Нагаш бессмертный - Ли Майк - Страница 76

– Неужели? – насмешливо отозвался Алкадиззар. – Мои ламийские учителя ни разу не говорили об этом.

Херу рассмеялся:

– Я имею в виду, что этой традицией можно и пренебречь. Только если ты не собираешься продолжать чтить древние узы Кхемри с Ламией после того, как не оставишь от нее камня на камне.

– Если так будет, то и традиция становится бессмысленной, – сухо сказал Алкадиззар.

– Именно, – ответил Херу. – Отец хочет, чтобы ты выбрал кого-то из Разетры. Это в какой-то мере усилит узы между Востоком и Западом. Или же ты можешь взять кого-то из Зандри или Нумаса. В таком случае изменится очень многое.

– Лучше я женюсь по любви, чем ради политической выгоды.

– Очень смешно, дядя.

Алкадиззар вздохнул.

– Если тебе так хочется знать, – сказал он, искоса взглянув на Фаира, – я собираюсь взять в жены женщину из племен пустыни.

Глаза Херу расширились от удивления.

– Вот оно что, – дипломатично сказал он.

Очевидный вопрос прозвучал из уст Фаира:

– Зачем тебе это?

Голос Фаира прозвучал напряженно, будто вождю послышалась в словах будущего царя насмешка.

Алкадиззар посмотрел в глаза старого друга.

– Потому что это мой народ, – сказал он. – Я связан с ним кровью и честью. Эти узы для меня важнее всего на свете.

Его ответ удивил Фаира.

– Что ж, – произнес тот, чуть не потеряв дар речи. – Почему бы и нет. Но тебе придется найти поистине отчаявшуюся женщину, которая согласится выйти за такого отвратительного наездника, как ты.

– Не обязательно отчаявшуюся, – возразил Херу, хитро сверкнув глазами. – Быть может, просто… глупенькую.

Фаир задумчиво почесал бороду.

– В племени бани-аль-Шават есть женщина, которую лошадь лягнула в голову…

Старший жрец, шедший перед ними, внезапно остановился. До павильона оставалось около двадцати ярдов, и Алкадиззар уже видел выражения лиц кхемрийцев, которые собрались лицезреть его восхождение на престол. Среди них стояли как богато одетые аристократы, так и обычные солдаты, выстроившись плечом к плечу, чтобы приветствовать своего нового царя. Многие не сдерживали слезы, сияя от гордости и воспевая древние песни во славу Птра, Великого Отца и покровителя их города.

Из середины поющей толпы вышел высокий человек в белом плаще из сверкающей позолоченной ткани. В правой руке он держал высокий посох. Кончик посоха венчала золотая сфера, которую несли на своих плечах четыре сфинкса, стоящие на задних лапах, – символ Птра, Великого Отца. В лучах полуденного солнца символ сиял так ярко, что чуть не ослеплял окружающих. Шепсуамун, верховный жрец Птра, вышел из толпы и присоединился к ожидающей процессии. Он поклонился старшему жрецу, который тоже ему поклонился и быстро отошел в сторону. Верховный жрец занял место старшего жреца во главе процессии, коротко улыбнувшись Алкадиззару, после чего повернулся в сторону павильона.

Ликующая толпа стихла. Позади Алкадиззара шум военного лагеря превратился в глухой гул. Внезапно он почувствовал жар солнца на своей голове и прикосновение пыльного ветра к плечам и лицу.

По какому-то невидимому сигналу толпа вокруг павильона раздалась влево и вправо, и он увидел коренастого мужчину средних лет в платье из парчи, голову которого венчал золотой обруч Главного визиря Живого Города. Его звали Инофр, последний из многовекового рода регентов, которые восстановили Кхемри из руин, пока Алкадиззар жил заложником в Ламии. Прижав руки к груди, он закричал чистым и мощным голосом:

– Внемлите! Жители города просят помощи у пылающих песков и духов ночи! Они собрались перед троном, чтобы впитать мудрость богов, однако он пустует! Где великий царь?

Толпа воздела руки к небу, принимая участие в этом древнем обряде.

– Великий бог солнца, где наш царь?

Шепсу-амун поднял сверкающий посох Птра и дал ответ:

– Юный царь Тхутеп ушел в закат и теперь живет с духами своих предков, ожидая дня, когда сыны человечества сбросят узы смерти.

– Кто тогда поведет нас? – вопросил Инофр. – Враги города и сегодня угрожают нам. Неужели Великий Отец покинул нас?

После этих слов верховный жрец отвел назад плечи и рассмеялся. Насыщенный, радостный смех украсил этот серьезный обряд.

– Не бойтесь, жители города, Птра слышит вас! Он отправил достойного и храброго человека, который будет вести вас в эти темные времена.

– Кто этот человек? – спросил Инофр.

– Алкадиззар! – гордо объявил Шепсу-амун. – Принц царской крови, сын Атена-херу, царя Разетры.

– Алкадиззар! – вторила толпа. – Алкадиззар!

Инофр сделал знак.

– Тогда пусть он выйдет к нам и примет орудия правления и почести своего народа!

Верховный жрец кивнул и торжественной походкой двинулся к белому павильону. Алкадиззар следовал за ним, не в силах унять стремительное биение сердца. Ему казалось, будто на его плечи взгромоздили огромный груз. Инофр велел ему смотреть только перед собой, но он не мог не оглядываться по сторонам, встречая взгляды людей вокруг себя. Мой народ, думал он. После стольких лет жизни среди племен эта мысль казалась ему невероятной.

Внезапно Шепсу-амун подошел к Алкадиззару слева, и принц понял, что стоит перед троном из темного отполированного дерева. Трон Кхемри, реликвия древних времен, которую вывезли из лагеря Узурпатора в битве при Махраке разетрийцы и вернули в Живой Город много веков спустя. На троне лежали церемониальные символы правления – миниатюрный пастуший посох с крюком из чистого золота на конце и сверкающий скипетр, который венчал золотой диск солнца.

Алкадиззар сделал глубокий вдох и протянул руку к скипетру. Рукоятка оказалась теплой и удобно ложилась в ладонь. Потом он взял крюк и скрестил два предмета у сердца. После этого, двигаясь, словно во сне, он сел на трон Сеттры. Тогда верховный жрец повернулся к толпе:

– Царь пришел! Люди Кхемри, взгляните на избранного Птра и возрадуйтесь!

Пронзительные возгласы радости раздались в воздухе. Сидя на троне, Алкадиззар видел не только небольшую толпу, но и все поле, где огромная армия собирала лагерь. Это зрелище потрясло его больше, чем само восшествие на трон.

Алкадиззар встал на ноги. Великий визирь снова поклонился.

– Чего ты желаешь, о великий? – спросил он.

Царь бесцеремонно отдал крюк и скипетр в руки Инофра. Прежде чем армия сможет встать на ночлег в следующий раз, им предстоит тяжелая дорога, а потом вместе с Херу и другими правителями нужно будет в течение многих часов обсуждать план нападения. Если ему повезет, пир в честь коронации будет состоять из пресного хлеба и чаши разбавленного вина. Эта мысль заставила его улыбнуться.

– Приведите мою лошадь… и принесите нормальную одежду, – сказал царь. – Нас ждет много работы.

Глава двадцатая

Буря с Запада

Ламия, Город Зари, 107-й год Птра Сияющего (–1200 год по имперскому летоисчислению)

Пожар можно было увидеть даже из западных кварталов города; подвижная завеса тусклого оранжевого цвета танцевала вдоль вершин холмов на восточном краю Золотой долины. Люди спешили взобраться на крыши, а особенно отважные собирались на усыпанных мусором рыночных площадях, чтобы наблюдать за происходящим. Большинство думали, что горит лесистая местность на дальней стороне холмов; предыдущее лето выдалось на редкость сухим, и леса высохли. Но другие – в основном жрецы – видели в этом зловещем свете дурное предзнаменование. Они предупреждали собравшиеся толпы о пороке, который затаился в сердце города и разросся так сильно, что боги решили вернуться и свершить правосудие в Ламии. Огонь огромной волной поднимется за холмами, преодолеет их и сокрушит город, стирая его с лица земли. Воины городской стражи делали все возможное, чтобы утихомирить паникеров, но к полуночи в районе храма собрались толпы взволнованных людей, а в квартале Путешественников бушевали мятежи. Владыка Масок начисто вытер последний из своих инструментов и вложил их в нужные петельки в широкой кожаной сумке. Позади его вечернее развлечение дернулось в последней судороге в тисках и испустило дух, а предсмертный хрип эхом разнесся по прохладному подвалу. Ушоран оскалился, злость от бессмысленной траты этого необыкновенного мяса мгновенно затмила затаившийся в нем страх.