От альфы до омеги (СИ) - "Lorain" - Страница 22

— С последнего Возмущения прошло почти пятьдесят лет, — напомнил Квинт.

— Ты помнишь про четырнадцатое? Оно случилось после тридцати лет тишины. Тридцати. А теперь прошло пятьдесят, и где гарантии, что после такого затишья нас не ждет буря пострашнее? — выдохнул Рикгард.

— Да, но в те времена аномалий было как грязи, — покачал головой Квинт. — Везде, даже в городе, на улицах, в домах. Их видели все, даже дети. Аномалия могла поселиться у тебя в кухонном шкафчике, под кроватью, в сливном бачке. Теперь все по-другому. Аномалии исчезли. Той опасности больше нет.

— Аномалии остались, — выплюнул Рикгард, чувствуя себя заводной игрушкой. Сколько раз он повторял эту фразу и сколько раз она встречала тупое безразличие в глазах Квинта! — Может, не в городе, но за его пределами — аномалии есть! И пока опасность не изучена до конца, не уничтожена до последней песчинки, говорить об этом твоем «мире» — полнейший абсурд!

— Не абсурд. Мы пытаемся жить, Карьер. Эмпориум, другие города, мы все пытаемся жить. А ты гоняешься за призраками. Это паранойя.

— Хочешь списать и меня вслед за Иолой — посылай в психушку.

— Никто не считает тебя сумасшедшим, — миролюбиво поднял ладонь Квинт. — Просто ты боишься фантомов. Понимаю, ты устранил не одну аномалию, твои четырнадцать значков не какой-то там пшик. Но твое время прошло. Признайся сам себе: ты просто не хочешь стареть. Не хочешь, чтобы тебя и Иолу списали. Ты прикрываешься этим страхом перед аномалиями, только чтобы не бояться собственного конца.

Он говорил это так тихо, так спокойно, с такой бессовестной мягкостью, что Рикгарда вдруг захлестнуло. Давно он не слышал от Квинта подобных душеспасительных пафосных речей, но в этот раз Квинт превзошел сам себя. Его вислые щеки подрагивали, пухлые пальцы перебирали кончики шелкового, словно намасленного галстука, осоловевшие, равнодушные глаза смотрели тупо, бессмысленно. Его конец пришел уже давно, и Квинт с ним смирился без разговоров. Теперь подавал пример и Рикгарду.

— Я ухожу.

Рикгард вскочил на ноги.

— Ты не можешь, — напомнил Квинт. — Твой контракт...

— В пекло контракты.

И вышел вон. Квинт еще что-то говорил ему в спину, но Рикгард уже не слушал.

— Счастливого замужества, — бросил он по пути Тее.

Она с удивлением приподнялась над своей конторкой, пряча на коленях модный журнал и вытягивая шею, чтобы заглянуть в распахнутую дверь кабинета Квинта. Новая сплетня обеспечена.

На улице Рикгарда встретил синто-пес. Овчаркам полагалось сидеть на постах, но эта зачем-то увязалась следом за ним. Вывалив на сторону яркий синтетический язык, она словно бы насмехалась.

— Сам дойду, — бросил Рикгард.

Собака не отставала и беззаботно трусила за ним, как будто учуяла в кармане человека угощение.

— Я сказал, отвяжись!

Не хватало еще робота-конвойного для триумфального завершения карьеры. Или Квинт боится, что Рикгард отправится в ангары и стянет Иолу? Смешно.

— Да отвяжись же ты! — гаркнул Рикгард и собрался было пнуть собаку, но пес оскалился и рявкнул.

— Не оставишь меня, да? Думаешь, я подожгу контору? Спалю ангары?

Синто-псина обнажила клыки и стала наступать, подталкивая к воротам. Рикгард вытащил из кармана ключи от служебного автомобиля и личную карту Ликвидатора. Пес гулко залаял.

— Вот так, значит, да?

Рикгард швырнул ключи и карточку в траву.

— На, получай! Сдались мне эти подачки Квинта!

Он развернулся и быстрым шагом двинулся к воротам. С Ликвидацией было покончено.

Глава 9. Ирис. Квартал рыбаков, заброшенный дом и стеклышко

Чем ниже Ирис спускалась к заливу, тем больше ей попадалось полуразваленных, слепых хибар, из окон которых тянулись зеленые побеги. У воды город редел и рассыпался. В квартале рыбаков жили только рабочие из порта, но и их становилось с каждым годом все меньше и меньше. Разгрузку и погрузку автоматизировали благодаря быстрым и простым машинам, которые дешевели на глазах, особенно старые, но еще вполне добротные модели, и потребность в человеческой рабочей силе падала. Люди двигались вверх, в квартал Сифов или к фабрике полимеров, на которой всегда требовались внимательные человеческие глаза, и прибрежные улицы пустели. Здесь всегда было жарко, влажно и душно. В царстве морских ароматов — гниющих водорослей и рыбной чешуи — которых совсем не замечали местные, чужакам приходилось несладко, поэтому брошенные дома прибирали к рукам разве что совсем уж отчаявшиеся бродяги.

Но Ирис квартал рыбаков приглянулся. Она быстро оставила оживленные, заполненные зеваками улочки позади, и теперь почти не слышаланичего, только отголоски чужих ощущений где-то вдалеке. Спрятаться здесь не представляло никаких трудностей, да и отзвуки человеческих радостей и волнений здесь ее почти не задевали. В узких переулках, которые казались еще теснее из-за душного, влажного марева, который поднимался с мостовой, царила тишина. На жару Ирис было плевать, а вот молчание ей нравилось. Выйдя из мансарды Ликвидатора в город, она нырнула в горячую, липкую жижу, которая буквально плавила ее системы изнутри. Здесь же покой и равнодушие старых каменных стен обволакивали и убаюкивали.

Она крутила головой, рассматривая старые двухэтажные дома. Здесь, почти у самых скал, в отдалении от оживленного порта, который кипел и колыхался к северу, обитаемых жилищ почти не осталось. На потертых латунных табличках она еще различала фамилии, но распахнутые двери и зеленые ветви, которые опутывали каменную кладку и свисали с подоконников и черепичных скатов, говорили о том, что хозяева давным-давно исчезли.

Улица оборвалась внезапно. Закуток-балкончик, нависший над морем, был тупиком, и отсюда вид открывался только на бескрайний простор Алого Залива. Ирис смотрела и никак не могла наглядеться: Залив оказался совсем не таким, каким она его представляла. Он был куда больше, и отсюда, с высоты скального выхлопа, казался плоским, как доска. Легкий бриз, который гулял по воде, только слегка ерошил поверхность рябью. Морщинки расходились по воде симметричным рисунком, и отсюда, с уличного балкончика, Ирис никак не могла понять, какая она, эта морская вода на самом деле. Солнце стояло в самом зените и поблескивало серебристым пятном прямо под ногами, а дальше, правее, где город спускался к исполинской навесной конструкции, куда причаливали торговые корабли, курился грязноватый дым, плавал сизый пар, разносились отраженные водной гладью крики портовых рабочих.

Плоский и широкий, как броненосец, дом по левую руку окнами выходил прямо на воду. Расположение и вид Ирис понравились, и, судя по траве, которая пробивалась на пороге, людей он не видал уже давно. Дверь была заперта на замок, и Ирис заключила, что хозяева съехали, оставив свою недвижимость до лучших — или, скорее, худших — времен. А еще по этой улице проходил маршрут полицейского патруля. Вспоминая карту, Ирис поняла, что приписан этот патруль к дальнему, плохонькому участку — уж там светлые головы не работают. Именно такой-то ей и был нужен.

Быстро справившись с простым двоичным замком, она заглянула внутрь. Стекла, очевидно, выбило штормовыми ветрами, так что воздух здесь гулял легко и свободно. Пол покрывало слоем разнообразного мусора: птичьи перья, соломка, куски материи и обрывки газет.

Неплотно притворив за собой дверь, Ирис заглянула поочередно в комнатки на первом этаже. Ей вдруг подумалось, что это темное, уютное и прохладное жилище очень ее ждало: старая, покосившаяся и вздувшаяся от влажности мебель так и скучала по рукам, которые открывали бы дверцы и выдвигали бы ящики, а под слоем налетевших из двора листьев в большой комнате Ирис нашла плесневелый ковер из грубого рабочего джута. Наверху, куда вела облупившаяся лестница, кроме спальни обнаружилась обширная терраса — конечно, это была просто крыша, на которую можно было выбраться из окна, но привольное слово «терраса» Ирис нравилось куда больше.