Бои на Карельском перешейке - Гурвич М. "Составитель" - Страница 50

Устроившись на наблюдательном пункте, приступили к работе, но, видимо, мы были замечены, так как противник открыл огонь. Положение становилось напряженным, а уходить нельзя: именно отсюда удобнее всего подавить вражеские точки. Принимаю решение: оставаться здесь и немедленно открыть огонь. Работа на наблюдательном пункте требует спокойствия и сосредоточенности. Чуть отвлечешься и сразу можешь напутать в расчетах, а ошибка в расчете обесценивает работу всей батареи. Она может сорвать выполнение задания и обойтись дорого для сотен людей.

Еще в период боевой учебы в мирных условиях я натренировал себя так, что полностью отдавался наблюдению и расчетам, не реагируя на посторонние звуки или разговоры, не обременяя сознания посторонними мыслями. Лучше всего удавалось мне это тогда, когда я что-нибудь напевал, т. е. напевал один мотив, беспрестанно повторяя одни и те же слова. Это как бы создавало заслон, отгораживающий мое сознание от всего постороннего, рассеивающего. Так было и в данном случае. Открыл огонь, начал корректировать стрельбу и невольно затянул какую-то песенку. Лежу, наблюдаю, рассчитываю, передаю команды, весь погрузившись в работу. И вдруг, неожиданно для меня, эта привычка оказала мне услугу. Пригибаясь от беспрестанно свистящих пуль, ко мне подполз командир роты и говорит:

— Хорошо это вы придумали. Бойцы услышали, что командир запел, и им радостно стало. Ну, мол, дела хороши, если артиллерист песни поет.

Выслушал я эти слова и промолчал. Пусть, думаю, будет так. Мне важно, чтобы бойцы верили в своего командира, чтобы они доверяли артиллеристу.

В этом бою мы применили неожиданный для финнов маневр. До этого было так. Перед наступлением пехоты проводилась артиллерийская подготовка, причем начинали класть снаряды с переднего края, а затем переносили огонь в глубь обороны противника. Белофинны приметили нашу тактику, и как только мы начинали переносить огонь с переднего края, они спешили скопиться там. Поэтому даже после успешной артподготовки финны часто встречали нашу пехоту сильным ружейно-пулеметным огнем. Но мы вскоре разгадали эту уловку врага.

После обстрела переднего края мы сделали перенос огня вглубь чтобы дать время финнам перебежать на место, уже обстрелянное нашими батареями. Перенос был ложным, и после него наш огонь вновь обрушился на передний край. Такая тактика артиллерии прямо ошеломила финнов, внесла полное смятение в их ряды. В то же время наша пехота, приучившаяся верить артиллеристам привыкшая спокойно лежать вблизи разрывов своих снарядов, сразу, как только прекратился огонь артиллерии, бросилась в атаку и стала уничтожать оставшиеся силы противника штыком.

Проходили дни, наполненные большими, волнующими событиями Сработанность с пехотой давала себя знать.

N-скому стрелковому полку было приказано произвести разведку боем в районе Пяллиля. В состав разведки были включены артиллеристы. Руководить группой артиллеристов поручили мне.

Утром рота, выделенная в разведку, приступила к выполнению приказа. Двигаться пришлось по лесу. Я шел с левой группой, имея задание — не только обнаруживать огневые точки противника, но и поддерживать в случае нужды действия разведывательной роты огнем своей батареи.

Километра полтора прошли без особого труда. Никаких следов противника и его укреплений обнаружено не было. Но вот лес стал более редким, вдали появились просветы. Приняв меры предосторожности, вышли на край леса. Впереди — большая поляна, в конце которой виднелась линия надолб и проволочные заграждения, дальше — опять лес. Стало ясно: там, за этими укреплениями, притаился враг. Надо было осторожно двигаться дальше и точно разузнать расположение его огневых точек.

Поползли вперед. Но, видимо, за нами уже следили, так как тут же нас стали обстреливать. Мы залегли под бугром, у линии надолб, не досягаемых для вражеских пуль. Между тем противник обнаружил себя выстрелами. Выявилось, что впереди — комбинированный узел из трех дотов. Прорубленные со всех сторон просеки для обстрела делали позиции белофиннов особенно выгодными. Просеки были сделаны так, что они становились заметны только со стороны дота. Как кто-нибудь попадал на просеку, — немедленно подвергался обстрелу. Заношу себе в книжку данные о расположении дотов, приступаю к вычислениям. Затем передаю команду открыть огонь. Нужно заставить врага замолчать, а кроме того, лишить доты маскировки, чтобы разведчики смогли отлично выполнить задание.

Через несколько мгновений раздались разрывы снарядов. Начинаю корректировать стрельбу. Снаряды ложатся близко, в 150–200 метрах от нас. Но залегающая со мною рота стрелков спокойна. С любопытством и интересом они наблюдают разрушительную работу батареи. Под прикрытием нашего огня они уверенно и отважно подползают ближе к вражеским огневым точкам, тщательно разведывая местность вокруг них.

Стрельба продолжалась два с половиной часа. Затем был получен приказ командования: произвести отход разведывательной роты. Наступил наиболее тяжелый момент. Враг, заметив отступление роты, может ударить с фланга, обойти, отрезать дорогу назад.

Принимаю решение: рота пусть отходит, а я останусь, чтобы усиленным огнем батареи снова подавить противника, а потом перенести огонь частично на фланги и не допустить обхода. Рота пошла. Остаюсь вдвоем с телефонистом. Быстро подготавливаю новые данные и приказываю отходить телефонисту. Он должен остановиться на определенном рубеже, передать на батарею новые установки и ожидать меня.

И вот я остался один. Впереди, в каких-нибудь 150 метрах, — противник. Но я не чувствую одиночества и заброшенности. Сознание, что у нас установлено точное взаимодействие с пехотой, вселяет уверенность в победе. Своим огнем я прикрываю отход разведывательной роты. А она, отходя, в свою очередь прикрывает меня пулеметным огнем. Согласованно действуя, мы создали огневой коридор, заставили противника замолчать, не позволили ему даже головы поднять.

Вслед за телефонистом вскоре ушел и я, чтобы задержаться на следующем рубеже. Так, от рубежа к рубежу и прошел весь путь отхода. На исходные позиции мы возвратились, выполнив задание командования. Укрепления противника разведаны и «раздеты»; рота вернулась из сложной разведки боем без единой потери. И всем нам, командирам и бойцам, было ясно, что успеху способствовало прежде всего умелое взаимодействие между пехотой и артиллерией.

В штабе танковой бригады я был назначен командиром 3-й роты. Ее личный состав имел крайне смутное представление о методах борьбы в укрепленных районах. Вообще экипажи не обладали еще должной выучкой, что объяснялось главным образом молодостью командного состава. Предстояло в короткий срок сколотить экипажи, научить их действиям против укрепленного района, да и самому получше «подковаться».

Наметив программу занятий, я приступил к делу. Провел командирскую разведку переднего края укрепленного района, отработал упражнение по курсу огневой подготовки. Много времени было уделено вопросам взаимодействия с подразделениями стрелкового; полка, которым командовал майор Рослый.

Командиры машин и водители ходили в разведку, изучали подходы к дотам, характер противотанковых препятствий. Взаимодействие на наших занятиях осуществлялось полностью. Вместе с пехотинцами, артиллеристами и саперами рота училась в тех условиях, в которых ей предстояло вести бой.

Танкисты стали часто бывать у пехотинцев. Вместе обсуждали, как на данной местности действовать, чем танкист может помочь пехотинцу, и наоборот.

Особое внимание было обращено на готовность пулеметов к стрельбе в условиях больших морозов. Мы вымыли оружие бензином, насухо вытерли, и оно работало безотказно.