Идущие в ночь - Васильев Владимир Николаевич - Страница 51

Здесь, внутри картины, был красный день. Закат красного дня.

Прислонившись спиной к теплому камню, я смотрела, как Четтан раскаленной медной монетой скользнул за край земли. Стало темно. Но я не спешила оборачиваться к востоку. Я знала, что Меар взойдет еще нескоро. Темнота вокруг была не сумерками пересвета, а самой настоящей Тьмой. В мир пришла Ночь. Яркие и колючие точки звезд вспыхнули на небе…

Я закрыла глаза. Я зажмурилась изо всех сил и замотала головой. Нет! Не хочу! Выпустите меня отсюда!

…Свалившись с валуна во второй раз, я встряхнулась и почесала лапой за ухом. Задней лапой, разумеется, – так ведь гораздо удобнее. Звериное тело хранило свои привычки и действовало в обход сознания. Вот и прекрасно! Иначе как бы я, например, разбиралась с карсьим хвостом?

Я почесала за другим ухом другой задней лапой. На этот раз вполне сознательно. Коварную картинку мне показали, ничего не скажешь. Уж и не знаю, как это объяснить, но, глядя на рисунок изнутри, я вдруг почувствовала – он не поможет мне добраться до У-Наринны. Наоборот, помешает. Уведет в сторону.

И я сбежала, пока не поздно.

Странно. Непонятно. Но я склонна была верить своим чувствам, пусть даже им нет объяснения. Тем более что Винор остерегал меня насчет живых рисунков.

Тьма! А где мой спутник? До сих пор я была так занята своими собственными переживаниями, что почти позабыла про Одинца. А ведь он небось тоже разглядывает магические картинки? Что он там видит? И как узнать – пойдет ему это на пользу или во вред?

Человек стоял по другую сторону каменного столба. Высокий, плотно сбитый мужчина с темными волосами. Изрядная небритость на щеках и подбородке уже вполне могла сойти за бороду. Судя по хорошо знакомой мне хорингской одежде, это и впрямь был Одинец.

Мягко ступая, я подошла к нему и остановилась в двух шагах. Он меня не заметил. Он был так занят, что, по-моему, к нему и пьяный рив подошел бы незамеченным. Анхайр выразительно и со вкусом бранился. Он ругал чародея Лю.

Я с удовольствием выслушала его речь от начала до конца. Особенно мне понравился оборот, возводящий родословную чародея к первому из джерхов, который строил пакости людям еще на заре времен. Выдав напоследок многоступенчатую фразу без единой запятой, Одинец умолк и закашлялся. А я горько вздохнула.

Хорошо Одинцу, он еще может ругаться. Надо полагать, мой спутник не догадывается пока об истинном смысле слова «джерх», например. Иначе он бы вряд ли стал доказывать принадлежность Лю к Старшей Расе с таким пылом. У меня же запас привычной брани истощался с каждым днем и оскудел до неприличия. С джерхами я познакомилась, Смутные дни уже настали, темное небо я вижу каждый четтанский вечер, Ночь скоро тоже придет… Для облегчения души остались только «хрен» да «задница». Вот задница, а?

Одинец встретил мой взгляд и сказал:

– Идем. Дорогу я знаю. – Он кашлянул еще раз и добавил задумчиво: – Только вот откуда?

Я фыркнула. Если до сих пор не знал, а теперь узнал, то, ясен пень, из хорингской картинки. Надо будет опять написать Одинцу записку и сверить наши знания. Эх, нам бы встретиться да поговорить! Хоть я сейчас все понимаю, но сказать-то ничего не могу. Вот если бы Одинец догадался, что его слушает не Карса, а Тури, и поделился со мной тем, что знает… Как бы ему подсказать?

Но мой спутник уже вскочил на коня.

– Хэй, Ветер! – крикнул он. – Давай погоняемся с твоим тезкой! Кто кого?

Ветер взял с места в карьер, но я не успела полюбоваться его стремительным бегом. Карса внутри меня рванулась вслед за ним. А для меня синий день померк.

Вулх подошел к костру, шумно втянул носом воздух и посмотрел на меня – мол, не пора ли уже обедать? Жаркое и впрямь пахло так, что у меня слюнки потекли. Я затоптала костер.

– Погоди немного, – сказала я Одинцу. – Пускай остынет.

Анхайр согласно склонил голову. Я протянула руку, запустила пальцы в жесткую и густую шерсть вулха и с удивлением обнаружила, что улыбаюсь. Очень хорошо было сидеть вот так, временно никуда не торопясь, и знать и чувствовать, что рядом друг. Верный, надежный, молчаливый.

Я бы не смогла точно назвать момент, когда мы с вулхом стали друзьями. Шесть дней назад он был для меня незнакомым и непонятным зверем. Спутником, которого навязал чародей. Я помню, что отнеслась к нему настороженно и с опаской. Но потом… Потом мы вместе сражались с лесными разбойниками, вместе спасались от обезумевшего стада быков… Потом я несла его на руках, умирающего, и умоляла дожить до пересвета…

Я знаю, что он за меня перегрызет глотку кому угодно – демону, хорингу и даже, наверное, другому вулху. Знаю, и точка. И я тоже готова на все ради него. Потому что вулх, серый брат-храбрец, – это первый настоящий друг в моей жизни. Даже Унди Мышатника, да упокоит Тьма его нетрезвую душу, я не могла назвать другом. Он был мне учителем, он был единственным человеком, с которым я могла говорить обо всем, но… не на равных. И еще он не был оборотнем. А вулх – он такой же, как я.

Я потрогала кроличью тушку, сняла ее с вертела и протянула анхайру. Он осторожно принял мясо из моих рук и отошел в сторонку. А я с наслаждением вгрызлась во вторую тушку. Сладкий жир закапал на песок.

Да, вулх мне друг. А вот Одинец-человек у меня пока не вызывает особых чувств. Разве что легкое раздражение, когда приходится выпутываться из очередной передряги четтанским утром. Раздражение пополам с симпатией – ведь ему тоже нелегко приходится. Не легче, чем мне. И пока он успешно справлялся с неприятностями. Из Запретного города нас вытащил, например. Но, по большому счету, я его просто мало знаю. Пока. Я и увидела-то его впервые только вчера, глазами карсы.

Это Карса, а не я, проводит с Одинцом-человеком все синие дни. Интересно, они так же подружились, как мы с вулхом? Ау, Карса! Что скажешь?

Карса откликнулась. Да так, что у меня от неожиданности чуть не вывалился из рук вертел с кроликом.

– Вулх, ты представляешь? – растерянно сказала я. – Эта мерзавка в тебя влюбилась! То есть не в тебя, конечно, а в него. В человека. Ну, то есть в тебя, но не сейчас, а при Меаре. И не она, конечно, а я, только не человек, а карса.

Я бы, наверное, еще долго путалась в словах, но вулх оторвался от кролика и посмотрел на меня с таким возмущением, что я сразу заткнулась. И правда, чего я зверю голову морочу? Пообедать спокойно не даю. Для него, для зверюги в серой шкуре, все просто и однозначно. Для рыжей влюбчивой Карсы тоже.

Это нам с Одинцом, человеческим половинам оборотней, приходится разбираться со всякими сложностями. Дружить или не дружить? Любить или не любить? Пытаться узнать или оставаться в неведении? Вопросы, вопросы…

Может, и зря люди все усложняют.

Пока мы с вулхом обедали, погода успела испортиться. Легкий восточный ветерок, который теребил листву осин, незаметно набрал силу и теперь уже не игрался листьями, а гнул к земле верхушки деревьев. По небу летели рваные клочья туч. В роще стало неуютно.

Я с сожалением отбросила последнюю кроличью косточку, облизала пальцы и поднялась на ноги. Пора уходить отсюда. Я достала из двумеха флягу, прихватила мех для воды, вернулась к ручью и задумалась. Ручей был чистым, но мелким. Набрать из него воды в мех, не зачерпнув при этом песка, не получится. Может, у истоков ручей глубже, и наполнить там мех будет удобнее?

Я направилась вверх по течению ручья, но через пару десятков шагов с досадой обнаружила, что ручей становится все уже. Густая трава на его берегах, свешиваясь в воду, почти скрыла ее под собой. Надо было возвращаться, но я почему-то продолжала идти дальше. Еще через десяток шагов я увидела источник.

Неведомый строитель некогда уложил каменные блоки кольцом, чтобы выбивающийся на поверхность земли родник заполнял полую сердцевину, и вода накапливалась в высоком колодце. Каменная кладка потемнела от времени, а местами уже раскрошилась. В трещинах между камнями обосновался мох. Похоже, сюда очень давно никто не наведывался. Тот, кто когда-то клал эти камни, явно не рассчитывал, что вода проточит ход в основании чаши и ручейком выскользнет на свободу. Он не умел мыслить сотнями кругов – значит, это был не хоринг. Колодец построили люди.