Ветер удачи
(Повести) - Абдашев Юрий Николаевич - Страница 60

Это было счастливое время! Казалось, никакие силы не смогут омрачить жизнь. Все в их мире представлялось незыблемым и вечным. Святослав Владимирович был молод, здоров. Он любил свою жену и свою дочь. «Мои девчата, — пошучивал он, — и Вера моя, и Надежда».

Он почему-то всегда вспоминал, как однажды, когда еще жива была мать, ходили они с Верой вдвоем купаться ночью. Договорились еще днем, но к вечеру поднялся ветер, и заметно похолодало.

— Ты знаешь, — сказала она, поеживаясь, — меня что-то не больно тянет на подвиги.

— Что ты! — притворно ужаснулся он. — Теперь уже отступать некуда. Когда решение принято, всякие компромиссы постыдны. Они просто недостойны таких сильных и мужественных людей, как мы с тобой.

Он запомнил, как она стояла на каменной гряде в полосатом купальнике, с волосами, стянутыми на затылке простой аптечной резинкой, вся облитая серебряным блеском полнолуния, и гребешки волн, перехлестывая через скалу, осыпали ее ноги бисером соленых брызг. Какое волнующее чувство нежности в этот момент переполняло его душу!

Он первым вошел в холодную воду, хотя, говоря по чести, ему и самому не очень-то хотелось купаться, и, набрав воздуха, нырнул…

На берег они вышли вместе, держась за руки, потому что под ногами были скользкие, покрытые слизью камни. На резком ветру он мгновенно окоченел, и зубы сами собой стали выщелкивать дробь. Его не переставало колотить, пока он растирался полотенцем и переодевался в сухое. А потом они сидели на коряге под защитой каменной гряды, и Вера грела его, прижимая к себе и тепло дыша в самое ухо.

Именно в те их первые дни Святослав Владимирович и заложил в огороде свой знаменитый шлюп. Он тщательно вытесывал килевую балку, строгал материал для шпангоутов, и свежая древесина так волнующе пахла осенним грибным лесом.

Уж кто-кто, а он умел работать красиво. Надо было видеть, с какой ловкостью и профессиональным изяществом Святослав Владимирович орудовал топором, пилой и ручной дрелью. Вера могла часами наблюдать, как он строгает, пилит и сверлит. Пройдется фуганком по тонкому сосновому бруску и, словно бы лаская, проведет по нему пальцами, будто это не дерево, а нежная, бархатистая кожа ребенка. А с какой прямо-таки хирургической точностью он работал стамеской! Ударит по обушку твердой сухой ладонью и выколет ровно столько, сколько нужно, и ни на миллиметр больше. И гвозди вбивал по-снайперски с сухим звуком пистолетного выстрела. Одним-двумя ударами вгонял их по самую шляпку. Да еще и приговаривал: «Вот, вот, самое тут и место тебе». Вера считала, и не без основания, что уж если и существует выражение «умные руки», то к мужу ее оно имеет самое прямое отношение.

Григорий Кириллович смотрел на затею со шлюпом снисходительно, но с пониманием. С вопросами не лез и в дела Святослава Владимировича не вмешивался. Иногда спрашивал ненавязчиво: «Может, помочь чего?» Но, услышав заверения, что тот и сам справится, потирал шишковатую, стриженную машинкой голову, успокаивался и принимался за свои обычные дела.

В Якорном часто появлялись ученики Святослава Владимировича, и бывшие, уже успевшие окончить школу, и те, что еще продолжали учиться у него. Он притягивал их к себе. Им нравилась его комната в городе, похожая чем-то на старую штурманскую рубку, и скромное жилище в поселке с развернутыми на столе чертежами парусников, исписанными по краям формулами и колонками цифр, с запахом туши, с разбросанными инструментами настоящей рихтеровской готовальни. Нравилось его сосредоточенное лицо, похожее в профиль на барельеф североамериканского индейца — не хватало только головного убора из орлиных перьев, — нравилась и Вера Алексеевна, всегда ровная, доброжелательная и как бы разделяющая с ними интерес к занятиям мужа.

Однажды Надюшка, которая крутилась тут же, незаметно показывая пальчиком на огород, сказала тоном заговорщика:

— А у нас там корабль…

Ребята переглянулись.

— Ерунда, это колхозная фелюга, — небрежно махнул рукой Святослав Владимирович.

За десять лет, что они прожили вместе, Вера и впрямь не переставала удивляться ему. Не отступая ни на шаг, он неспешно продвигался к намеченной цели. Он неплохо выучил английский язык, хотя с произношением у него нс очень-то ладилось, научился работать с радиотелеграфом, сумел раздобыть многие материалы для постройки яхты. Он буквально по граммам, по дробинкам собирал свинец. А нужно было его более трех тонн!

Веру смущал вопрос о разрешении, о визе, но он был уверен, что «потепление международного климата», как обычно писали в газетах, со временем упростит его задачу. Почему могут совершать плавание в одиночку англичане, французы, японцы и поляки? Разве россияне не утвердили за собой славу отличных мореходов? Короче говоря, он твердо уверовал, что своего добьется. Был бы шлюп… Он сумеет доказать, что риск в случае с ним сведен почти к нулю. И нет другого человека, который был бы подготовлен лучше, чем он.

Все шло своим чередом. Но однажды произошло событие, рядом с которым надолго померкло все остальное. Беда пришла внезапно, с той стороны, откуда ее меньше всего ждали.

Как-то зимой, когда Святослав Владимирович пришел с работы — Вера обычно задерживалась в школе со своими малышами, — Надюшка лежала на диване бледная, поджав к самому горлу худые коленки.

— Что с тобой, дочка? — спросил он, машинально трогая рукой ее лоб. — Что-нибудь болит?

— Вот здесь. — Она осторожно погладила школьный фартук на животе. — Меня отпустили с уроков…

— Здесь? — Он коснулся пальцами ее правого бока и заметил, как она вздрогнула и скривилась, очевидно, не столько от боли, сколько из-за страха, что он может причинить ей боль своим неосторожным прикосновением.

— Везде. И здесь тоже.

Святослав Владимирович, не одеваясь, побежал через улицу к соседке, детскому врачу, которая недавно вышла на пенсию.

— Вызывайте «Скорую», — сказала она, осмотрев девочку.

— Что-нибудь серьезное?

— Это приступ аппендицита. А что там и как, этого я не знаю.

«Неотложка» доставила Надю и Святослава Владимировича в клинику экстренной хирургии.

— Ты сможешь идти сама потихоньку? — спросила ее сестричка из приемного отделения.

— Да, — виновато улыбнулась она. Потом обернулась к отцу: — Ты не волнуйся, пожалуйста. Я сейчас вернусь.

— Посидите, пока ее осмотрит дежурный врач, — обратилась к нему сестра, поддерживая Надю под локоть. — Это недолго.

Святослав Владимирович рассеянно пробегал взглядом по цветным плакатам, на которых наглядно разъяснялось, как оказывать первую помощь при несчастных случаях, как защищать глаза от металлической стружки и беречь зубы. Ждать пришлось долго, больше получаса, и в конце концов из дверей вышла не Надя, а все та же сестра в сопровождении сумрачной, ко всему равнодушной санитарки, которая несла узелок с Надиными вещами.

— Может быть, мне все-таки разрешат пройти к дочери? — сказал он, волнуясь. — Ведь она еще совсем ребенок, ей еще и двенадцати нет.

— Куда уж там… Не она первая, не она последняя, — решительно возразила санитарка.

— Врач сказал, чтобы вы пришли утром, — улыбнулась сестричка. — Тогда все будет ясно.

Святослав Владимирович растерянно пожал плечами. Такой настойчивый в своих занятиях, сейчас он растерялся, не сумел настоять на своем. «Вот Вера, та бы сумела», — подумал он, окончательно разозлившись на собственное бессилие.

В эту ночь они с Верой почти не спали. С утра оба позвонили на работу, предупредили, что опоздают, и к девяти часам были уже в больнице.

В приемном отделении дежурная долго перебирала какие-то карточки, потом звонила на третий этаж и наконец сказала:

— Вашей девочке операцию сделали еще вчера вечером.

— И она все время была одна? — с гневом и возмущением вырвалось у Веры.

— Не волнуйтесь. Девочка чувствует себя нормально. В вестибюле вам дадут халат и сможете пройти к ней по очереди.

Когда Святослав Владимирович поднялся по лестнице, Вера, накинув пальто, уже мчалась куда-то искать лимон для дочери. Он немного замешкался перед стеклянной дверью палаты, закрашенной белилами, и наконец, глубоко вздохнув, перешагнул порог.