Химия без прикрас (СИ) - "agross" - Страница 72

Фаню, такое чувство, теперь интересовали только мои отношения с химиком. Так что я стала ее откровенно избегать. Что удавалось, кстати, с большим трудом. В итоге, они с Аней стали держаться от меня немного «особняком». Но я очень надеялась, что мои секреты все еще не дошли до Ани. Хотя, с другой стороны, если бы дошли, думаю, я об этом бы узнала.

Иногда очень хотелось рассказать им обеим о том, что выкинула моя мамочка с этим супер-юристом, но как только я набиралась храбрости начать разговор, желание тут же куда-то улетучивалось. Нет. Не могу, хоть убейте. Не хочу.

Так мне все надоело…

Если я раньше думала, что я по-настоящему одинока, то сейчас я поняла, что это были просто цветочки. Самое страшное — это когда судьба-злодейка дает тебе то, в чем ты так отчаянно нуждаешься, а потом забирает это у тебя. И тебе остается только тупо сжимать руками пустоту, ощущая где-то в районе груди огромную дырень. А потом горькая и такая тоскливая мысль, что лучше бы тебе и не знать всей этой свободы вовсе.

Подаренный на мое восемнадцатилетие телефон стал для меня настоящей отдушиной. Редко, невероятно редко, мы могли переписываться с Дмитрием Николаевичем. А еще реже — созваниваться, ведь я скрывала наличие телефона, боясь потерять и его, а Дмитрий Николаевич просто пропадал то на уроках, то на сменах. Но я так дорожила этими минутами, этими сообщениями, которые я теперь стирала поздно ночью, укрывшись с головой под одеялом, напоследок, перечитывая их, словно желая запомнить наизусть. А потом, чувствуя себя такой же пустой, как и память этого телефона, я засыпала с мыслью, что ничто не сможет заменить мне настоящих прикосновений, живого тепла этого человека, так прочно пустившего во мне корни.

Единственный, кто меня хоть немного поддерживал — это Пашка Наумов. Он не навязывал мне свое внимание, не лез в разговоры и не пытался сам их завести. Он был в стороне, но всегда был рядом. И в тот самый день, когда я еле отговорила себя от такой соблазнительной возможности снова почувствовать тепло рук химика, обнимающих меня, я прошла мимо лаборантской кабинета химии, дойдя до холла на третьем этаже и, прижавшись лбом к окну, закрыла глаза, чувствуя, как по щекам скатились маленькие слезинки.

— Не надо плакать, Димон, — я вздрогнула, услышав за своей спиной голос Паши, считая, что стою здесь одна. Держа руки в карманах, он медленно подошел ко мне и встал рядом. — Хочешь, я угощу тебя текилой?

Я не смогла сдержать улыбки и немного истеричного ироничного смеха, а повернувшись, встретилась взглядом со смеющимися Пашиными глазами.

— Ты просто мастер подката, — усмехнулась я, а потом ладонями стерла слезы с щек и, шмыгнув носом, добавила: — С текилой я пас, а вот на столовский чай со сладкой булочкой согласна.

— Два чая! Смешать, но не взбалтывать! — Паша решил убедить меня в серьезности своих намерений.

— Тогда уж две булочки! — не шутя, но с улыбкой ответила я и, увидев, как Наумов раскрыл в сторону руки, чтобы обнять меня, не думая, сократила расстояние между нами и уткнулась носом в его плечо, чувствуя, как его руки сомкнулись на моей спине.

Кто бы знал, как я была безгранично благодарна ему. За понимание, за молчание и просто за то, что он рядом. Если это могло бы перерасти со временем в настоящую дружбу, то я была бы безмерно счастлива! Но боюсь, что бывает только наоборот. Любовь из дружбы — легко. А вот дружба из былой любви — нечто из разряда фантастики. По крайней мере, мне так кажется…

— Прости меня, Паш, — пробормотала я ему в шею, не спеша отстраняться.

— Должна будешь, — спокойно и шутливо проговорил он, от чего я снова улыбнулась, прикрыв на несколько секунд глаза.

— Скажи, как это, когда ты живешь нормальной жизнью, а? Когда тебя понимают? Как это, Паш?

— Круто, наверное, — задумчиво ответил Пашка, не сумев скрыть нотки грусти в голосе. — Я, если честно, не знаю. У меня вообще близкая подруга в учителя своего влюбилась! — Пашка печально усмехнулся и еще крепче сомкнул на моей спине руки.

— Дура, да? — тихо проговорила я.

— Это точно…

***

Этот день ничем не отличался от любого другого дня на предыдущей неделе. На первый взгляд. Только не понятно, почему, но сегодня на одну крошечную, просто малюсенькую долю секунды мне показалось, что риск погрязнуть в своей депрессии не так уж и велик. Неужели этот разговор с Наумовым и двадцатиминутное распивание сладкого чая в столовой со сдобной выпечкой были способны показать мне выход из этого отвратительного уныния?

Наспех позавтракав, захватив с собой бутерброд, я поняла, что меня никак не хотело покидать ощущение, что сегодня должно произойти что-то. Такое навязчивое чувство тревоги, но в то же время и предвкушение грядущих перемен… Хоть и по плану, сегодня такой же будний день, убийственно похожий на все другие.

«Помнишь мотоциклиста, который переломался в аварии весь? Который еще в машине песни распевал?»

Сообщение меня настигло в школьном коридоре, когда я взяла в руку верхнюю одежду, чтобы повесить в раздевалку, так что, с непривычки услышав трель своего допотопного телефона, я выронила вещи из рук, тихо ругнувшись в сердцах. Но прочитав это сообщение, на моем лице вдруг появилась улыбка. Правда потом тут же сменилась испугом.

«Помню такого. Что-то случилось? Что с ним?»

Отослав сообщение, я все-таки пошла в раздевалку, чтобы повесить вещи, которые наспех сгребла рукой, а выйдя из нее, оглянулась по сторонам и увидела Дмитрия Николаевича, уткнувшегося в телефон и… улыбающегося?!

«Отличный мужик, вчера пивко с ним пили. Уехал на такси, я проконтролировал. Он тебе привет передавал. Назвал тебя ангелом в синей форме!»

Мысленно порадовавшись, что тот парень поправился, я невольно хмыкнула, вспомнив, как он горланил песни в реанимобиле по дороге в больницу. А потом, еще раз взглянув на Лебедева, написала ответ.

«Дмитрий Николаевич, ты УЛЫБАЕШЬСЯ на людях! Сейчас же прекрати, а то люди заподозрят неладное!» — ответила я и, на всякий случай отключив и звук, и вибросигнал на телефоне, сунула его в карман, еще раз оглянувшись, чувствуя себя настоящим шпионом.

— Доброе утро, Дмитрий Николаевич, — учтиво поздоровалась я с ним, подходя к лестнице.

— Доброе утро, Дмитриева, — Лебедев изобразил на своем лице напускную серьезность, а я не удержалась и тихо прыснула от смеха. Затем он достал телефон и снова начал что-то печатать, пройдя мимо меня.

И, сгорая от нетерпения, я, поднявшись на второй этаж, забежала в женский туалет, дрожащими руками достала из кармана черных брюк телефон и открыла по очереди два непрочитанных сообщения.

«Забылся. Сейчас исправлюсь».

«Дмитриева, ты вообще способна держать себя в руках?»

Подумав, я начала набирать ответ, который, на мой взгляд, являлся по-настоящему честным.

«С каждым днем все меньше и меньше. А ты?»

И, к моему удивлению, ответ пришел практически молниеносно.

«Я всегда считал, что у меня ангельское терпение, но ведь это же ты у нас теперь „ангел в синей форме“! Все лавры новичкам! Ну что за несправедливость! Он, кстати, номер твоего телефона просил! Естественно, я не дал!»

И, не удержавшись, я засмеялась в голос, потому что практически слышала в своей голове, каким издевательски-насмешливым тоном мог произнести эти слова Дмитрий Николаевич.

***

Размеренный, скупой на происшествия или хоть на что-нибудь интересное день в школе подходил к концу. Пересказывая длиннющий топик на дополнительном уроке английского языка, я откровенно пялилась на часы, сожалея, что не обладаю супер-способностями и не могу ускорить ход минутной стрелки. Если мне и не нравился какой-то предмет — так это были физкультура и английский язык. Терпеть не могу. Но и отставать по ним непозволительная роскошь. Так что пришлось заставить себя оторваться от часов и сосредоточиться на пересказываемом тексте.

— Достаточно, — Елена Владимировна зевнула в кулак и положила на стол ручку, которую до этого крутила в пальцах. Видно, что она и сама устала, но занятия есть занятия. Оплачено, как говорится. Надо работать. — Тяжело запоминаются?