Идущие в ночь - Васильев Владимир Николаевич - Страница 50

Черный толмач сделал еще один горестный жест правой лапой и протянул левую за зеркальцем.

– Теперь я пойду доложить владыке, и он в гневе откусит мне голову, – сообщил мне вильт. – Но ты, человек, можешь ехать дальше беспрепятственно. Таков обычай.

Он наклонился к ближайшему стражнику и пощекотал его усами. Тотчас все стражники снялись с места и галопом умчались прочь. Я собиралась было вскочить на коня, но передумала и повернулась к толмачу.

– Послушай, вильт, – сказала я, удивляясь сама себе. Ну какая мне разница, в самом-то деле? – А что, если ты не пойдешь к владыке? Подожди, пока он сам все узнает – глядишь, и голова цела останется.

Вильт пожевал жвалами.

– Пойду, – сказал он. – Может, и не откусит. Все-таки мир – это добрая новость. Прощай, человек.

Прежде чем взобраться в седло, я проводила толмача задумчивым взглядом. Мда-а, странный народ эти вильты. Рассуждают они совсем не так, как люди. Но и не так, как хоринги. Интересно, сколько времени соседние гнезда воевали друг с другом? «Много поколений» – сколько это будет по человеческому счету? Десять кругов? Сто? Триста?

Кажется, познакомившись с вильтами поближе, я стала относиться к ним с большей симпатией. Я чихнула. Вот только воняют они все-таки даже для человеческого носа нестерпимо.

Если еще когда-нибудь буду у вильтов послом – завяжу нос косынкой.

Пару часов мы продвигались вперед по территории, занятой вильтами, а потом изобилие камней и земляных холмиков кончилось, и потянулась обычная равнина. Я вздохнула с облегчением. Трудно расслабиться, когда знаешь, что земная толща под тобой вся пронизана тоннелями вильтов.

Равнина, сменившая каменистую пустошь, сплошь поросла густой травой. И здесь я тоже не могла пустить коня в галоп, потому что под покровом травы крылись маленькие коварные овражки. Ветер недовольно фыркал и порывался ускорить шаг, но я сдерживала его.

Зато вулх, кажется, был счастлив. Он шнырял в траве, и на морде его было написано настоящее блаженство. Могучий зверь вел себя как щенок – ну разве только за бабочками не гонялся. Я было удивилась, а потом поняла, в чем дело. Одинец радовался вновь обретенному здоровью. Спасибо тебе, лекарь Самир! Спасибо, что помог моему спутнику…

Ох, Тьма! Я вдруг вспомнила, что Самир советовал нам ближайшие пересветы встречать в одиночестве. А Одинец, судя по всему, на последнем пересвете оказался в окружении вильтов. Не помешало ли это ему? Или вильты не в счет? Меня-то как раз рядом не было, меня вильты потом к нему притащили. Кстати, странно, почему меня к нему, а не наоборот… Ладно, Тьма с ними, с вильтами. А вулх с виду в полном порядке. Будем считать, что ничего страшного не случилось. Тем более что изменить уже ничего нельзя.

Из очередного овражка Одинец вынырнул с тушкой какого-то зверька в зубах. Я присмотрелась. Кролик! Спасибо за подсказку, серый брат. Я взяла в руку два метательных шарика (остальные куда-то подевались) и стала внимательно смотреть по сторонам.

Через несколько минут вспугнутый приближением жеребца кролик попытался скачками пересечь нам дорогу. Варварский шарик подбил его в прыжке. Я спустилась с коня за добычей, и тут же прямо на меня выскочил еще один зверек. Я решила, что двух кроликов нам с вулхом хватит – учитывая, что одного он уже сожрал сырым. То есть по крайней мере одного я видела.

Зверьков было немного жаль, но айетотские припасы уже кончались. Ничего, размножатся. Кроликам тут раздолье. Вон какая трава сочная! Жеребцу она, надеюсь, тоже понравится. Сейчас найдем какую-нибудь воду и устроим славный привал.

– Хэй, Одинец! – кликнула я вулха. – Тут поблизости речка есть?

Вулх не отозвался, а Ветер презрительно фыркнул – мол, нашла, у кого спросить. У хищника, который при необходимости и кровью напьется. А вот травоядному без воды никуда! И жеребец скосил карий глаз влево, где на фоне далекого леса в перелете стрелы от нас шелестела листвой небольшая роща молодых осин.

Но я уже и сама сообразила, что деревья наверняка выросли вокруг источника. Мне даже стыдно стало за тугодумие. Да, все-таки я городской житель. Таверну в незнакомом городе найду мгновенно, а вот родник в роще – не раньше, чем посовещавшись со своим конем.

– Спасибо, Ветер, – серьезно сказала я. – Пойдем. Хэй, Одине-ец!

Но вулх появился только тогда, когда на лишенном травы пятачке земли близ мелкого ручья уже горел костер, и освежеванные тушки кроликов поджаривались на осиновых прутьях.

Сидя на корточках рядом с костром и время от времени поворачивая тушки, чтобы они пропеклись со всех сторон, я размышляла о путевом столбе хорингов, который мы видели вчера. Синим днем.

Колонна ослепительно сверкала в синих лучах Меара. Наверное, ее было видно издалека. Но издалека мне ее увидеть не довелось. Я очнулась уже сидя на большом валуне в каком-нибудь десятке шагов от колонны.

Кто-то сидел на камне бок о бок со мной. Или стоял у меня за спиной. Я ощущала чье-то дружеское присутствие совсем близко.

Одинец? Я обернулась. За спиной никого не было. Да что же это?

У меня над ухом раздалось насмешливое мурлыканье.

Карса, ты?! Я резко повернулась кругом, запуталась в собственных лапах и кубарем покатилась с валуна. Вскочила, выгнув дугой спину и встопорщив хвост, и растерянно зашипела. И только тогда поняла, что со мной происходит.

Карса действительно была рядом, только не снаружи, а внутри. В мыслях. Я опять очнулась в зверином теле синим днем, и на этот раз тело мне подчинялось.

«Здравствуй, малышка, – ласково приветствовала я Карсу и вспрыгнула обратно на камень. – Я рада, что мы снова вместе».

Моя звериная половина замурлыкала еще громче.

Легкий ветерок взъерошил шерсть у меня на хребте. Я поежилась. Кажется, меарский день холоднее четтанского. Или мое звериное тело по-другому воспринимает тепло и холод? Ничего, привыкну. К синему свету и синим теням меарского дня я уже начала привыкать. Интересно, что светлые предметы полностью меняют окраску под лучами Меара, а темные только приобретают другой оттенок.

Вот этот каменный столб перед нами – в свете Четтана он, должно быть, ярко-красный. Я подняла голову.

На верхушке колонны была укреплена металлическая пластина с рисунком. На первый взгляд рисунок показался мне нечетким, смазанным – наверное, краски размыло дождями… Но в следующий миг я вспомнила, где я видела такие рисунки. И поняла, что передо мной первый из путевых столбов на дороге в У-Наринну, о которых говорил Винор.

Живые картины хорингов я видела в хадасских лавках древностей. Они стоили огромных денег, потому что даже самые искусные мастера из людей не могли их подделать. Хоринги писали свои картины не красками, а магией, и рисунок оживал под взглядом смотрящего. Люди давно заметили, что разглядеть хорингскую живую картину можно, только сосредоточившись на ней целиком. Стоит хоть чуточку отвлечься – и изображение превращается в беспорядочную мешанину цветных пятен.

Я усмехнулась. Вернее, я попыталась усмехнуться, но тут же представила себе, как это выглядит снаружи, и оставила попытки. Карса, прищурившая глаза, приподнявшая верхнюю губу и оскалившая клыки… Вряд ли это похоже на усмешку. Даже наверняка не похоже. Мда-а, если я захочу кому-то понравиться синим днем, надо будет поменьше улыбаться.

Усмехалась же я тому, что люди до сих пор не разгадали второго свойства хорингских картин. Лукавые шерхи делали их так, чтобы каждый зритель видел рисунок по-своему. Когда Винор рассказывал мне о дороге в У-Наринну, он предупредил, чтобы я не слишком доверяла картинкам на путевых столбах. «Они покажут тебе Каменный лес и путь к нему, – сказал хоринг, – но… в меру твоей осведомленности. Поскольку знание никогда не бывает полным, живые рисунки всегда в чем-то лгут. А ложь может оказаться опасной. Понимаешь?»

Ну, честно говоря, я не очень поняла его слова. Но хорошо их запомнила.

Так что же покажут мне джерхские картинки? Я обратила взгляд на металлическую пластинку, венчающую колонну, и сосредоточилась. Карса в моих мыслях тоже стала настороженно-внимательной. Сначала я по-прежнему видела лишь разноцветные пятна. А потом они задвигались, картина ожила и словно втянула меня туда, где на плоской поверхности небольшого плато громоздились разновысокие монолиты Каменного леса.