Эльфийские сказки (СИ) - "Villano" - Страница 10

— Хорошо, — улыбнулся Энарисадариэль, — как скажешь. Но для начала нам надо будет его найти.

— А это сложно? Мы же все друг друга знаем. Ну, почти все, — удивился эльфенок. — Кто он? Как его зовут?

— Он — светлый эльф, принц Таркаэль.

— А…. оооо… ты назвал меня в честь него?! Класс! А почему я о нем никогда не слышал?

— Таркаэль — бастард Владыки Мирадэля. Светлые не любят о нем вспоминать.

— Ну надо же! А какой он? Красивый? Умный? Сильный? Или он настоящий светлый эльф? — принялся пытать отца Таркадариэль.

Тот в ответ заулыбался так, что эльфенок прищурился от нестерпимого блеска безукоризненной красоты.

— Он неправильный эльф, и этим все сказано, — попытался стереть улыбку с лица Энарисадариэль. Ему это не удалось. — Ты поймешь все сам, когда увидишь его и поговоришь с ним. Пяти минут тебе хватит точно.

— Класс! А он тебя любит?

— Любил, — погрустнел Энарисадариэль, — но я был с ним очень жесток, так что мне придется завоевывать его заново.

— У тебя все получится. Перед тобой невозможно устоять. Кроме того, я же тебе помогу! Вдвоем мы сила.

— Да, мальчик мой. Так оно и есть.

…

Не успела закрыться за Энарисадариэлем дверь, как Лиакаэль изменилась до неузнаваемости. Где послушная, капризная и недалекая жена? Нет ее.

— Ликадариэль! Живо иди сюда, — холодным голосом Северного моря позвала она, сжимая в руке амулет.

Не прошло и пары минут, как на пороге двери, ведущей в одну из дальних комнат, возник молодой эльф. Лиакаэль в который раз поджала губы. Если бы Ликадариэль был хоть чуточку похож на Темного Принца! Господи, как прекрасна была бы жизнь. Но с каждым годом правда становилась все очевиднее, не оставляя принцессе выбора. Как только Энарисадариэль поймет, что Наследник вовсе не его сын, они оба умрут.

— Мать, зачем ты позвала меня так рано? — недовольно спросил Ликадариэль, прокручивая перстни на пальцах. Он любил золото и драгоценности, а потому старался носить их по максимуму. — Мне пришлось бросить любовницу, а она, между прочим, из благородных светлых эльфиек и вряд ли простит меня за это.

— Другую найдешь, — отмахнулась от него Лиакаэль. — Как только станешь Владыкой, все девицы будут у твоих ног.

— Время пришло? — подобрался Ликадариэль.

— Ты убьешь Темного Владыку в Белых Чертогах. Мы обсуждали это так много раз, что не сделать все как полагается просто невозможно.

— А что будем делать с отцом? То есть с Темным Принцем? — спросил эльф, прижимая острые уши к голове в приступе страшного невроза. — Ты все время меняешь общий план!

— Я решила, что Энарисадариэля убьет твой настоящий отец. Все там же, в Белых Чертогах. Отличное место для грязи и крови.

— А Малыш?

— Таркадариэль? Он наверняка будет с обожаемым папочкой, а значит, погибнет в бою вместе с ним, и мы с тобой тут будем ни при чем. Малыша погубит неистребимое любопытство и любовь к отцу.

Лиакадариэль посмотрел в горящие фанатизмом глаза матери и проглотил все, что хотел сказать. Своя жизнь дороже жизни брата, как ни крути.

…

Небольшая таверна в заснеженном городишке посреди Великих Гор была полна народу, но, несмотря на это, обычного дыма коромыслом в ней сегодня не было. Мало того, почти половину собравшихся составляли женщины, а уж любопытную детвору, прятавшуюся по щелям и закутках и вовсе никто не считал.

— Говорят, своими песнями великий Тарорис может вернуть к жизни даже засохшие деревья.

— Брешут поди.

— Ниче не брешут! Говорят он полукровка. Наполовину эльф, сечешь?

— Ну ты и трепло! У эльфов не бывает полукровок. Они слишком красивы и горды для того, чтобы спать с нашими женщинами. Это даже куриные яйца знают!

— Мужики говорят, что у него уши острые.

— Это у тебя уши острые, осел доверчивый!

Разговоры смолкли, едва на лестнице, ведущей в комнаты, появился невысокий хрупкий мужчина. Скорее парень, чем мужчина. Серый балахон, седые короткие волосы и невозмутимое лицо мигом успокоило сплетников. Этот симпатичный парень не был эльфом ни при каком раскладе.

— Рад вас видеть, друзья мои, — улыбнулся собравшимся Тарорис, устраиваясь на стуле поудобнее. Провел тонкими пальцами по струнам гитары. — Давно я не был в ваших краях.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Сорвались с облака два ангела вниз,

Встретились на белом мосту.

Закружила их листва белая,

Да вдвоем замерзли к утру.

Голос барда завораживал. Сила и нежность, полутона любви, страсти и боли, магия голоса и музыки погрузили собравшихся в другой мир. Туда, где жили драконы и рыцари, где верно любили и ждали, где страдали и теряли, где жили по-настоящему и уходили навсегда.

Над болотом туман,

Волчий вой заметает следы…

Я бы думал, что пьян,

Так испил лишь студеной воды

Из кувшина, что ты мне подала,

Провожая в дорогу,

Из которой я никогда не вернусь.

Жди не жди — никогда не вернусь…

Тарорис обвел взглядом зал. Слезы в глазах даже самых суровых мужчин едва не заставили его улыбнуться. Вот она — магия слова и голоса в действии. Он так давно ничего не чувствовал сам, что эмоции этих людей были для него как глоток воды в пустыне. Чем сильнее эмоции — тем лучше становилось ему. Только это и давало силы жить дальше.

Между мной и тобой остается ветер,

Между мной и тобой только слово: «Где ты?»

Но съедает нас моя дорога. Тревога.

Расстоянье в жизнь — это так много. Долго.

Между мной и тобой остается ветер,

Между мной и тобой только слово: «Где ты?»

«Где ты?» — я скажу, может, кто ответит?

Между мной и тобой остается ветер.

Женщины рыдали, дети размазывали сопли, мужики делали вид, что соринка в глаз попала. Отлично! Тарорис закончил играть замысловатый долгий проигрыш и замер на стуле памятником мировой скорби, наслаждаясь витающими в воздухе чувствами, как самый настоящий вампир. Первым полез обниматься трактирщик, а следом за ним ринулись остальные. Дверь на улицу приоткрылась всего на пару секунд, запуская внутрь незаметного серо-черного парня, но барду этого оказалось вполне достаточно для того чтобы понять, что все дела сделаны, и теперь можно переходить к получению удовольствий несколько иного рода. Тарорис выбрался из очередных горячих объятий, пожелал всем спокойной ночи и отправился в свою комнату.

— Господин, — склонился перед ним в поклоне невысокий очень красивый парень, — все сделано так, как вы велели. Мы выезжаем завтра, я все подготовил. В Медине нас с нетерпением ждут герцог Совье и маркиза де Мизе.

— Отлично, я устал от гостиниц и хочу комфорта и уюта. Замок герцога мне вполне подойдет, — усмехнулся Тарорис, скидывая балахон и морок.

Парень вздрогнул и расплылся в восхищенной улыбке, не в силах хранить невозмутимость перед прекрасным ликом светлого эльфа: любимого, единственного, того, ради которого и стоило жить. Тарорис протянул руку и прижал юношу к себе, купаясь в его бесконечной вере, любви и безмерном обожании по самые кончики острых ушей.

— Ты молодец, Томми.

— Что будем делать дальше, Тарорис? — спросил парень, проводя носом по тонкому шраму на шее эльфа.

Обхватил изящное стальное тело руками, прошелся губами по линиям удивительно красивого лица, отчаянно мечтая хоть раз в жизни поцеловать своего бога и господина в губы.

— А дальше мы примем ванну и займемся с тобой сексом, мой дорогой мальчик.

Томми понял все правильно и раздел обоих за минуту. Положил руки на узкие бедра эльфа, потянулся за поцелуем, опять забывая обо всем на свете, но получил лишь объятие и тихий смешок в ухо.

— Лапа моя, я не целуюсь в губы. Когда же ты это запомнишь?

— Почему, мой господин? Это же так здорово!

— Я знаю, что это здорово, — улыбнулся Тарорис, целуя изгиб шеи и ключицу юноши. — И поэтому я хочу целоваться только с тем, кому подарю свое сердце.

— Но у вас нет сердца! Иначе вы просто не смогли бы петь такие грустные песни, господин, — простонал Томми, теряя голову от изощренных ласк своего бога, который забрался вместе с ним в большую медную ванну, поставил его на колени и принялся играть пальцами с жаждущим ласк кольцом мышц в покорно подставленных ягодицах.