— Еще с тех пор, как его звали Марк Левицкий, — выпалил Бруно. — Покопайтесь немного — и вы обнаружите, что он убил в России своего собственного отца. — Бруно кинул на Джерарда быстрый взгляд.

Насчет «своего собственного отца» прозвучало немного стремно, не следовало, наверное, этого говорить, но Джерард слишком уж умничает, не удосужившись даже разобраться в настоящих и вымышленных именах.

— Мэтту на тебя тоже наплевать. Вы что, не смогли договориться?

— О машине?

— Чарльз, — терпеливо вздохнул Джерард.

— А я что — я ничего.

Глядя на свои изгрызанные ногти, Бруно еще раз подумал о том, как здорово подходит Мэтт под Хербертово описание убийцы.

— Последнее время ты нечасто встречался с Эрни Шредером.