Бои на Карельском перешейке - Гурвич М. "Составитель" - Страница 37

И тогда — это было 19 января — командование решило поставить тяжелое орудие на несколько сот метров от дота и прямой наводкой разбить его.

Об этом узнали мы, расчет первого орудия 5-й батареи.

Кто поедет выполнять эту задачу— неизвестно. Приказа никому еще пока нет. В первую же свободную минуту мы собрались в землянку обсудить этот вопрос. Решение у всех одно: немедленно составить рапорт и просить командование части, чтобы эту почетную и ответственною боевую задачу доверяли нам, расчету первого орудия 5-й батареи. Опасались лишь одного: не доверят нам эту задачу, поскольку все мы из приписников, а в части было много орудийных расчетов целиком из кадрового состава. Но мы успокаивали друг друга: ведь хотя мы и «приписники», но наше орудие по быстроте и точности стрельбы считается передовым в полку.

Рапорт тотчас же был составлен и подписан всеми номерами орудийного расчета. В рапорте мы поклялись, что доверие командования, доверие народа и любимого Сталина оправдаем с честью и выполним задачу только отлично.

Когда принесли рапорт в штаб части, то оказалось, что туда уже поступило двенадцать таких рапортов. Расчеты других орудий раньше нас узнали о предстоящей опасной задаче. Я но суеверный, но подумал — наш рапорт по счету тринадцатый. Чертова дюжина! Вот нам и не повезло.

Огорченный, я обратился к комиссару части орденоносцу тов. Мартынову.

— Товарищ батальонный комиссар, мы поздно узнали и поэтому опоздали. Идти сейчас к бойцам с отказом — это лучше не ходить.

Он мне говорит.

— Не волнуйтесь, поедете вы, так и передайте бойцам. Окончательный ответ — завтра.

— Есть так передать!

А сам думаю: «Комиссар, наверно, всем так говорит».

С нетерпением ждали завтрашнего дня. Комиссар свое слово сдержал в точности. Нашему орудию — первому — было доверено прямой наводкой громить белофинские логовища — доты. Все мы чувствовали себя именинниками. Днем еще раз проверили орудие, все до винтика, пришили к гимнастеркам свежие воротнички, чисто выбрились. С наступлением темноты отправились на намеченную огневую позицию, чтобы под прикрытием ночи оборудовать ее, до рассвета подвезти на тракторе орудие и с рассветом взяться за выполнение боевой задачи.

Ползком, с инструментами, добрались до огневой позиции. При сорокаградусном морозе дружно взялись за работу под орудийный гром и пулеметную трескотню. Хотя эта музыка и не такая уж веселая, но настроение у всех было замечательное, работа как-то особенно спорилась.

Огневая позиция готова. Теперь предстояло самое сложное дело — подвезти на тракторах орудие и поставить его перед носом белофиннов так, чтобы они не заметили. Чтобы замаскировать движение орудия и самую установку его на огневой позиции, одному дивизиону было дано задание — вести непрерывный огонь по дотам.

Нам удалось благополучно подвезти и установить орудие.

Когда чуть-чуть забрезжило, стали смутно вырисовываться очертания дота. Рассветало медленно. Ночь словно нехотя уступала место ясному морозному дню.

Выбираю ориентиры, на глаз прикидываю дистанцию и ставлю прицел. Докладываю:

— Орудие готово.

Командир батареи старший лейтенант Трунов подает команду:

— Огонь!

Первый снаряд — мимо. Беру поправку: опять мимо. Беру поправку на волосок, на пол-волоска. Все мимо! Ругаю себя, как только умею. А потом опыт показал, что пока орудие не укрепилось, оно прыгает, перемещается, а я на эти перемещения поправки не брал.

Восьмой снаряд угодил уже прямо в дот, в башню с амбразурами. За ним туда же летят девятый, десятый и т. д. Смотрю— башня не падает. Навожу под башню, выпускаю десятка три снарядов, разбиваю амбразуру, крепление башни, затем даю выстрел по самой башне… и она падает с дота.

С первого же нашего выстрела по доту белофинны словно с ума сошли. Они открыли по нашему орудию бешеную стрельбу из нескольких батарей шрапнелью и гранатой, минометный и пулеметный огонь. Тяжелые снаряды рвались справа, слева, сзади, спереди. Но мы работали без малейшего замешательства. Мешали нам только снаряды, которые разрывались впереди, поднимая вверх огромные столбы снега и земли. Это затрудняло наблюдение за дотом и ориентиром.

Двумя тяжелыми снарядами разбило наш бруствер. Несколько раз нас засыпало комьями мерзлой земли, поднятой разрывом, но каждый боец уверенно продолжал делать свое дело, горя желанием скорее разбить логовище врага, решить боевую задачу отлично!

Ящичному А. И. Головкину осколком снаряда разрезало щеку, кровью ему залило всю фуфайку и брюки; потом кровь перестала литься и запеклась на щеке. Мы были так увлечены стрельбой, что никто не заметил ранения Головкина, не заметил его и сам Головкин.

Снарядному Е. К. Булахову разбило осколками руку. Ему предложили немедленно эвакуироваться с огневой позиции, над которой хлестала свинцовая гроза. К тому же с одной рукой он был нам плохим помощником. Булахов уйти отказался и продолжал работать здоровой рукой. В течение всей стрельбы с нами находились наши непосредственные начальники: командир 2-го дивизиона старший лейтенант Лебедев и командир батареи старшин лейтенант Трунов.

Когда мы выпустили последние снаряды по доту, тов. Лебедев сказал:

— Задача выполнена отлично!..

К вечеру мы вернулись на свои старые, закрытые, огневые позиции. Нас все поздравляли и считали счастливцами. Да, мы действительно были счастливы, так как с честью выполнили свои обязательства, причем без единой потери.

В этот, навсегда памятный для нас день орудийный расчет работал в следующем составе:

За командира орудия — помощник командира взвода Леонтьев Петр Михайлович, слесарь 1-го граммофонного завода (ныне Герой Советского Союза).

Наводчик — Яковлев Василий Николаевич, директор одного из ленинградских ресторанов (ныне Герой Советского Союза).

Замковый — Банеев Леонид Павлович, ленинградский кровельщик (награжден медалью «За отвагу»).

Снарядный — Булахов Ефим Кириллович, литейщик завода «Центролит», Ленинград (награжден медалью «За отвагу»).

Зарядный — Блинов Иван Иванович, завхоз 1-й ленинградской! школы Ленинского района (награжден медалью «За отвагу»).

Установщик — Вайнелович Антон Викторович, грузчик Ленинградского порта (награжден медалью «За боевые заслуги»).

Ящичные — Головкин Андрей Иванович, рабочий артели «Выборгский обувщик» (Ленинград), и Бунеев Антон Семенович, грузчик Ленинградского порта (награжден орденом Красной Звезды).

Тракторист — Ворона Андрей Тарасович (награжден медалью «За отвагу»).

Весь состав расчета — приписной, мобилизованный в Красную Армию в 1939 году.

С того памятного дня прошло две недели, как мы не выезжали для стрельбы прямой наводкой. 8 февраля 1940 года мы опять получили эту любимую работу. На этот раз нам дали задание разгромить не один, а несколько дотов.

Командир дивизиона тов. Лебедев и командир батареи тов. Трунов выбрали очень удобную огневую позицию; с нее можно было разбивать доты, расположенные справа, слева и впереди. Но белофинны стали в это время еще злее. Когда товарищи Лебедев, Трунов, инструктор пропаганды полка политрук Лапанов, замковый Банеев, снарядный Панягин, помощник командира взвода Леонтьев и я поползли к огневой позиции, белофинны осыпали нас стальным градом. Приходилось по пути неоднократно зарываться в снег. Нужно было добраться в намеченное место, разрыть снег, чтобы подготовить площадку для орудия, и опять — самое сложное (сложнее, чем в первый раз, когда мы работали в темноте) — подвезти при дневном свете орудие на тракторах и установить его.

Во время подготовки огневой позиции выбыл из строя снарядный В. В. Панягин. Ему пулеметной очередью, когда он лежа разрывал снег, пробило грудь и живот. Он был еще жив, но в безнадежном состоянии. Мы хотели положить его на лыжи и эвакуировать к своим.

— Не несите меня никуда, — возражал наш славный товарищ, — не теряйте времени… Бейте гадов крепче!..

И это были его последние слова. Мы доставили его на медицинский пункт, где он скончался.