Твари Господни (СИ) - Мах Макс - Страница 37

– Ну? – спросила она, все еще пытаясь понять, о чем сердце вещует. – Что?

– Все то же, – пожал плечами Алекс. – Жив твой дяденька, хотя и не сказать, что б здоров. У него сегодня утром как раз кровь на анализ брали. Написано, "Без изменений".

"И что это значит?"

– А мы куда, собственно? – как спросонья тараща глаза и оглядываясь по сторонам, спросил Алекс. – Мы же, вроде, в Мюнхен собирались…

– Будет тебе, золотко, и Мюнхен, – ответила за всех Дама Пик. – И чайник со свистком. Сейчас вот только пообедаем скоренько, и вперед.

– А!

– Не "А", – поправила его не на шутку развеселившаяся Лиса. – А "О!"

– Ты начальник, – снова пожал плечами Алекс. – Прикажешь, чтобы было "О", "о" и будет.

– Поговори мне, – усмехнулась Лиса, хорошее настроение которой так еще и не прошло. – Оставлю без сосисок.

– Или без пива, – добавила она после краткого, но "многозначительного" раздумья. – Без пива обидней, как полагаешь?

– Да ладно тебе, – махнул рукой Алекс. – Я что?! Я ничего.

– Вот и я ничего, – мурлыкнула Лиса, сама себе удивляясь. Такого хорошего настроения у нее, кажется, и в самом деле, полжизни не было.

– Приехали, – сообщил Черт, останавливая машину и выключая мотор. – Лишнего не говорите. По всей стране "осадное положение".

– А ты откуда знаешь? – удивленно округлил глаза Алекс.

– А что, правда? – сразу же насторожилась Пика.

– Да, – признал Алекс, все еще ошарашенный заявлением Черта. – Как раз полчаса назад объявили. Ты что, Черт, тоже можешь?!

– Нет, – равнодушно ответил Черт, открывая водительскую дверцу и вылезая наружу. – Я их просто знаю. Всех.

"Знает", – признала Лиса и, мысленно пожав плечами, пошла ко входу в ресторан.

Что тут скажешь? Смешно было предполагать, что после того, что она натворила во Франкфурте, немцы не поставят на уши все свои спецслужбы. Что-что, а складывать и вычитать они за полвека вряд ли разучились. Да и вообще, не надо было быть шибко умным, чтобы догадаться что их собственный "почетный ариец" – пусть и случайно – нарвался на свою и их беду на кого-то, оказавшегося спецназу не по зубам. А то, что этим кем-то по случаю оказалась она сама, дело второе. Был бы кто-то другой, все обстояло бы точно так же: "осадное положение", и все вытекающие из него прелести. Однако забивать всем этим голову, Лиса не стала. Что сделано, то сделано, и сделанного, как говорится, не воротишь, тем более, что у нее все равно другого выхода не было. А расставаться с гулявшей и певшей в крови весной никак не хотелось. Иди, знай, случится ли с ней еще когда-нибудь такое чудо, и, даже просто, удастся ли до такого случая – "Если даже!" – дожить.

"Все там будем", – решила она, отправляя эту лишенную, впрочем, эмоциональной окраски, но все-таки неподходящую к нынешнему настроению мысль в "мусор", и толкнула стеклянную плиту двери.

Несмотря на то, что бензоколонка на междугородней трассе место по-определению бойкое, в зале ресторана народу оказалось на удивление мало. Лиса окинула его беглым взглядом и, не заметив ничего подозрительного, направилась к пустому столику у окна.

"Волков бояться, в лес не ходить", – она села так, чтобы видеть весь зал и, заодно – привычка вторая натура – входную дверь, оставив Черту сомнительное удовольствие "любоваться" парковочной площадкой, а даме Пик – следить за дверью в служебные помещения. От Алекса, как всегда, толку было, как с козла молока, но любила она его не за это. Лиса взглянула на Алекса, увидела "плывущий" взгляд своего оператора и без стеснения ткнула ногой в колено.

– Очнись, умник! – фыркнула она. – Кушать подано!

– Что? – встрепенулся Алекс, "просыпаясь" в очередной раз. Увы, но, как знала Лиса, это являлось общей слабостью всех, без исключения, операторов. Стоило человеку один раз попробовать, что это такое, "летать в эфире", и он подседал на это развлечение, как на наркотик, будучи уже не в силах отказаться от "кайфа" и, улетая при первой же представившейся возможности.

– Ничего, – ответила она, с трудом проглатывая мельтешащую на губах улыбку. – Но в следующий раз получишь по яйцам.

– Извини, – виновато улыбнулся Алекс. – Фильм не досмотрел.

– Что за фильм? – спросил Черт, который, насколько знала Лиса, имел в жизни ровно два увлечения. Черт писал стихи и ходил в кино. Что характерно, видик он почти никогда не смотрел. Он любил именно кино.

– Что за фильм? – спросил Черт и помахал рукой официантке.

– Американский, – ответил Алекс, закуривая. – Матрица называется. В следующем месяце выходит.

– Про что там? – спросила Пика, но в этот момент к их столику подошла официантка, и они занялись заказом. Впрочем, при ближайшем рассмотрении, меню не блистало разнообразием, так что "суп-гуляш" – почему-то по-чешски – баварские сосиски с кислой капустой и отварным картофелем и, разумеется, Ханен Альт, потому что, как же без пива, если такой обед? Никак.

"Никак, – весело пропела она в душе, предвкушая вкусный горячий обед и холодное пиво. – Совсем никак".

Взгляд ее скользнул по черноволосой девушке с бледным нездоровым, но изысканно красивым лицом, сосредоточенно хлебавшей суп из глиняного горшочка, остановился на мгновение на блондинистой мамаше, пытавшейся втолкнуть в своего трехлетнего сына кусок шницеля, и снова вернулся к брюнетке за столиком у противоположной стены. Что-то зацепило Лису, когда она "мазнула" взглядом по девушке, но что именно, она не поняла. Ничего путного не вышло и со второй попытки. Девушка, как девушка. Молодая и красивая, но что с того?

"Или меня с живи снова на теток повело?"

В любом случае, опасности эта девушка не представляла. Однако при взгляде на нее в сердце Лисы возникло какое-то неясное, но отчетливо тревожное чувство. В чем тут дело? Возможно, в том особом типе красоты, которым она была отмечена, утонченном, даже изысканном, но, в то же время, хищном.

"Коршун или сокол, – решила Лиса, рассматривая незнакомку. – Или еще кто-то, но той же породы".

Девушка неожиданно подняла взгляд от своего супа, и их глаза встретились. У брюнетки оказались глаза пронзительной синевы, равнодушные, как синь небес или морских глубин. Лису как будто морозом обожгло, и, улыбнувшись в знак извинения за чрезмерно пристальное внимание, она поспешила отвести взгляд.

"Вот же б-дь!" – выругалась она про себя и посмотрела на экран телевизора, на который уставились – позабыв о стынущей в тарелках еде – средних лет мужчина и женщина, обедавшие за столиком слева от Лисы.

"А эти что вылупились?"

Но тут как раз никакой загадки не было. По телевизору показывали "отретушированные" контрразведкой картины ужасов Франкфурского аэропорта. Лиса с минуту посмотрела репортаж, дивясь тому, как ловко можно выдать одну трагедию за другую, и снова посмотрела на мужчину и женщину. Это были простые люди, не обученные скрывать свои истинные эмоции, и, совсем немного за ними понаблюдав, Лиса пришла к выводу, что твари эти, несмотря на всю свою "простоту", прекрасно понимают, что агентство новостей им попросту пудрит мозги. Это – увы – было не ново. Судя по всему, о том, что на самом деле происходит в мире, знало множество людей, знало, но продолжало молчать.

"Почему они молчат? – от хорошего настроения и следа не осталось. – Почему!?"

12

– Почему они молчат? – спросила тогда Лиса. Впрочем, не так. Не спросила. Это был крик души, результат, возможно, последнего в ее жизни кризиса, когда в очередной раз – увы, не в первый – она ощутила себя среди "рушащихся стен". Мир исчез в огне ненависти и отчаяния, в дыму страха и непонимания. И она пришла к единственному, известному ей тогда, человеку, к тому, кто, может быть, знал что-то, чего все еще не знала Лиса, или просто не могла понять.